Станислав Востоков - Фрося Коровина
Жмыхов с интересом ждал поезда и гадал: пассажирский пройдет или «товарняк»? Петухов снова начал нервничать. Он обернулся к заднему окну и вздрогнул. Несмотря на не очень оживленное движение поселковых дорог, за трактором успела собраться небольшая очередь. И первым в ней стоял мотоцикл с коляской, верхом на котором сидел полицейский.
Он был средних лет и среднего роста. Крепко держа руль, полицейский задумчиво глядел в заднюю ось «Беларуси», будто там скрывалась какая-то большая тайна. Однако, почувствовав, что на него смотрят, мужчина поднял голову и встретился взглядом с Петуховым. Отличник снова вздрогнул и отвернулся.
В ту же секунду по переезду загремел поезд. Жмыхов не угадал — это был не пассажирский и не «товарняк», а электричка в северную столицу.
Вдруг сквозь грохот ребята услышали стук в левую дверь. Повернувшись к ней, они увидели в окне верхнюю часть полицейского. Он поднял руку и сделал указательным пальцем манящее движение. В ответ Жмыхов помотал головой и постучал себя по запястью левой руки, как бы говоря, что у них нет времени. Полицейский попробовал открыть дверь, но она была заперта изнутри.
Тем временем мимо женщины с «леденцом» пролетел хвост поезда. Проводив его равнодушным взглядом, она вернулась в будку, и шлагбаум поднялся. Тут же дверная ручка вырвалась из ладони полицейского и вместе с прочими деталями трактора ринулась через железную дорогу. Спустя секунду сержант уже сидел в мотоциклетном седле, а это седло неслось за «Беларусью» с возрастающей скоростью.
Ребята тряслись в прыгающей на кочках кабине, как шарики в погремушке. Из-под огромных колес трактора назад летели фейерверки снега. Между ними, словно огромная железная блоха, по колдобинам скакал «Урал» с коляской. Видимо, полицейский, подобно своему мотоциклу, был сделан из железа. Он держался в седле как влитой и только сурово прищуривался, когда снежные комья разбивались о его мужественное лицо. Очень быстро в коляске мотоцикла набрался целый сугроб. Из-за этого казалось, что сержант везет толстого и бледного преступника.
Редкие прохожие испуганными взглядами провожали погоню. Ничего подобного на тихой деревенской дороге еще не происходило!
Мимо «Беларуси» и «Урала» пролетели: Кулеберево, Маурино и Марфино. В завихрениях снега трактор с преследующим его мотоциклом пересекли шоссе на Петрозаводск, снова проскакали по проселку и наконец замерли перед резными воротами Музея деревянного зодчества.
Вызванная погоней пурга медленно утихала, возвращая воздуху прозрачность. Жизнь в Вологодской области вновь стала спокойной и неторопливой. Заглушив мотор, Жмыхов посмотрел в левое окно. Там опять стоял заснеженный полицейский и совершал указательным пальцем манящее движение. Ребята поняли, что от этого пальца им никуда не деться.
Петухов порылся в памяти, вспоминая, как в прочитанных детективах люди разговаривали с блюстителями порядка. Затем он решительно открыл дверь и спрыгнул в снег.
— Очень хорошо, что вы тут случайно оказались, — сказал отличник. — Мы хотим сделать заявление.
Рука полицейского, протянувшаяся, чтобы схватить Петухова за шкирку, удивленно замерла.
— Случайно оказался? Я за вами гнался так, что от мотоцикла чуть не отвалились колеса! — Тут рука, вспомнив инструкцию по обращению к гражданам, отдала честь. — Сержант Мокроусов!
— А я Петухов. — Отличник показал на выбирающуюся из трактора Фросю. — У нашей одноклассницы украли дом. Помогите нам его вернуть.
Мокроусов потер перчаткой гладко выбритое пространство под носом. Как-то странно получалось. Он гнался через три деревни за детьми, которые безо всякого права разъезжают на тракторе, а теперь вдруг должен им помогать? И потом, разве дома крадут?
Нахмурив необыкновенно прямые брови, сержант посмотрел на Жмыхова. Тот продолжал сидеть в «Беларуси», где чувствовал себя в безопасности. Естественный троечник понимал, что за угон трактора спросят в первую очередь с него и одними ушами дело на этот раз не обойдется.
— Как так «украли дом»?
Петухов поднялся на цыпочки, приложил ладонь к губам и, скосив глаза в сторону деревянных ворот, прошептал:
— Это он украл!
Мокроусов также осмотрел огромные резные створки.
— Кто «он»?
Петухов сделал страшное лицо.
— Музей!
Тут молчавшая до сих пор Фрося решила вступить в разговор. В конце концов, это она была пострадавшей, а не кто-нибудь другой!
— Дядь, только вы их сразу не сажайте в тюрьму. Надо сперва разобраться. Может, они решили, что дом ничейный.
— Фиг с два! — крикнул из трактора Жмыхов. — Ты говорила, что там висела доска с именем твоего прадеда. А кроме того, в доме была Курица!
Мокроусов строго глянул на Жмыхова, и тот присмирел. Сержант тоже считал, что сначала следует разобраться. Он приказал детям закрыть «Беларусь» и следовать за ним.
Две скалы
Войдя в ажурную деревянную калитку, он предъявил контролеру вместо билета полицейское удостоверение.
— А это со мной, — он кивнул на детей, — пострадавшая и два свидетеля.
Вслед за Мокроусовым ребята вошли в музей.
Увидев, как легко контролер пропустил сержанта и как здорово отражается солнце в его начищенных сапогах, Жмыхов подумал, а не стать ли ему полицейским? Он, правда, не любил музеи, но троечнику нравилась сама возможность проходить куда-нибудь без билета. И манила перспектива носить такие шикарные сапоги, а не вечно заляпанные грязью, неуклюжие кирзачи тракториста. Поразмыслив несколько минут, Жмыхов решил, что если Арктика растает и пойти в полярники не получится, то он будет полицейским.
Мокроусов строго поглядывал на здания, мимо которых шел с ребятами.
Музей деревянного зодчества не зря славился своей коллекцией на всю страну! По его экспонатам можно было в подробностях проследить историю Вологодской области. Тут находились не только жилые дома. Рядом с крестьянскими избами и барскими усадьбами стояли амбары, бани и мельницы, привезенные из ближних и дальних деревень. Посетители могли увидеть даже старинный холодильник — ледник, какие раньше ставили над наполненными льдом ямами. А над всем этим поднимались две красивые деревянные церкви из Тарногского и Верховажского районов.
Взглянув на них, сержант перекрестился и сказал Фросе:
— Если увидишь свой дом, дай мне знать. Только потихоньку.
Однако чем дальше они шли, тем более странный вид принимала музейная экспозиция. В самом удаленном ее конце вместо целых домов находились их отдельные части. Тут было крыльцо, которое никуда не вело, балкон, который ни к чему не крепился и обширный, почерневший от времени чердак. Он лежал прямо на земле, из-за чего казалось, что дом закопали по самую крышу. А за чердаком возвышалось нечто бесформенное и накрытое брезентом. Из-под его края выглядывал охлупень со знакомым нам по началу повести коньком. Рядом стоял младший научный сотрудник Леня Соболь. Он держал в руках табличку с надписью: «Жилой дом зажиточного крестьянина Федора Коровина. Начало 19 века».
При виде нее Фрося так заметно побледнела, что Мокроусов без дополнительных знаков понял — пропажа нашлась. Сержант шагнул к младшему научному сотруднику и, представившись, сказал:
— Мне нужно поговорить с вашим директором.
Сначала Леня Соболь хотел ответить, что директор занят (он писал научную работу под названием «Некоторые мысли по поводу бань Среднесухонского сектора»). Но взглянув в строгое, хорошо сложенное лицо полицейского, передумал и, положив табличку на брезент, побежал за Иваном Михайловичем. Вернее, поначалу он шел легким, прогулочным шагом. Однако свернув за двухэтажный четырехстенный амбар из деревни Шапша, бросился со всех ног. Все-таки полиция не каждый день появлялась в музее!
А Фрося подняла табличку и крепко прижала к груди. Она ясно себе представила, как Аглая Ермолаевна возвращается в Папаново, видит, что ее дома там нет, и у нее случается удар, после чего бабушку снова отправляют в больницу. Фрося опустилась на бревно с коньком и горько заплакала.
Петухов и Жмыхов смущенно переглядывались — им было неудобно за ревущую одноклассницу. Но сержант сразу разобрался в ситуации. Он вынул из кармана форменный платок с гербом полиции и протянул Фросе. Так что к моменту появления директора ее лицо было приведено более или менее в порядок.
Однако Иван Михайлович с Леней вышли не из-за шапшинского амбара, как ожидали школьники, а из-за бани, привезенной из деревни Калинино. При этом, видимо, директор задавал Лене вопросы, на которые тот не мог ответить. Младший научный сотрудник так часто пожимал плечами, будто на ходу исполнял какой-то веселый народный танец. Наконец музейные работники подошли к брезенту, скрывавшему то, что еще недавно служило Фросе жилищем.
