Евгений Клюев - От шнурков до сердечка (сборник)
А с прихожей, подвалом и письменным столом всё было вроде бы ясно.
Но… «диги-дон, диги-дон, дон» – звенел Ключик-в-Связке-Ключей – и раздражало не столько даже это «диги-дон, диги-дон, дон», сколько безмятежность самого Ключика-в-Связке-Ключей: казалось, его вообще не волнует, понимает ли кто-нибудь соответствующее «диги-дон, диги-дон, дон», а тем более – понимают ли это «диги-дон, диги-дон, дон» правильно! Он позванивал себе – явно не по делу! – и был при этом маленьким, фигурным и каким-то вызывающим. Впрочем, большие ключи им не интересовались: у них и без него забот было много!
И Ослепительно-Белый-Носовой-Платок не интересовался.
А вот Узенькая-Чёрная-Расчёска – интересовалась. Даже не то чтобы интересовалась: ни в самом Ключике-в-Связке-Ключей, ни в его «диги-дон, диги-дон, дон» ничего такого особенно интересного для неё не было, – но злилась на него, причём довольно сильно. Ладно большие ключи, те по делу позванивают, тут уж двух мнений быть не может… а этот-то маленький и фигурный чего надрывается?
– Ты о чём, собственно? – то и дело спрашивала Узенькая-Чёрная-Расчёска, улыбаясь неприятной улыбкой, полной мелких и ровных зубов.
– Да так! – весело отзывался Ключик-в-Связке-Ключей.
– Как это – «так»? – возмущалась она. – Если тебе не о чем звенеть – не звени. А если звенишь, то звени о чём-то! Правильно я говорю? – обращалась она к Ослепительно-Белому-Носовому-Платку.
Но Ослепительно-Белый-Носовой-Платок ничего не отвечал: он лежал и пахнул.
Самый высокий дуб
Однажды Желудёнок понял, что пророс. И тогда Желудёнок очень испугался, что пророс: он не знал, как теперь быть дальше. А быть дальше – хотелось. Желудёнок подумал-подумал и стал расти: вдруг что-нибудь получится?
Получился Маленький Дуб.
Больше всего на свете Маленький Дуб полюбил – расти. Расти было радостно. Вот только рослось как-то медленно. Дни шли и шли, а высоко все никак не вырасталось. И он начал было плакать, да услышал голос – откуда-то сбоку:
– Что ты, мой маленький? Не надо плакать: дубам плакать нельзя.
Это говорила Голубая Скамейка – такая большая, такая красивая!
Маленький Дуб послушался и плакать не стал, а стал опять расти.
– Что-то медленно я расту, – жаловался он время от времени Голубой Скамейке. – Все вокруг выше меня. Это, наверное, потому, что они умеют быстро и правильно расти, а я не умею.
– Умеешь! – утешала его Голубая Скамейка. – Расти себе спокойно. Только смотри почаще на небо, на звёзды.
Маленький Дуб подымал крону кверху: небо и звёзды были почти не видны, потому что вокруг него высились вековые деревья – и так мощно шумели на ветру их кроны! А у Маленького Дуба получался только какой-то детский лепет: шёпот не шёпот, шорох не шорох… – во всяком случае, не шум.
– Я, конечно, расту, – опять вздыхал он, – но мне всё-таки кажется, что я неправильно расту. И очень медленно.
– Это хорошо, что тебе так кажется, – смеялась Голубая Скамейка. – Те, кому кажется, что они растут быстро и правильно, на самом деле растут медленно и неправильно.
Посмотри хоть на Орешник: он-то уж не сомневается, что растёт как надо! Между тем он не растёт, а только расширяется, занимая всё больше места на земле.
– Так это же хорошо! – удивлялся Маленький Дуб, уже чуть-чуть переросший Голубую Скамейку.
– Чего ж хорошего-то? – отвечала она. – Тот, кто занимает слишком много места на земле, никогда не дотягивается до неба…
Шли годы. И пока они шли, Дуб все рос и рос, а Голубая Скамейка старела и старела.
– Пожалуй, – разводя ветви и глядя вниз, говорил Дуб, – я не остаюсь таким, как был. Но до неба ещё так далеко! Когда я смотрю на него, мне кажется, я вообще не расту. А звёзды совсем не приближаются… Что это значит?
– Это значит, что ты растёшь, – отвечала снизу Голубая Скамейка, которая давно уже хромала на одну ногу. «Только бы у него не закружилась голова!» – думала она и добавляла: – Не смотри вниз! Смотри вверх и думай о небе: там звёзды.
Однако время от времени Дуб продолжал всё-таки украдкой поглядывать вниз: ого, как сильно он уже вытянулся! Деревья, когда-то самые высокие в лесу, казались ему теперь коротышками, и он с трудом мог расслышать, о чём они там, внизу, шепчутся.
– Голубая Скамейка! – грохотал он сверху. – Вы были правы! Я расту быстро и правильно. Все остальные ниже меня.
– Выше тебя небо и звёзды!..
Голос Голубой Скамейки звучал теперь из такого далёка, что едва долетал до его кроны. И Дуб постепенно начал забывать о небе и звёздах – да и что толку помнить о них? Звёзды звёздами, а дубы дубами… Кстати, что там происходит внизу?
А внизу уже подымались новые дубки – и это настораживало. Пожалуй, лучше не спускать с них глаз, не то обгонят. И не слишком ли много солнца им достается? Расправлю-ка я ветви пошире, и пусть те, кто внизу, знают: сюда дороги нет!
Между тем настала осень. Она была такой тихой, что однажды ночью Дуб услышал, как далеко-далеко внизу, там, где уже ничего нельзя было разглядеть, прозвучали слова:
– Подними крону к небу!
И Дуб, на минуту оторвав взгляд от молодой поросли, взглянул наверх. Наверху сияли звёзды.
– Господи, – прошептал Дуб, и шёпот его был словно гром среди ясного неба, – сколько же их, и как они далеки… И я мог забыть о них! Да что ж теперь… жизнь прошла, а я всё-таки рос медленно и неправильно! Я уже никогда не дотянусь до звёзд.
Но лёгкий, совсем лёгкий смех донесся до него снизу – серебристый осенний смех:
– Дотянешься! Я верю в тебя, мой маленький!
Небольшой дымок без всякой формы
Между прочим, Небольшой Дымок понятия не имел о том, что у всего на свете должна быть какая-то форма. Но это ведь нам с вами как раз и неважно, имел он понятие или не имел. А то, что он формы не имел – важно. Сами посудите: можно ли так вот просто оторваться от трубы и отправиться в путь – совершенно не позаботившись о том, чтобы принять хоть какую-нибудь форму? Конечно, нельзя! Никогда не следует отправляться в путь, если ты не в форме. Увидит тебя, например, кто-либо на дороге и спросит своего случайно подвернувшегося приятеля:
– Что это там?
А приятель только пожмёт плечами: не знаю, дескать… просто чепуха какая-то, дескать.
– Форменная чепуха? – переспросит Кто-Либо и с ужасом услышит в ответ:
– Да нет, бесформенная.
Но так или иначе, а полетела, стало быть, по небу бесформенная, получается, чепуха – Небольшой Дымок. И цвет у него, кстати, тоже был не ахти. Очень неопределённый был цвет: не то серый, не то сизый, не то бурый. Короче говоря, совершенно не подготовленный к полёту Небольшой Дымок полетел.
Ему так и сказала об этом одна чрезвычайно аккуратная Тучка в форме виолончели:
– Вы совершенно не подготовленный к полёту Небольшой Дымок!
– Ну и наплевать сто раз! – сказал не только совершенно не подготовленный к полёту, но и совершенно невоспитанный Небольшой Дымок.
А чрезвычайно аккуратная Тучка в форме виолончели взяла и обиделась. В самом деле: с какой стати ей было выслушивать всякие грубости, если она – в форме виолончели?
– На это, – произнесла она, – я Вам ничего не скажу, а только возьму да улечу от Вас навсегда в страну Аргентину.
И начала улетать.
– Подумаешь! – фыркнул Небольшой Дымок. – Я и сам могу улететь в страну… Аргентину. И в любую другую страну могу улететь, только я не знаю, какие ещё есть.
Но Тучки уже не было рядом: она действительно взяла да улетела в страну Аргентину.
Небольшой Дымок повисел в одиночестве и от нечего делать заскучал. А заскучав, тоже решил улететь в страну Аргентину. На самом деле не так уж он и горел желанием отправляться вслед за дурацкой этой Тучкой в форме виолончели – нет, он бы с радостью отправился в совершенно другую страну, только ведь для того, чтобы отправиться в ту или иную страну, надо по крайней мере знать её название. Хорошо, конечно, знать ещё, на каком языке в той стране разговаривают и какие там порядки в настоящее время. Только ведь понятно, что требовать этого от Небольшого Дымка – безрассудно, а значит, остаётся только смириться с его выбором: Аргентина так Аргентина!
Однако спросить, как лететь в Аргентину, в небе оказалось некого: тучек больше не попадалось, потому что день вообще-то был погожий… А у птиц, как известно, спрашивать бесполезно. Во-первых, они летают слишком быстро – так что начало вопроса приходится задавать одной птице, конец – уже другой. – но в это самое время перед тобой оказывается третья птица, которая не может дать тебе ответа, потому что не слышала вопроса. Во-вторых, птицы на глупые вопросы вообще не отвечают, вопрос же «где находится Аргентина?» – глупый, и ответ на него знает каждый: Аргентина находится в Южной Америке!
