Макс Бременер - Тебе посвящается
Дальше Валерий некоторое время не слушал. К чему? Какие можно извлечь уроки из того, чего на самом-то деле — он знает — в жизни не было?.. Он только следил с полусонным любопытством за движением руки председательницы совета дружины: кажется, много уже написала…
Потом Зинаида Васильевна возвысила голос. Валерий заставил себя прислушаться.
— Саблин не смеет этого утверждать… У нас некому и некого бояться! У нас замечательная школа, из которой вышли такие всем известные люди…
И она назвала действительно славные имена людей, которые окончили 801-ю школу в предвоенные годы.
— И это вымысел, товарищи, — заканчивала Котова, — что мы молчим о неблагополучии, опасаясь уронить себя в глазах района. Мы не молчим. Могу сказать для доказательства, что мы, например, вовсе не собираемся замазывать выходку Кавалерчика. Вся комсомольская организация будет обсуждать дело Бориса Кавалерчика, который пытался у нас сеять страх. — И тем ровным голосом, которым сообщают иногда особенно тревожные новости, Зинаида Васильевна пояснила: — Сегодня, во время урока географии в девятом «А» Кавалерчик крикнул: «Бомба!»
— И никто не испугался! — отчетливо, задорно добавила Лена Холина в наступившей тишине.
— В этом мы разберемся самым подробнейшим образом, — заключила Котова.
Тут поднялся со своего места Гайдуков.
— В сущности, — заключил Игорь, — тут все сказано. В поступке Кавалерчика мы, конечно, разберемся. Я лично думаю… — Секретарь комитета замолк, наморщил лоб и затем продолжал твердо: — Думаю, что достаточно будет обсудить проступок Бориса на комсомольской группе. Не вижу нужды, чтоб этим занималась вся комсомольская организация. Нет, по-моему, такой нужды. А вообще дисциплина у нас, к сожалению, хромает. Надо будет подтянуться. Об этом правильно говорили и Зинаида Васильевна и Саблин.
Больше никто не брал слова. Председательница совета дружины достала промокашку — такую же идеально чистую, гладкую и твердую, как ее форменный фартук, — прикоснулась ею к непросохшим строчкам, после чего бесшумно подула на них и спрятала тетрадь. Заседание кончилось.
В раздевалке Валерия остановил Игорь.
— Валер! — Он хлопнул Саблина по плечу. — Я что-то не уразумел, что ты сегодня отмочил. Мне показалось, ты поначалу в философию ударился, я и не стал слушать. Потом, смотрю, тебя Зинаида костит… Ты насчет чего толковал?
— Ладно, проехали семеро на одном колесе, — ответил Валерий пасмурно и пошел к дверям.
— Постой! — попросил Игорь.
Валерий обернулся.
Игорь минуту молчал, должно быть ища слова. Потом просто протянул Валерию руку.
— Брось, Валер, — сказал он негромко, — это дело перекурим как-нибудь.
Валерий не отвечал, с болью сознавая, что не может вот так, легко, простить Игоря и дружить снова, ничего не затаив.
— Будь здоров, — пробормотал наконец Валерий и, на мгновение сжав протянутую руку Игоря в запястье, быстро пошел прочь.
Он шагал по переулку, и в голове вертелась одна мысль: «Игорь не друг, Игорь не друг!..»
Валерий не знал, что в действительности это не так.
Игорь ценил дружбу Валерия и ни в коем случае не желал ее терять. Он просто не всегда верил в серьезность и нужность занятий, на которые как секретарь комитета комсомола тратил немало времени. Случалось, что Гайдуков — порой лениво, порой ретиво — занимался делами, которые считал пустопорожними. Но Валерий не догадывался об этом.
И Валерий переживал крушение дружбы. Он то растравлял свою рану, то думал о другом, тоже невеселом. Неужели теперь начнут «казнить» Бориса?.. К чему?
Он был убежден, что Кавалерчик не может принести школе вреда. Не может, нет!
Валерий ощутил вдруг усталость; голова обрела вес, ноги стали ненадежно легки, — так бывает поздним вечером, после долгих часов труда, когда завтрашний день не обещает радостей. Тут его догнала Лена и окликнула:
— Саблин!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
— Лена, — сказал Валерий виновато, — я Макаренко не вернул. Ты извини. Завтра принесу.
— А хочешь, — ответила она, слегка задыхаясь (видно, запыхалась, догоняя его), — я тебе его подарю? Ты сегодня замечательно выступал! Я тебе это хотела сказать.
— Нет, серьезно?.. — спросил он, в одно время и просияв и оробев.
— Ты просто умник, вот кто! — энергично закончила Лена.
— Да нет… — запротестовал он. И, словно бы оправдываясь, добавил: — Ну, в самом же деле, такое безобразие у нас в школе творится! Хорошо бы, мы одни терпели, — главное, малышам от хулиганья достается!
— Вот их обязательно надо как-то защитить, Валерий… Что-то придумать. Пока наш комитет повернется… — Лена с досадой махнула рукой. — В общем, получается: на комитет надейся, а сам не плошай.
— Я, конечно, пока что плошаю, Лена, ты права, — сказал Валерий, принимая все на свой счет. — Но как, конкретно, быть? — Он, раздумывая, закусил губу.
— Сегодня уже поздно… — Лена помедлила немного. — Может, завтра вместе что-нибудь придумаем? Завтра ведь воскресенье.
Действительно, воскресенье. А он и позабыл… Обыкновенно же в субботу это часто вспоминается. Значит, завтра свободный день, и они с Леной увидятся не в школе!
— Давай, верно, попробуем придумать, — проговорил он, не выказывая радости. — Может, что получится…
Оставалось условиться, где они встретятся, но об этом Валерий стеснялся спросить. Он пробормотал только:
— У тебя телефон есть?
— Нет. А у тебя?
— Есть. В коридоре у нас. В общем, есть.
Он записал ей номер своего телефона, и Лена, прощаясь, пообещала:
— Я позвоню тебе завтра часа в два.
…С десяти часов утра Валерий стал бегать на телефонные звонки. Он не мог допустить, чтобы трубку снял кто-нибудь, кроме него. Вдруг у Лены в плане дня что-либо переменится, она позвонит не в два, а раньше, к телефону подойдет домработница соседей Алена и, не расслышав, как это с ней бывает, кого просят, скажет: «Таких нет. Частна квартира»… И Валерий без устали бегал в коридор на звонки.
До двух она не позвонила. В два Валерий, выйдя в коридор, в упор посмотрел на телефон, но тот был безмолвен. Валерий простоял возле него несколько минут, держа руку на трубке. Звонок не раздавался. Он снял трубку, услышал гудок: аппарат был исправен.
Валерий вернулся в комнату, присел. Посмотрел на часы — пять минут третьего. Тут он вспомнил, что Лена обещала позвонить «часа в два». Часа в два, а не в два часа! Значит, есть еще время.
Мать, лежавшая на диване с журналом, встала, потянулась и, лениво коверкая слова в длинном зевке, слегка посетовала себе под нос:
— Что-то ты сегодня, Валерик, неприкаянный какой-то… — Потом совсем другим голосом, озабоченным и внятным, она проговорила: — Надо тебе сегодня ушанку покупать. В кепке уже холодно, а прошлогодняя твоя зимняя — совершенно куцая; я вчера вынула из нафталина.
— Прохожу в кепке, — отозвался он беспечно.
Да он скорее с непокрытой головой встретил бы зиму, чем ушел из дому сейчас, когда, может быть, еще позвонит Лена!
— Ну, это ты брось, — сказала мать категорически. — Пойдем-ка.
— Мама, я не могу, — ответил он.
Он и вправду не мог — и не только уйти. Ожидание поглощало его без остатка. Он не мог продолжать донельзя будничного пререкания. Чем привычнее было все вокруг, тем невероятней казалось, что эта обычность нарушится звонком Лены.
Ольга Сергеевна не расспрашивала и не настаивала. Она деловито обмерила голову Валерия клеенчатым сантиметром. Отбросив сантиметр в ящик, плотно прижала ладонь к его лбу. Потом отняла ладонь, пристально посмотрела ему в глаза:
— Здоров? — и отправилась за шапкой одна.
Стало немного легче. Телефон, однако, молчал. Обострившимся слухом Валерий уловил, что кто-то в коридоре снял трубку. Оказалось, что сосед, шестиклассник Женя, собирается звонить приятелю, чтоб узнать у него, как решить задачу по алгебре. Валерий тотчас сказал, что поможет ему сам. И телефон, оставшийся незанятым, зазвонил наконец. Женя крикнул:
— Валерий, тебя!
Валерий нарочито медленно, чтобы утишить сердцебиение, подошел, кашлянул и, изловчившись, произнес почти равнодушно:
— Да?..
— Валер, ты? — услышал он и, еще не зная, кто это, испытал опустошительное разочарование: голос был мужской. — Чем занимаешься?..
Теперь Валерий узнал Игоря Гайдукова. Он не обрадовался. В ту минуту его волновало только одно: Игорь занимает телефон. Игорь же сначала очень обстоятельно рассказал о спектакле в ТЮЗе, на котором только что побывал, потом подышал в трубку и спросил:
— Как, серчаешь еще?
— Да, — ответил Валерий.
— Вот я и слышу, — сказал Гайдуков. — Так вот, брат, не виноват я перед тобой. По трем, значит, причинам…
