Избранное в двух томах. Том 1. Повести и рассказы [1987, худ. Б. Н. Чупрыгин] - Анатолий Иванович Мошковский
У Леньки был футбольный мяч, и, когда ребят во дворе на две команды не хватало, мы тренировались. Я становился в ворота — две штанги заменяли кирпичи или свернутые курточки, а верхняя перекладина угадывалась в воздухе — и принимал мячи. Трудные брал редко, средние — почаще, легкие — запросто. Но когда грохался на землю и мазал, я вставал, стряхивал со штанов пыль и с горечью сознавал: никогда не выбиться мне из защиты! Так и умру защитником.
Потом в ворота становился Ленька, а били мы. Он прекрасно играл центром нападения и был капитаном, но в воротах стоял даже хуже меня. Да и не любил становиться: понимал, в чем его сила.
Обо мне он говорил так:
— Сможешь стоять — тренируйся.
В то, что говорил он это всерьез, я поверил через неделю, когда нашу команду вызвала улица Володарского. Наш вратарь, Мишка Тарасов, уехал к бабушке в деревню, и Ленька ткнул в меня пальцем:
— Будешь стоять ты.
Я стал отказываться: то в обычной игре не ставили, а то в такой ответственной. Конечно, я пропущу уйму мячей и завалю игру.
— А мы на что? — сказал Ленька. — Стой.
И я встал.
Хорошенько надули мяч: трубка камеры переходила из губ в губы. Последнюю порцию воздуха добавил Ленька — лицо его покраснело от напряжения и на висках вздулись голубоватые жилки. Он согнул трубку, перевязал, втиснул под покрышку, зашнуровал, и мяч каменной крепости легко и радостно со звоном взлетел в воздух.
Я встал в ворота меж двух кирпичей. Ко мне подошел Ленька.
— Ну как ты стоишь? — спросил он.
— Как?.. Не так разве?
— Плохо стоишь, точно уже проиграл. А ты стой наоборот. Уверенно стой.
— Ладно, — сказал я.
Мяч взвился в воздух. Наши нажали, прорвали оборону. Мяч, отскочив от Ленькиной ноги, ринулся в ворота и, как резиновая пробка из детского пистолета, влип в живот вратаря, в его руки. Ого, вратарь у них ничего!
Далеко отбитый мяч наткнулся на голову их капитана и бросился к моим воротам. Я выбежал вперед, подпрыгнул, на лету поймал мяч и бросил левому нападающему, Вовке. Мяч я поймал хорошо, и настроение сразу поднялось. Я немного вышел из ворот и больше не спускал с мяча глаз. Он носился по полю, отскакивая от ног, голов и коленей, весело прыгал по земле, катился, свечой взмывал в небо. И когда приближался к нашим воротам, я становился на изготовку, перебегал из края в край ворот, готовый к любым неожиданностям.
И все-таки проворонил! Ослабил на миг внимание, услышал в центре поля удар и не успел вскинуться, как противники завопили:
— Ур-р-ра! Гол! Один — ноль!
Малыши, обступившие площадку, принесли мне мяч, и я, красный и посрамленный, выбил его в поле. И скрипнул от обиды и горя зубами. С этой минуты я решил стоять насмерть. Хуже всего было то, что наши не ругали меня. Разуверились? Боялись обидеть? Лучше бы изругали. Пока я разбирался в своих чувствах и давал клятвы не пропустить больше ни одного мяча, наши «воткнули» им две штуки, и счет стал 2:1 в нашу пользу.
Противники напирали изо всех сил, и теперь мне некогда было предаваться чувствам и давать клятвы. То и дело приходилось отбивать мяч, хватать и выбрасывать. Я метался меж двух кирпичей, и пространство в десять шагов стало для меня главным. Всю свою жизнь втиснул я сейчас в этот промежуток меж двух кирпичей.
Второй мяч я пропустил честно. Это был «мертвый» мяч. Я стремительно упал на него, упал на твердую, убитую тысячами ног землю и ощутил — мяч коснулся груди и ушел к забору.
Секунду пролежал я, не сознавая, что случилось. Потом хотел вскочить и почувствовал боль в коленках. Они так болели, точно с них сбили чашечки.
Кое-как я встал и поймал брошенный малышом мяч.
— Хорошо, — сказал Ленька, оказавшись вдруг рядом, — классически падал!
Я пустил ему мяч, и Ленька повел его к вражьим воротам. Я был уверен, что с коленок содрана кожа: сквозь ранки медленно сочилась кровь. Мяч опять приближался к нашим воротам. Прыгать и метаться я не мог. Я стоял, расставив ноги и держа наготове руки.
Удар! В косом прыжке я поймал мяч. Ноги, выпрямленные в коленках, хрустнули. На миг я закрыл глаза. Выбросив мяч, заходил, прихрамывая, меж двух кирпичей. Думал я об одном: как бы продержаться до конца.
Скоро мы забили еще мяч, и счет стал 2:3 в нашу пользу. Теперь все зависело от меня: не пропущу — и наша взяла. Но попробуй не пропусти! Ох эти чертовы коленки!.. Как это мы не заметили, размечая ворота, что возле одной «штанги» из-под песка буграми выпирает щебенка: об нее-то я и стукнулся.
Больше всего боялся я теперь низких мячей, на которые нужно падать. Противнику забили еще гол. Коленки саднили, дергали, а где-то внутри разгоралась тупая боль сильного ушиба.
В это мгновение нападающие прорвали фронт нашей защиты, и я остался один на один с противником. Я бросился на него. Он ударил. Мяч отскочил от моей груди и угодил в ноги другому нападающему. Я метнулся к нему. Нападающий растерялся, отпустил мяч, и он, как ручной, прикатился мне в ладони.
Кулаком выбил я его на середину поля — ногой не решался. Несколько ударов по воротам — и наши вогнали им еще гол. С яростью обреченных бросился на нас противник. Мяч просвистел высоко, я подпрыгнул — мяч прошел где-то боком, и нападающие в один голос заорали:
— Хороший!
Наши не спорили. Наверно, это был мяч под условную верхнюю перекладину, и я не дотянулся до него. Счет стал 3:4. Теперь противник озверел. Сломив нашу защиту, он повис на воротах. Но удары были неточными, слабыми или в такие места, где легко было взять мяч, и это спасало меня.
Я вспотел, тяжело дышал.
Сильный удар в угол ворот заставил меня броситься на мяч. Я упал — мяча в руках не оказалось. Не было его и сзади, за воротами, где стенкой выстроились малыши. Мяч отскочил от моего плеча, и защита отбила его.
Я встал вначале на корточки, потом разогнул туловище. Коленки нестерпимо жгло.
Скоро игра закончилась. В нашу пользу.
Теперь мне надо было добраться до подъезда так, чтобы никто ничего не заметил. Я ненавидел сочувствие и жалость: ах, бедненький! Я сделал два шага и понял: идти не могу. Я оперся спиной
