Юрий Вийра - Самые веселые завийральные истории
— Каротин и витамин А — одно и то же. Капайте им в пищу по нескольку капель.
О чудо! Уже через несколько дней глаза у львов округлились и заблестели. Стоило мне приблизиться к клетке, как львы радостно виляли хвостами и издавали приветственный рык. Я брал их на поводок и выгуливал по дорожкам зоопарка.
Вот во время такой прогулки я и повстречал твою будущую маму. От аллергии ее глаза превратились в щелочки, она почти ничего не видела и вместо парикмахерской забрела в львятник. Мама наткнулась на льва и потрепала его по загривку:
— Какой у вас большой чау-чау! — она приняла льва за собаку.
Я объяснил ей, что это лев.
В ответ мама покраснела и мотнула головой:
— Нет, я не замужем, — от аллергии она к тому же и плохо слышала.
Мы стали гулять по зоопарку: я по одну сторону льва, мама — по другую. Потом мне пришлось взять ее за руку — сослепу она то и дело устремлялась в кусты или норовила шагнуть в бассейн к тюленям. Через некоторое время мама глубоко вздохнула и призналась, что до этой прогулки она никогда не чувствовала себя в такой безопасности. Мы выгуляли львов и, обменявшись телефонами, распрощались.
В один прекрасный день я явился к ней с цветами.
Дверь открыла совершенно незнакомая девушка, стройная, большеглазая, в голубом нейлоновом халатике.
Я поздоровался и спросил:
— Вы Машина подруга, да?
Она ответила:
— Нет, я Маша. У меня аллергия прошла, видите? — она потрясла на ноге стоптанным шлепанцем; новые тапки стояли у стены, как лыжи…
— Кстати, ты не помнишь, входил ли в состав этих полезных конфет витамин Ч?
— Не помню. А что от него случается?
— Голова начинает чесаться.
— Ой, у меня уже зачесалась!
— Придется немедленно помыть.
— Папа, я знаю: никакого витамина Ч не существует! А голову я сама сегодня собиралась помыть, ясно?!
О вреде и пользе прокалывания ушей
— Папа, у половины нашего класса проколоты уши, а вторая половина — мальчики.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я тоже хочу проколоть уши.
— Зачем?
— Для сережек.
— Сережам больше нравятся девочки с проколотыми ушами?
— Да нет! Сережки — не мальчики, а украшения. Аня Манасян рассказывала, что ей уши продырявили из пистолета.
— Какой ужас! А если бы промахнулись?!
— Папа, ты что?! Это же специальный пистолет.
— С глушителем?
— Не знаю. Она говорит, что это совсем не больно: чик — и готово.
— А мне кажется, что безопасней из лука. Привезем с дачи лук со стрелами, и я тебе прострелю уши. Как Вильгельм Телль.
— Вильгельм Телль стрелял не в уши, а в яблоко. Нет, из лука не надо. Я боюсь, что ты его опять сломаешь.
— А из пистолета не боишься?
— Немножко боюсь.
— А Клара Карловна не боялась.
— Какая Клара Карловна?
— «Учи-ительница пе-ервая моя-я!» — с чувством пропел папа.
— Я забыла: она была пираткой, да?
— Точно. Я был юнгой на пиратском бриге, и Клара Карловна учила меня письму и математике. А раньше она работала учительницей пения в начальных классах. Как в песне поется: «Учительница пе-ения вышла из терпе-ения!» Однажды на уроке ребята совсем расшалились, и она сказала: «Хватит! Хочу тишины и покоя!» — и ушла в пираты. А все пираты носят серьги: мужчины — в одном ухе, женщины — в обоих. Клара Карловна выхватила из-за пояса пистолет и — бах! бах! — прострелила себе мочки ушей.
— Но от пуль же получаются большие дырки?!
— Так у нее и уши были дай боже! У нее все было большое. Я помню, как она гладила меня по голове своей большой рукой.
— У тебя ноги подгибались, да?
— Нет. Рука была легкой, как пух. Но она бывала и другой. Знаешь, как мы захватывали корабли? Вооруженные до зубов пираты выстраивались по росту вдоль борта. Обычно я стоял последним. Клара Карловна обходила строй и шлепала нас одного за другим пониже спины. Если корабль противника находился близко — шлепала слегка, если далеко, на горизонте, то шлепок был сильным. Мы перелетали на чужой корабль и кидались в бой. А вместо сережек моя первая учительница носила настоящие якоря.
— Но это же некрасиво?!
— Еще как красиво! Якоря были с королевского корабля: из чистого золота, усыпанные крупными бриллиантами.
— Тяжелые?
— Очень тяжелые. Такой якорь и сто человек не поднимут. Однажды эти сережки спасли ей жизнь. Клара Карловна загорала в шлюпке посреди океана. Она была в красном бикини — это такой очень открытый купальник…
— Папа, я знаю!
— …и в больших модных солнцезащитных очках. Вдруг откуда ни возьмись появились сто вражеских кораблей — целый флот! Окружили нашу красавицу со всех сторон, пушки навели, в рупор кричат: «Сдавайтесь, Клара Карловна!» Она не растерялась. Достала из-под банки — так скамейки в шлюпках называются — свою шкатулку с драгоценностями. Нацепила сережки — и шлюпка под тяжестью якорей сразу пошла ко дну. Легкие у Клары Карловны тоже очень большие, и она спокойно провела под водой не меньше часа. Вражеский флот тем временем бомбил пустой океан. Ядра опускались на дно и ложились на песок вокруг шлюпки. Клара Карловна не привыкла сидеть сложа руки. Она собирала и складывала ядра в шлюпку.
Через час эскадра расстреляла весь боезапас. Тогда, убрав сережки в ларец, Клара Карловна всплыла и забросала корабли ядрами. Она бы их все потопила, если бы они вовремя не сдались. Адмирал флота не мог глаз отвести от загорелой пиратки в красном купальнике и первым поднял на фок-мачте своего корабля белый флаг.
— Федя тоже с меня глаз не сводит. Сегодня на природоведении Зинаида Ивановна ему даже замечание сделала.
— А Феде понравится, когда ты себе уши проткнешь?
— Конечно, понравится… Хотя, может, пока не прокалывать, а? Это же в поликлинике делается, а сейчас эпидемия гриппа — еще заразимся там.
— Ладно, дочка, не будем. Ты меня уговорила.
О вреде и пользе прогулов
— Папа, ты прогуливал уроки?
— Нет. То есть…
— Значит, прогуливал. А какие уроки?
— Угадай сама, по какому предмету я учился хуже всего?
— Сейчас подумаем. С математикой у тебя все хорошо, с литературой — тоже. Историю ты любишь… Английский, правильно?!
— Точно.
— И как ты прогуливал?
— В кино ходил, по городу гулял. Как-то раз даже в Африку от контрольной сбежал.
— Каким образом?
— У меня был сосед-летчик. Мы играли с ним в шашки на желание. Он проиграл и должен был выполнить все, что я попрошу. Разумеется, в разумных пределах. Вот я и сказал: у меня каникулы, возьмите с собой в Африку.
— Обманул летчика, да?
— Почему обманул?! Я просто умолчал, что каникулы я себе сам устроил. И мы отправились в Африку. Летим на бреющем полете…
— Это как?
— Низко, над самым лесом, то есть джунглями. А у летчика привычка была: на бреющем полете он брился. Открыл кабину, чтобы ветерок обдувал, и зажужжал электробритвой. И вдруг в кабину залетела громадная зеленая муха цеце. А эти мухи — разносчицы сонной болезни. Укусила она летчика, и он крепко заснул. Я занял его место и посадил самолет на поляну среди девственного леса…
— Ты управлял самолетом?! Сколько тебе тогда лет было?
— Это случилось в одиннадцатом классе — значит, шестнадцать. А управлять — летчик по дороге научил. Выбрался я из кабины и пошел прогуляться, ноги размять. И вдруг меня окружили воинственные африканцы, копья наставили и увели в глубь леса. Что они хотели со мной сделать, не знаю, но вид у них был очень кровожадный. И тут я заговорил по-английски.
— Зачем?
— Как зачем?! А на каком языке с ними объясняться? Не на финском же?
— А ты финский знаешь?
— Нет. Но негры были для меня иностранцами, а английский — единственный иностранный язык, на котором я мог связать два слова. И мне повезло — вождь этого племени оказался выпускником то ли Оксфордского университета, то ли Кембриджа — и в совершенстве владел английским.
— И вы с ним разговорились?
— Нет, наоборот. Он услышал мое ужасное произношение и, зажав уши руками, кинулся бежать. Его соплеменники не поняли, что к чему, и дисциплинированно устремились за вождем. Я тоже дал деру, только в противоположную сторону. И очень скоро оказался окруженным другими африканцами. Вот тут-то я натерпелся!
— Тебя хотели съесть?
— Хуже. Вождь этого племени окончил Университет дружбы народов и говорил по-русски. В память о России над входом в его хижину висел выцветший бледно-розовый лозунг «Миру — мир!» Живя в Москве, будущий вождь фотографировался со всеми своими друзьями и подругами, а тех и других у него была тьма-тьмущая. И мы три часа без передышки смотрели фотоальбомы. Он тыкал черным пальцем с розовым ногтем в очередную фотографию и, широко улыбаясь, пояснял: «Это Катя… Это Вера… Это Зоя… Это Алексей…» Потом он устроил перерыв и ушел распорядиться насчет обеда, и я удрал.
