Ульф Старк - Пусть танцуют белые медведи
Они мне ни в жизнь не поверили бы! Раз даже Асп не поверил.
— Да он просто оторопел, — сказал я и легонько пихнул их.
— Ага, ты бы видел его рожу! Распалился — вот-вот забулькает!
— Словно лавина, — вставил Рыбная Тефтеля, он не сечет в природных явлениях. Видимо, хотел сказать «лава».
— Точно, — согласился Пень и вцепился в мою куртку. — Это надо отметить, вот что! Пошли с нами!
— У меня сотня есть, — сообщил Данне, и все еще больше возликовали. — Мать мне дала, чтобы я себе новый пуловер купил. А по мне и этот хорош, верно?
Он распахнул куртку, чтобы мы могли полюбоваться на его пуловер. На старый, который он носил, почти не снимая. Спереди Ди Снайдер показывает язык — такой длинный, что кажется, будто певец оттягивает его своими наманикюренными ногтями.
— Все с ним в порядке! — заявил Пень. — Классный прикид. Пошли!
Я был бы рад пойти с ними. Я знал, как все будет. Для начала мы заглянем в кондитерскую. Горло прополоскать да пооколачиваться у игровых автоматов и послушать их чириканье. Может, сыграем пару партий, и я даже позволю Данне обставить меня, так — из чистого благородства. Пусть потом распинается о своей феноменальной игре всю дорогу до города.
Потом просто послоняемся по улицам в центре. А когда замерзнем, завалимся в какой-нибудь универмаг и примемся играть в прятки в отделе дамского белья или просто погреемся у теплой вентиляции в дверях «НК».
— Я не могу, — пробормотал я.
Ребята уставились на меня, словно я выкинул новый фортель.
— Честно. Ничего не выйдет.
— О’кей, — сказал Пень и оглянулся, словно собирался сказать остальным, что у меня и впрямь веские причины не идти с ними. — Но мы-то пойдем.
И они поскакали прочь, будто дикие кролики, а я остался стоять на школьном дворе. Я смотрел им вслед: вот они обогнули флагшток, на котором в честь первого дня занятий на фоне хмурых туч развевался флаг, и скрылись из виду. И ни разу не оглянулись.
Я плотнее запахнул куртку и побрел к дверям школы.
В толпе я различил рыжие волосы Лолло, так что и особо торопиться смысла не было.
Это был последний урок. Я сидел на новом месте прямо под носом у Аспа и, щурясь, смотрел в окно.
Я снял очки. Сделал вид, что хочу их протереть. Надо было дать глазам отдых. Они еще не привыкли к новому четкому взгляду на мир.
Тяжелыми хлопьями повалил снег — на лыжную гору с опасным старым трамплином, на котором запросто можно было голову сломать, на школьный двор и на сосновый лес вдалеке. Был слышен шум автомобилей, проезжавших мимо по Сокенвэген.
Первый школьный день подходил к концу.
Асп непрерывно щелкал шариковой ручкой, разрабатывал большой палец.
— Не забудьте повторить то, что мы проходили в прошлой четверти. На следующей неделе у нас будет небольшая контрольная, — предупредил он.
Снова здорово! Видимо, он решил в этой четверти рвануть с места в карьер. Тогда мне ничего хорошего не светит. Как мне зазубрить все то, что мы проходили с осени?
Я со вздохом снова нацепил на нос очки и уткнулся в учебник математики. С чего начать? Всего мне все равно не осилить. Торстенсон явно меня переоценил.
И как я сам-то поверил, что справлюсь?
Лучше бы пошел вместе с Пнем и остальными!
«Я ИДИОТ», — написал я большими буквами на листочке в клетку. Именно так я себя чувствовал. Я покосился на Мортена, который сидел рядом. Он вовсю управлялся с цифрами. Казалось, у него нет никаких проблем. И у Фредде тоже.
Я поднял голову и увидел, что Асп внимательно следит за моей рукой.
Видно, заметил мою мазню. Я поскорее перевернул листок. Не хватало еще, чтобы он увидел, что я написал! Учитель перегнулся через стол. Я испугался: как шарахнет сейчас по очкам!
— Я думал, ты хотел сесть вперед, чтобы лучше усваивать, — прошипел он. — А ты калякаешь всякую ерунду!
Асп подтянул брюки, они были ему велики и сваливались при ходьбе. Пока Асп приближался, я быстренько что-то нарисовал на бумаге. Он ведь думал, что я именно этим занят.
Я успел дорисовать каракатицу, прежде чем учитель протянул руку и схватил листок.
Он поднес его к глазам.
— Так вот ты чем занимаешься! — процедил он.
«Я ИДИОТ» — красовалось прямо у него под подбородком. Он поворачивался в разные стороны, так что все могли прочесть. Кроме него самого.
И тут раздался звонок. Асп вздохнул и положил листок на стол. Я бросился к двери. Вот повезло! Даже не верится.
Но тут я услышал за спиной голос Габриеллы:
— Учитель, переверните листок и полюбуйтесь, что там написано!
Я укрылся в туалете, отсиживался там и размышлял: как все же несправедливо устроена жизнь. Наконец я решил, что Асп уже отправился домой.
Я вышел. Было холодно. Очки почти сразу запотели. Я поднял воротник куртки и засунул руки поглубже в карманы. Я был так поглощен своими мыслями, что не заметил, как появилась Тина. Она вдруг возникла рядом со мной.
— Ты домой?
— Ага.
На этом слова кончились. Никто из нас больше ничего не сказал. Мы шли быстро, и пар, вылетавший из наших ртов, поднимался вверх. Мы спускались по склону холма, который заканчивался у станции метро.
Мне было приятно идти рядом с Тиной. Она была ниже меня ростом, но не намного, и легко шла со мной в ногу.
Может, я еще и придумаю, что сказать, размышлял я. Вот все уляжется в голове, и я до чего-нибудь додумаюсь. Можно спросить, не хочет ли она зайти в кондитерскую. Или предложить сходить в кино, там не надо разговаривать.
Я повернул голову, так что мне был виден синий капюшон, который она накинула, укрываясь от снега и ветра. Кончик ее носа совсем покраснел.
— Ты что-то сказал? — переспросила Тина.
— Нет.
Классный разговор!
Внизу, опершись на перила, стоял человек. Сквозь запорошенные очки он казался просто серой тенью. Незнакомец почти не шевелился. Я догадался, что он смотрит на школу.
Подойдя поближе, я разглядел дубленую кепку. Мужчина натянул ее на лоб. Кепка вся была в снегу, и плечи его старого пальто — того самого, в которое некогда облачался рождественский гном, — тоже.
— Папа, — прошептал я, почти неслышно.
— Ты кого-то увидел? — спросила Тина и посмотрела в ту же сторону.
— He-а. Никого.
И мы тихо зашагали дальше. Когда мы поравнялись с отцом, он посмотрел в нашу сторону. Но потом отвернулся, сплюнул на землю и снова перевел взгляд на школу.
Он не узнал меня! Мне хотелось броситься к нему через дорогу, но я словно к месту прирос.
Не мог я в первую нашу встречу показаться ему в этой одежде, ведь мы не виделись целую вечность. Мне стало не по себе.
Мы зашагали дальше. Когда мы подошли к Энскедевэген, я все еще видел перед собой грустное папино лицо. Оно слово приклеилось намертво с внутренней стороны моих заиндевевших очков.
— Я люблю тебя, — прошептал я этому лицу. — Я люблю тебя.
— Что? — переспросила Тина.
— А?
Я и забыл о ней.
— Ты что-то сказал?
— Не-а.
Теперь наши дороги расходились. Я побрел к Туссметевэген. А снег все падал и падал на мои осветленные волосы.
Глава восьмая
Задачник попадает мне прямо по носу, нас навещает старый знакомый, а белые медведи исчезают неведомо куда
— Отлично! — похвалил Торстенсон.
Мы с ним сидели на диване, а перед нами лежал задачник.
Торстенсон уже давно стянул с себя кожаный пиджак. Он так вспотел, что рубашка прилипла к телу. Он пытался мне все растолковать, но я никогда ничего не смыслил в математике.
Мы продирались сквозь программу — год за годом, а солнце тем временем жарило в окна гостиной и, пробравшись сквозь заросли тропических растений, растекалось пятнами по полу.
Мама была в больнице. Лолло сидела в своем углу и читала. Она обожала толстенные книги, о которых библиотекарша говорила с особой теплотой. Время от времени Лолло косилась в нашу сторону.
— Смотри-ка, с этим ты разобрался! — радовался Торстенсон.
И впрямь, я решил еще одну задачку.
Я взял учебник, чтобы посмотреть следующее задание, Торстенсон одобрительно хлопнул меня по плечу. Книга выпала из рук и улетела куда-то под стол.
— Ого, какой вундеркинд! — съязвила Лолло.
— Что ж, с головой у него все в порядке, — сказал Торстенсон.
— Да я и сама вижу, — ответила Лолло.
Я сполз с дивана и потянулся за книгой. Я не спешил. Надо дать мозгам отдохнуть.
— Если он будет так заниматься, то скоро других догонит, — с энтузиазмом объявил Торстенсон.
— Глядишь, так в профессора выбьется, — поддакнула Лолло, а я тем временем ползал по мягкому ковру и чувствовал себя ученой собакой.
— Все возможно, — согласился Торстенсон. — Почему бы тебе не перебраться куда-нибудь с этой книгой, чтобы мы могли позаниматься спокойно.