Дзидра Ринкуле-Земзаре - Вот мы какие!

У Иголочки резиновые сапоги оказались чересчур большими. Они то и дело сваливались с ног, их приходилось силой выдирать из липкой грязи.

Вскоре мы растянулись по всему полю. Комарик так и шла впереди, за ней Югита и Олаф. Остальные крепко отстали.

Еще и часа не прошло, а мне уже казалось, что хуже этой работы нет ничего на свете. Больше всего донимали меня брызги и комья, которые щедро расшвыривала картофелекопалка. Ветер дул как раз со стороны этой машины — так уж мне повезло! Все, кто оказались справа от нее, были почти полностью заляпаны грязью.

— Живее! Живее! — понукала Иголочка. — Мальчишки вообще ползут, как улитки!

— Ушла вперед на два шага и уже командует, — злился Робис.

А мне было не по себе. Девчонка все-таки, а вот смогла. А я, мужчина, тащусь в хвосте. Ну-ка, побыстрей!

Томинь тоже прибавил в темпе. Зато Гельмут взвился на дыбы. Растирая грязь по лицу перчаткой, он вдруг заявил:

— У меня эти грязевые ванны уже вот где! — И провел рукой по шее.

— Эх ты, маменькин сынок! — Конечно же, снова Иголочка. — Надо было оставаться в Риге и держать ноги в электроваленках.

— А тебе надо приложить к голове лед, чтобы хоть немного остудить мозги, — не остался в долгу Гельмут и с досады стал кидать клубни в корзину с таким рвением, что грязь от него полетела во все стороны, не хуже, чем от картофелекопалки.

— Эй, эй! Размахался! В корзину тоже швыряешь или только в нас?

Даже здесь, на картофельном поле, Мадис не мог удержаться от зубоскальства.

Иголочка снова наполнила свою корзину раньше других. Схватила ее, потрясла, потащила к куче. Да, теперь каждый мог воочию убедиться, что она не только умела наравне с ребятами гонять в футбол…

Постепенно настолько втянулись в работу, что перестали ощущать холод и дождь. Подтрунивали друг над другом, шутили. Мы совсем забыли, что промокли насквозь, что с ног до головы облеплены грязью. А под конец рабочего дня очень удивились, увидев, как много мы собрали. Это было здорово!

Когда стемнело, мы собрались в столовой школьного интерната и вместе с хозяевами «Колоса» основательно подкрепились. Особых церемоний для знакомства не потребовалось. Нас сблизила работа на картофельном поле.

Экономист школхоза Ивета подсчитала собранные за день центнеры, сравнила с результатом предыдущих дней и сообщила, что благодаря помощи рижан урожай картофеля будет собран вовремя.

Со мной рядом за столом сидел председатель школхоза Гвидо, с другой стороны — Ивета. Но вот в дверях появился плечистый, рослый мужчина.

— Комарик! Комарик! — шепнул мне Гвидо.

Я посмотрел на нашу пионервожатую: она мирно сидела у края стола и ела, как все. Чего это вдруг Гвидо так забеспокоился?

— Здравствуйте, ребята! — заговорил мужчина. — Рады вас видеть. Рады вам, как дорогим гостям и к тому же еще помощникам.

— Кто это? — спросил я шепотом.

— Комарик! — так же тихо ответил Гвидо.

Я уставился на него.

— Какой Комарик?

— Ну как же! Председатель нашего колхоза:

— Отец Комарика? — я смутился.

— Какого Комарика? — в свою очередь удивился Гвидо.

— Ты, наверное, имеешь в виду Кайю? — догадалась Ивета.

— Ну да…

— Здесь, в деревне, никто ее так не зовет. Просто — Кайя. Знаешь, она раньше руководила художественной самодеятельностью нашего «Колоса». И сама тоже играла в театральном кружке.

— Как же она могла играть у вас в театральном кружке, если жила в Риге? — не мог понять я.

— Не забывай, что до этого она восемь лет училась в нашей школе, — пояснил Гвидо. — Все очень жалели, когда она уехала в Ригу. Но ее брат из седьмого, Удис звать, так вот ее брат говорит, что Кайя непременно вернется в колхоз и будет работать в новом клубе, когда его закончат строить. Кайя снова сможет руководить нашей самодеятельностью. А то, говорят, в Риге у нее не очень-то клеится.

— Откуда ты знаешь? — не удержался я.

— Неужели Комарик сама растрезвонила? — Ояр, сидевший напротив нас, внимательно прислушивался к разговору. — Вот болтушка!

— Ничего не болтушка! — Гвидо явно обиделся за Кайю. — У нас учится ее брат, я вам говорил. Он тоже большой любитель театра. По выходным Удис ездит в Ригу к сестре, и они вместе смотрят спектакли. Вот он и рассказал, что Кайе с вами здорово не повезло, никто ее там слушать не желает…

— Она ведь у нас первый год, — стал я оправдываться. — И, главное, сама со школьной скамьи. Только что была ученицей — и, на тебе, сразу в пионервожатые! К такому повороту еще привыкнуть надо.

— Мне бы, наоборот, понравилось, — сказала Ивета. — Свой человек!

— А мы вот уже три года без нее. Тяжеловато…

А Гвидо посмотрел в сторону Кайи, которая на другом конце стола разговаривала с отцом.

— Когда она приезжает к нам, это же чистый праздник. Если бы Кайя сейчас жила здесь, тогда был бы у нас в школе театр так театр! Давно завоевали бы звание народного — это точно! Как валмиерцы — слышали про их школьный театр «Мальчик с пальчик»?… Кайя здорово умеет увлечь!

— Да, наверное… Вот и на картофельном поле. Она работала, словно играя. Дождь лил, не переставая, до самого вечера. А глядя на нее, можно было подумать, что ярко сияет солнце.

После ужина мы разделились. Девочкам отвели место наверху, нам, ребятам, на нижнем этаже.

Гвидо остался ночевать с нами. Хоть и устали порядком, но разговоры затянулись допоздна. Мы узнали от него много интересного. Про отца Кайи — оказывается, он один из лучших председателей колхоза в республике. Про Нормуйжскую церковь, которая стоит прямо против интерната, у автобусной остановки. Ее построили еще в шестнадцатом веке, и в ней хранятся деревянные скульптуры того времени. А главное, в склепе до сих пор стоят гробы с останками немецких баронов, бывших хозяев здешних мест. Легенда рассказывает, что из церкви ведет подземный ход в Нормуйжский замок, где сейчас туристская база. Ход начинается в склепе, и где-то там запрятаны корона короля Швеции и старинная карета, вся из золота…

Мы слушали затаив дыхание.

— Неужели все вы тут так и продремали, рядом с этим бесценным кладом? — удивился Томинь.

— Нет, конечно! — ответил Гвидо. — Искали — и не раз. Да вот…

Так я и уснул, недослушав. Глаза закрылись сами собой. Последнее, что осталось в моем сознании, были слова Томиня:

— Вот бы забраться туда…

Необычный выдался денек. Наработались, насмотрелись и наслушались всего. Но мы еще не знали, какие неожиданности и приключения нас ждут впереди!

БЕСПОКОЙНАЯ НОЧЬ

Никогда не забуду ту самую ночь с субботы на воскресенье, когда мы лежали в своей временной спальне и никак, ну никак не могли заснуть, рассуждая о предстоящем карнавале, или, как его здесь называли, «овощном бале», в сельской школе.

Маски у нас уже были готовы. Закончив работу в поле, трудились над ними весь вечер. Необходимый материал помогли раздобыть наши новые друзья. Теперь у каждого была маска. Свет уже давно выключили, но это не мешало нам веселиться.

Внезапно Мадису пришла в голову озорная мысль: надо срочно устроить генеральную репетицию и проверить, как мы будем выглядеть все вместе: Робис — капуста, Индулис — сахарная свекла, Дидзис — ржаной колос, Олаф — петрушка, Зигурд — груша, я — картошка…

И еще мы решили, что нужно в таком виде обязательно показаться девчонкам.

Вместе с нами стал переодеваться и Гвидо. Он надел свой карнавальный костюм — длинный дождевик, весь увешанный гроздями рябины. Это, по его замыслу, должно было означать осень с ее яркими красками. Теперь, когда мы познакомились с Гвидо поближе, то уже знали, что серьезный председатель школхоза тоже не прочь пошутить и порезвиться. Он был в восторге от предстоящей ночной репетиции.

Мы быстро переоделись. Глядя друг на друга, чуть не лопались от смеха.

Забавнее всех выглядел Дирт в трусах с заглаженными складками, в пиджачке из оранжевой гофрированной бумаги с пышными оборками. Очень было похоже на луковицу, а от нее вверх — зеленые перья, Дирт смастерил их из аира. Я мог поклясться, что он получит премию. Вот только ходить ему было трудно. Как известно, у луковицы шире всего средняя часть. Поэтому желтые оборочки над самыми коленками пришлось связать. Вот Дирт и семенил по комнате мелкими шажками, как толстушка на тонких ножках. Где тут удержаться от хохота.

Меньше всех потрудился Томинь. На нем был зеленый тренировочный костюм. Томинь не снимал его даже ночью, чтобы теплее было спать. Залезал в нем под одеяло, накрывался с головой и мигал оттуда карманным фонариком, который привез с собой. Сейчас он обмотал голову синим шарфом с бахромой и заявил, что это — василек.