Вадим Фролов - Поворот
А батя был такой веселый-развеселый — дальше некуда.
— Ну и спал ты! — кричал батя. — Мы уж все встали и вот уже завтрак жарим, а ты все спишь и спишь!
— Да не сплю я вовсе, — сказал я и ушел из кухни. А Повидло даже не обернулся — подхалим несчастный. Никто не обернулся. И в комнате я хлопнул дверью. Чепуха какая-то!
Я стоял у окна и смотрел на флигель напротив. Его, говорят, скоро снесут. Он солнцу мешать не будет. Какое-то дурацкое настроение у меня было. Я не слышал, как вошел батя.
— Сень, — сказал он, — ты уж извини. Не хотел я тебя будить.
— Лады, — сказал я. — Мне опять с теткой идти?
— Н-не, — заторопился он, — я сегодня сам с ней пойду. Выходной.
— Чего ты мне сказать хотел? — спросил я и посмотрел на него. А у него на скулах желваки ходили, и был он уже не веселый, как две минуты назад. Он молчал.
— Ты что, батя?
— Ничего, — сказал он. — Иногда вот думаю — провались оно все пропадом. Вот написал писатель какой-то: добро должно быть с кулаками. А? Ты это… как понимаешь?
Я никогда не видел его таким. И что я мог сказать? Откуда я знаю, каким должно быть добро?!
— Думаешь, мне приятно, — хмуро сказал он, — в… грязи ковыряться? А она… — он кивнул в сторону кухни, потом махнул рукой. — Ну, да ладно.
— Кто она? — быстро спросил я. — Мама?
— Ты что?! — сказал он тоже быстро, мне показалось, что он даже испугался. — Что ты — мама! Мама у нас знаешь какая… Нет, не мама, а вот…
— Тетка? — спросил я.
Он не ответил. Помолчал немного, потом спросил:
— Ты мою… биографию знаешь?
— Н-ну, знаю, — не очень уверенно сказал я.
— А какая моя биография? — сказал он грустно. — А вот какая…
Но продолжить ему не дали. Прибежала Ольга и позвала завтракать.
— В другой раз, — сказал батя и пошел на кухню.
Вот, так всегда «в другой раз», подумал я и поплелся за ним. Только захочешь с человеком по-настоящему поговорить — обязательно кто-нибудь или что-нибудь помешает. Всегда «в другой раз»!
А какая у него биография, в самом деле?
Знаю только, что он не воевал — мал еще был. Хотя вот Машкин отец тоже еще молодой, а успел повоевать: был сыном полка, в разведку ходил, своему командиру жизнь спас, награды имеет… Знаю еще, что до милиции мой отец был рабочим. Токарем на «Большевике». И, наверно, хорошим токарем, потому что ему часто премии давали, а в столе у нас и сейчас хранятся три почетных грамоты. А в милицию он пошел, когда туда посылали рабочих-коммунистов и комсомольцев. Для укрепления. Я еще помню, как они с мамой долго обсуждали — идти ему или не идти. Мама не очень хотела, но отец сказал «надо», и она согласилась. А вот что он на своей службе делает — я толком и не знаю. Участковый и участковый. Следит, наверно, за порядком на своем участке. С пьяницами ругается, следит, чтобы после одиннадцати в квартирах радиолы или магнитофоны на полную мощность не пускали, за ребятами, вроде Фуфлы и Хлястика, посматривает, чтоб не хулиганили…
Был я поменьше — ребятам врал, что он у меня знаменитый сыщик и чуть ли не тридцать бандитов и жуликов выследил и задержал. А потом как-то и думать об этом перестал. Ну, в милиции, ну, участковый: надо ведь кому-то и участковым работать — тоже дело нужное. Вон, у Пашки Волкова — это в старой моей школе был такой парень — отец на кладбище работает, могилы роет. Ну и что — надо ведь кому-то и на кладбище работать. А милиция — это… в общем, без нее пока не обойтись… Добро… с кулаками. Как это? Добро с кулаками?
…На кухне шумела и смеялась тетка Поля, и все смеялись и шумели, а мне не хотелось смеяться. Не хотелось и все. Меня даже зло взяло — чего это она все время хохочет, хотя и смешного-то вроде ничего нет.
Пока завтракали, тетка Поля все рассказывала, какой у нее сад, да какая усадьба, да какой дом — полная чаша.
— Вот соберитесь да приезжайте ко мне, посмотрите, как мы с Петей живем, да и сами поживете. Всех накормлю, всех напою и еще останется! — кричала она и все время посматривала на батю.
Он улыбался и кивал головой, а глаза у него были хмурые. Только раз он спросил:
— А вы, Полина, что, не работаете уже?
— То есть как это не работаю?! — возмутилась тетка. — А дом? А хозяйство? А сад?!
— Нет, я про школу спрашиваю, — сказал батя и как-то странно посмотрел на нее.
— А-а, — протянула тетка Поля. — Хватит! Наработалась.
— Ну, понятно, — сказал батя с каким-то непонятным выражением и встал из-за стола. — Спасибо. Ну и накормили вы нас!
Я посмотрел на маму. Она сидела очень прямо, почти ничего не ела и только переводила глаза с отца на тетку Полю, с тетки на отца. А я сразу ночной разговор вспомнил.
— Ну, раз сыты, значит, хорошо! — сказала тетка. — У меня всегда так! Вот мы сейчас со стола приберем, посудку помоем. И гулять пойдем. Пойдем, Василий Семеныч?
Батя остановился в дверях кухни и развел руками.
— Вы уж извините, Полина, совсем я забыл. Мне… позаниматься надо — зачеты скоро, а у меня, как говорится, конь не валялся. Вот ребята с вами пойдут. Сеня. А меня уж извините. — Он повернулся и вышел.
Тетка Поля ужасно удивилась.
— Какие еще зачеты? — спросила она у мамы.
Мама смущенно засмеялась.
— Да, вот, — сказала она, — на старости учиться задумал. В прошлом году в университет на юридический поступил. Вот и занимается. Мало, правда. Времени не хватает.
Вот номер-то! А я и забыл, что батя действительно в прошлом году на заочный поступил. Хотя понятно, почему забыл — он дома почти и не занимался. Поэтому я тоже удивился, когда он сказал, что не пойдет гулять. Ведь мне он сказал, что пойдет. Наверно, он просто не хочет с теткой Полей идти, вот и выдумал предлог. Ну, ладно, он не хочет, а меня-то зачем втравил? Хотя откуда он мог знать, что мне тоже расхотелось идти с теткой? А мне совсем расхотелось — факт!
Я еще почему-то вспомнил, что вот она и останавливается около каждого красивого дома и ахает и охает, но только на секунду, вроде по обязанности, и сразу дальше, и главное время у нее на магазины уходит. И с каждой такой прогулки мы возвращаемся, как верблюды навьюченные. И провожать тетку Полю потом — одно мученье: никак в такси все ее пакеты, коробки, сумки, чемоданы не впихнуть. Я всегда удивлялся, куда ей столько барахла разного.
Нет, она не жадная, тетка Поля, и подарки любит делать, вот и яблоки нам каждую осень присылает, но только… только… сам не знаю, что «только»… Вот сейчас расхотелось мне что-то от нее подарки принимать. Подарит, а потом опять кричать будет — вот, мол, я какая, всех одариваю, всем добро делаю. Да нет, и не кричит она вовсе, это я чего-то придираюсь уже, но все равно… И я начал быстро придумывать, как бы отказаться.
А тетка Поля допрашивала маму:
— Ну, и что? Кончит он университет, уйдет из милиции? Адвокатом или судьей станет?
— Не знаю, Поля, — говорила мама устало, — там видно будет.
— А может, ему в милиции повышение дадут? Пора бы.
— Не знаю, Поля, — опять повторила мама, и видно было, что ей неприятно на эту тему говорить, — он ведь знаешь какой…
— Да уж, знаю, — сказала тетка Поля и поджала губы.
— А куда пойдем, тетя Поля? — спросил я, чтобы перебить этот противный разговор.
— А? — встрепенулась тетка. — Куда? По городу пройдемся — очень я люблю Ленинград ваш. Ну, посмотрим, конечно, какие магазины открыты. Мороженого поедим. И так далее. А ты, Люда, с нами не ходи. Ты устанешь — мы ведь галопом.
То-то и оно, что галопом, подумал я.
— Ладно, — согласилась мама, — а я дома посижу, мне кое-что поштопать, починить надо.
— Вот и хорошо, — засмеялась тетка, — жена носки штопает, муж уроки учит, а детишки со старой теткой гулять пойдут. Куда как славно!
Мне захотелось заорать, что никуда я не пойду, но я не заорал — отрицательные эмоции надо уметь сдерживать.
Тетка прогнала всех одеваться, а сама быстро и ловко принялась мыть посуду.
— Чего ж ты, пап? — спросил я, входя в комнату.
Он, и верно, сидел за столом с тетрадками и книгами.
— Да вот, — сказал он, не глядя на меня, — вспомнил…
Вид у него был такой, какой у нашего брата в школе бывает, когда знаешь, что тебя вызовут, а урок-то не готов. Я засмеялся. Он посмотрел на меня исподлобья и тоже засмеялся. Прикрыл рот ладонью и подмигнул мне.
— Ладно, — сказал я, — погуляем с теткой Полей.
Смешно, но все-таки в этот раз я так и не пошел гулять с теткой. А получилось вот что. Я собрал все книжки и альбомы про Ленинград, которые мне дядя Саша накануне дал, и понес ему. Все равно уж ничего не прочитаешь, да и не нужно это, наверно, тетке Поле.
Постучал к дяде Саше ногой — руки были заняты. Никто не ответил. Я сложил книги на пол и вошел — дядя Саша никогда не запирал своей комнаты, даже когда улетал надолго.
Я втащил книги, расставил их по полкам и пошел к себе. И тут раздался звонок. Я открыл входную дверь и… На площадке стояла — кто бы вы думали? Сама М. Ба-со-ва! Собственной персоной! Я так удивился, что прямо застыл в дверях, держась за ручку, и молча смотрел на нее во все глаза. Она тоже молчала, потом покраснела и сердито сказала:
