Джоан Робинсон - Когда здесь была Марни
Дальше Анна решила не слушать.
Она пошла на берег, на сей раз – вдоль дамбы. Многоватика нигде не было видно, но сейчас Анна и его молчаливого общества не вынесла бы. Ей не хотелось думать ни о чем и ни о ком – даже о Марни. Если бы миссис Пегг всего лишь продолжала сердиться, это можно было бы пережить. Но гибель чайника…
Анна поспешно отставила это воспоминание. Она шла быстрым шагом, не думая ни о чем и ничего не видя вокруг, – пока не добралась до песчаных дюн.
Здесь было, кажется, единственное место, где она не боялась на кого-то наткнуться. Даже если кого-нибудь вправду занесет на пляж, она любого увидит с порядочного расстояния, спрячется и переждет, пока все не уйдут. Она уже провела здесь множество вечеров, лежа в песчаном распадке, слушая, как шуршит в траве ветер, как негромко вздыхает море да чайки кричат вдалеке. Здесь она чувствовала себя словно на самом краю земли. Чайки иногда подлетали ближе и принимались хлопать крыльями и скандально орать, ссорясь из-за рыбешки в приливных лужах. Иногда же – уносились далеко и оглашали пляж скорбными жалобами. Тогда Анне и самой хотелось плакать. Не настоящими слезами, конечно, а так – в душе. Крики чаек казались голосами из прекрасного и безвозвратного прошлого, напоминали о чем-то, что она некогда любила и потеряла… и больше уже не найдет. Что именно? Анна не знала.
В это утро она провела в дюнах несколько часов, думать не думая ни о миссис Пегг, ни о Сандре, ни о миссис Стаббс. Эти мысли она старательно изгоняла, оставляя только воспоминания о Марни. Постепенно до нее дошло, что прилив этим вечером наступит совсем поздно. Никак не раньше одиннадцати часов. И как, спрашивается, ей увидеться с Марни?
Шагая домой обедать, она додумалась до очевидного ответа. Если Марни могла удирать из дому в ночной рубашке, почему ей не поступить так же? Решено: она сегодня ляжет пораньше, прежде Пеггов, а потом уйдет потихоньку. А перед этим – ближе к вечеру, во время отлива, – наберет морской лаванды для Марни.
В коттедже ее ждало письмо от миссис Престон. Тетушка сообщала новости обо всяких людях, которых Анна не знала. Наверное, это были лондонские соседи. Анна попробовала представить себе дом… не получилось. Он казался слишком далеким и нереальным. Трудно было зримо вообразить даже миссис Престон, по-прежнему жившую там.
В конце письма имелся постскриптум, гласивший:
Обязательно напиши как можно скорее. Ты совсем ничего нам не сообщила, кроме того, что ходила на побережье. И еще ты, дорогая, так ничего и не написала про тот запах. Можно поподробнее?
Анна с удивлением перечитала последние строки. Запах? Какой запах? Она даже подумала, что в письмо вкралась описка и на самом деле кто-то зачах. Нет. Непохоже… На сей раз к письму была приложена почтовая карточка с маркой и адресом, поэтому Анна решила ответить сразу, пока миссис Пегг накрывала на стол. А то снова недолго забыть.
«На берегу никакого запаха нет», – вывела она и подумала, что это была неправда. Там царил чудеснейший аромат. Просьба описать поподробнее напомнила девочке школьные упражнения по английскому языку. Образ мисс Дэвисон, училки, вызвал инстинктивное сопротивление. И вообще – как описать запах на берегу? Там пахло морем, водорослями… а если ветер дул не с той стороны и природа являла свою жестокость, могло повеять дохлым тюленем. Но не писать же на открытке про дохлых тюленей? Так что в науку о запахах Анна углубляться не стала, дав взамен точный отчет о погоде и (благо все время держала в уме) приливах-отливах за последние несколько дней.
После обеда она вновь ушла со двора, дождалась полного отлива и перебралась на заболоченный берег – собирать морскую лаванду.
Миссис Пегг увидела на каминной полке Аннину открытку, приготовленную к отправке, и досадливо щелкнула языком. Поистине, девочка стала забывчива до невозможности. Она же специально напомнила ей об открытке, когда та уходила! Миссис Пегг взяла послание и, напрягая зрение, принялась рассматривать так и этак.
– Ну не знаю! – сказала она наконец. – Я, конечно, тот еще писатель, но ты только взгляни на это! – И протянула открытку Сэму: – Что тут написано?
Сэм сощурился и медленно прочел вслух:
– «На берегу никакого запаха нет».
– А я тебе о чем? – с торжеством воскликнула миссис Пегг. – И я то же прочла!
– Ну не пахнет там, и что?
– Не пахнет. А еще луна – не синяя. И коровы не танцуют. И кое-кто подрастерял мозги, вложенные при рождении. Ты, к примеру, Сэм Пегг. Неужели тебе не кажется, что этот ребенок как-то странновато письмецо начинает?
– Да ладно. Небось мысли другим заняты.
– Да уж, – проговорила миссис Пегг, качая в замешательстве головой. – Еще как заняты, причем каждый божий день!
Она вышла из дому, отправила открытку – да и забыла о ней.
В тот вечер, когда Пегги уселись перед телевизором, Анна раздобыла книгу и некоторое время читала, сидя на низенькой табуретке рядом с хозяевами. Потом начала зевать, а книга стала съезжать у нее с колен. Так она сидела еще довольно долго, всячески стараясь, чтобы Пегги заметили: книга нагоняет на нее сон, а телепрограмма – того пуще. И наконец, под звуки сводного духового оркестра, гремевшего на сельскохозяйственной выставке где-то в Восточной Англии, она очень тихо, на цыпочках, пробралась к лестнице.
Поднявшись к себе, она переоделась, натянула ночную рубашку. Потом вновь надела шорты, запихнув в них длинный подол. Влезла в свитер… Теперь она была готова. Дождавшись времени, когда, по ее понятию, прилив должен был уже как следует подняться, Анна вооружилась своим букетиком морской лаванды, открыла дверь и прислушалась. И наконец, опять-таки под прикрытием телевизионного шума, спустилась по лестнице и выскользнула сквозь кухонную дверь.
В голубоватом свете экрана Пегги казались двумя древними изваяниями. Они даже не пошевелились – так и продолжали сидеть к ней спиной.
Глава тринадцатая
Девочка-нищенка
Лодочка ждала ее на привычном месте. Анна забралась внутрь и отвязала веревку. И не успела она обмакнуть весла в воду, как течение само увлекло ее в направлении Болотного Дома. Анне почти не понадобилось грести: лодочка как будто знала дорогу.
Она была уже почти напротив особняка, когда вдруг заметила свет во всех его окнах. Что такое? А по воде доносилась еще и музыка! Анна приподняла весла и прислушалась, затаив дыхание. Происходило именно то, что она себе когда-то навоображала: вечеринка в старом доме! Пока лодочка медленно проплывала мимо, она увидела сквозь окна ярко освещенную лестницу и яркие пятна женских нарядов, двигавшиеся внутри. И все это отражалось в темной воде, бежало трепещущими дорожками прямо к лодочному борту.
А потом она миновала особняк. Оглянулась – и заметила в потемках маленькую белую фигурку на выступе стены. Это была Марни, ожидавшая ее.
Анна подгребла, бросила веревку, и Марни поймала. Лодочку, совсем как в тот раз, осторожно подтащили к ступеням. Анна выбралась через борт. Марни схватила ее за руку.
– Как здорово, что ты пришла! – прошептала она. – Ты музыку слышала?
– И свет видела! С воды так красиво смотрится, я уж решила – может, сплю!
– У них там вечеринка. А я так надеялась, что ты появишься! То и дело выбегала посмотреть, нет ли тебя…
– Я думала, сегодня может и не получиться, больно уж поздно, – сказала Анна. – Смотри, что покажу! – И она вытянула из шорт ночнушку. – Я прямо как ты! Притворилась, что спать ухожу!
И тут она рассмотрела, что на Марни было самое настоящее белое вечернее платье. С длинной юбкой и поясом из лент.
– Пришлось надеть, – извиняющимся тоном пояснила Марни. – Там одни взрослые, но и мне нужно быть. Там несколько совсем молодых… но все равно куда старше меня! – Она стиснула руку Анны и пристроилась поближе. – Как я рада, что ты тут! Вот было бы славно, если бы ты тоже могла войти… – Она помедлила, задумчиво разглядывая Анну, и вдруг рассмеялась: – Я знаю, как это сделать! Никто и не догадается, кто ты такая!
– Нет, не могу, – возразила Анна. – Я же в шлепанцах и ночнушке! – Тут она посмотрела вниз и обнаружила, что заляпала весь подол. – Нельзя, – повторила она печально. – Я еще и вся грязная.
– Так это же хорошо! Чем грязнее, тем лучше! У меня идея! Тебе только платок на голову накинуть – и готовая нищенка! – Тут она заметила букетик морской лаванды у Анны в руке. – Ой, миленькая, ты морской лаванды мне принесла! Как раз кстати придется! Ты как будто нищенка и пришла продать цветочков дамам и господам… ну, на счастье. Давай так и сделаем, а? Я сейчас платок раздобуду!
И, не дожидаясь ответа, Марни исчезла в боковой двери, оставив Анну в одиночестве стоять на стене.
Анна, вообще-то, не испугалась. Даже не особенно разволновалась. Она плоховато представляла себе, что должно произойти. И в голову не пришло, что ей, по сути, особого выбора не оставили. Всякий раз, когда дело касалось Марни, они как бы делали нечто единственно возможное. Все было предрешено. Анне оставалось лишь ждать и смотреть, что в итоге произойдет. И вот она ждала, стоя в своих пляжных тапочках и грязной ночной рубашке поверх хлопковых шорт. Слушала музыку, доносившуюся из дома. Начинала что-то предвкушать потихоньку.
