Александр Аронов - Цирк приехал!

Ребятам объявили выговор, и они дали честное пионерское никогда не трогать скелета.

После собрания ребята долго не расходились.

— Меня другое интересует. Кто Аркадию Викентьевичу нафискалил про скелет? Кто нас всех выдал? — горячился Влас. — Сам он никак не мог узнать про сюрприз! Никак!

Ромка сощурил глаз и загадочно произнес:

— Подождите, ребята! Скоро у нас такой сюрприз будет, что на землю попадаете! Если выгорит у меня дело одно, будет для всех из сюрпризов сюрприз. А фискала найдем! Обязательно!

На следующее утро Ромка Смыкунов принес в школу два свертка, тщательно перевязанные множеством бечевок. На пакетах было написано большими буквами «С С С» и нарисовано множество знаков вопроса.

— Что это значит? — приставали к Ромке ребята.

— Совершенно секретный сюрприз! — расшифровал таинственные буквы Ромка.

Первый сверток был длинный и твердый, второй поменьше, квадратный и на ощупь мягкий.

— Что внутри? — приставали ребята. Ромка загадочно улыбался:

— После уроков!

Что-что, а сюрпризы Ромка преподносить умел!

И вот после занятий, закрыв дверь класса изнутри на стул, Ромка торжественно распаковал первый сверток. В нем оказался насос. Обыкновенный велосипедный насос.

— Ну и сюрприз! — рассмеялся Валька Кадулин.

— А у тебя и такого нет! — огрызнулся Ромка и, изобразив на лице презрение, добавил: — А впрочем, если кому неинтересно, могу и не показывать!

Он взял насос и стал медленно упаковывать его в газеты.

— Не прячь! — закричали ребята.

Ромка долго ломался, потом быстро, как фокусник, развязал второй сверток.

Ребята ахнули. Перед ними на груде старых газет и веревок лежал новенький футбольный мяч. Не самодельный тряпичный, не разноцветный детский, не волейбольный, а настоящий. Футбольный. Оранжевого цвета.

Налюбовавшись вдоволь произведенным эффектом, Ромка небрежно бросил:

— Если кто желает, может качнуть!

Насос яростно засопел. Он переходил из рук в руки. Всем разрешил Ромка качнуть понемногу, даже Вальке.

Последними накачивали Нина и Борька. Когда мяч раздулся, Ромка проверил его упругость и сказал:

— Стоп! Хорош!

Накрепко зашнуровав тесьму, Ромка подержал мяч на руке, любуясь им, а потом, звонко стукнув об пол, поймал и положил перед собой на стол.

— Нравится?

— А то нет! — ответили ребята.

— То-то и оно! Только это не мой мяч! Дружка одного! — И Ромка печально вздохнул.

— А можно поиграть? — поинтересовался Борька.

— Можно. Но сложно. Есть условия…

— Какие? — понеслось со всех сторон.

— Дорого просит дружок. Не осилить.

— Сколько? — спросил Петька Бурлаченко.

— Двести двадцать бабок. По десять с игрока.

— Всего? — обрадовался Влас — Чего же ты так расстроился? Как, ребята, осилим?

— Ладно, — согласились все. — Зато будет общий мяч.

— Вы меня не так поняли, — грустно сказал Ромка Смыкунов. Он словно невзначай вытащил из кармана битку — боевую бабку, поиграл ею и положил рядом с мячом. — Вы думаете, мячу цена двести двадцать бабок? Двести двадцать ничего не стоящих мослов? Такому мячу? Заграничному мячу? Нет, это одна игра столько стоит.

Ребята печально глядели на мяч и бабку. Бабка по сравнению с оранжевым, сияющим, как солнце, мячом казалась совсем никудышной.

— Как — одна игра? — переспросил Валька Кадулин. Так, очень просто! Два тайма… — вздохнул Ромка.

— Не понимаю… — сказал Валька.

— А чего тут понимать! — вспыхнул Влас. — Он хочет мячик сдавать напрокат. Как рояли! Только за рояль даже нэпман, даже буржуй недорезанный больше одного мосла в день не запросит, постесняется, а он с товарищей…

— А я-то здесь при чем? — пожал плечами Ромка и опустил глаза. — Это он, дружок мой, столько просит.

— Какой дружок? — с недоверием спросил Валька.

— Кто он? Как фамилия?

— Вы его не знаете, — ответил Ромка, шаркая по полу ногой.

Все промолчали.

— Ну что ж! Нет так нет! — Ромка надул и без того толстые щеки, спрятал в карман бабку, взял мяч, расшнуровал широкую белую тесьму и вытащил ниппель. Из камеры с силой вырвался воздух: пш-ш-ш!

— А может, он уступит, дружок-то твой? — с надеждой спросил Борька.

Ромка тут же крепко зажал пальцами ниппель камеры, и шипение прекратилось.

— А сколько дадите?

— По бабке за тайм! — предложил Влас. П-ш-ш-ш!

— Стой!

Шипение прекратилось.

— Твоя цена? — спросил Влас.

— Не моя, а дружка моего! — поправил Ромка. — Постараюсь уговорить его, но боюсь, что меньше чем по сто бабок за игру не выйдет.

— Дорого! — отрезал Влас.

П-ш-ш-ш!

Мяч таял на глазах.

— Десять бабок за игру! — с отчаянием крикнул Борька.

П-ш-ш-ш!

— Сколько?

— Девяносто.

— Дорого!

— А сколько?

— Пятнадцать! П-ш-ш-ш-ш!

Мяч давно выдохся, но ребята продолжали торговаться. Решили так: за игру с каждого футболиста Ромка получает по бабке. С Виража-Фиксажа, который в бабки не играет, — по пачке засвеченной фотобумаги. С Жени Клочкова, у которого бабок тоже нет, — по три марки, с Толи Костюкова — по ползавтрака.

Борьке Ромка предложил все игры играть бесплатно за стеклышко-лупу и клоунский пищик, но Борька даже не захотел об этом слышать.

Только Римме Болонкиной, отозвав её в сторону, Ромка предложил участвовать во всех играх безвозмездно: «Я за тебя каждый раз буду вносить по бабке!» Но Римма отказалась — она не любила футбола. Ромка огорчился. Отойдя от неё к ребятам, он сухо сказал:

— Есть последнее условие. Очень важное и непременное. Во-первых, я буду голкипером. Во-вторых и в главных! Мяч совершенно новый. Ботинками его легко поцарапать. Поэтому дружок разрешает играть только босиком. У кого ногти на ногах будут длинные, к игре не допущу.

И на стол со страшным лязгом легли садовые ножницы. Откуда и когда они появились в руках Ромки, не заметил никто…

— А ты, Жиртрест, почему не стрижешь? — спросил Ромка у Петьки Бурлаченко.

— Я играть не собираюсь. От Аркадия Викентьевича попадет. Он сколько раз запрещал футбол…

— Трусишь?

— Не трушу, мне нельзя. У меня одышка…

— Врешь ты все! Трусишь! Или бабку пожалел!

— Говорю, у меня одышка, — сказал Петька и задышал часто-часто. — А бабку мне не жалко. Я бабку могу и так внести на общее дело. Надо будет, и внесу. Только смотрите, попадет вам от Аркадия Викентьевича!

— А он не узнает! — сказал Влас.

— А откуда про скелет узнал? Опять нафискалит кто-нибудь — и всё!

— Кто нафискалит? Тут все свои!

Игра состоялась через три часа. На дальний пустырь за церковью и кладбищем ребята отправились порознь, тайком, соблюдая все меры предосторожности.

Путь Павлика Асиновского, Борьки и Власа лежал через главную площадь. На круглой тумбе им бросилась в глаза странная белая афиша:

??? Скоро в Пореченске???

— Что ещё такое? Что за новый «С С С»? — сказал Влас изумленно.

— Может, гипнотизер? — предположил всезнающий Павлик.

— Что за гипнотизер? — спросил Борька.

— Мысли угадывает. Посмотрит на тебя — и ты заснешь. Ещё раз посмотрит — и ты пойдешь как лунатик.

— Ну, скажешь… — усомнился Влас.

— Точно. Я раз гипнотизера в Доме Красной Армии видел. Он меня заставил очки снять. «Сними, говорит, очки!» И я снял.

— Он усыпил тебя?

— Наверное, усыпил, раз я снял.

— А может, это цирк? — осенило Борьку.

— Вряд ли… Зачем цирку знаки вопроса рисовать? Борька вздохнул. Ребята отошли от тумбы.

— Хотите, по-цирковому свистеть научу? — предложил Борька.

— Как — по-цирковому? — спросил Влас.

— А вот так.

Борька засвистел на мотив первых двух нот песенки! «Чижик-пыжик»:

— Сиу-сиу…

— Так? — спросил Влас, свистнув.

— Так.

— Ну и что особенного в этом свисте? — вмешался Павлик и тоже свистнул: — Сиу-сиу…

— Все в нем особенное. Ему больше тысячи лет. Это международный свист. Если кто, когда, где так свистнет — знай: это артист цирка. Так свищут только они.

— И зачем же они так свищут?

— А вот представь себе, что ты артист цирка и приехал в незнакомый город. Ну, к примеру, к нам, в Пореченск. На вокзале тебя должны встретить. Ну, к примеру, я. А ты со мной незнаком. Ты вышел из вагона и свистнул: «Сиу-сиу… Сиу-сиу…» И я тут же отзываюсь, подхожу к тебе и беру твой чемодан.

— Понятно теперь… — сказал Павлик Асиновский. — А кто тебе рассказал об этом?

— И Никита, и Андрон, и все цирковые об этом знают, даже совсем неграмотные, — ответил Борька и приврал: — Как только в цирке у кого-нибудь рождается ребенок, его сразу начинают учить свистеть…

Свистя наперебой, ребята подошли к пустырю.

В самом центре поля паслась, вся в репьях, однорогая церковная коза Машка. Она ни за что не хотела уходить из своих владений, упиралась и бодалась отчаянно. С трудом удалось отвязать её от колышка, отогнать в сторону и привязать конец веревки к большой куче заржавленной колючей проволоки на краю пустыря.