Владислав Крапивин - Дагги-Тиц
— Значит, вот так… Можно и самовар раскочегарить ради новоселья… Одно плохо: далековато этот пиратский форт от ваших домов. Зимой-то можно накатать через болото лыжню, получится напрямую не больше полверсты. А сейчас придется вам каждый раз по объездной дороге… Правда, ходит иногда автобус, но частный. Все того же «молочного» ведомства…
— Можно ведь на велосипедах! — подскочил Юрась.
— Оно так! — оживился дед Егор. — Я сразу и не сообразил. В нашу пору велосипеды были редкостью…
Для Инки велосипед тоже был редкостью. Вернее, велосипеда у него не было. Он сперва и не просил. Он вообще никогда ничего не просил. И никому не завидовал. Когда бывал дома у Полянки, удивлялся, сколько у нее игрушек (в том числе и «мальчишечьих» — железная дорога, конструкторы всякие), но удивлялся радостно, без мысли «вот бы и мне такое». Игрушки иногда мастерил сам — например, поезда с вагонами-чурбачками (колеса у них были из канцелярских кнопок). Но это давно еще, в первом классе…
Он не задумывался, бедно ли живет в эти свои школьные годы. Понятно, что не богато, но ведь не голодал же. И одежку мать привозила каждый раз, как приезжала откуда-нибудь. А то, что не было мобильника и компьютера… но ведь компьютер иногда был. То у Вика, то теперь у Егошина. Егошин говорил не раз: садись и залезай в Интернет, когда хочешь. Бывало, что Инки и залезал: отыскивал сайты с картинками про старинные парусные корабли, дальние острова и города с причудливыми башнями. Скачивал.
— Это же дорого… — иногда привычно возмущалась мать.
— Зато на пользу, — отвечал Егошин.
Какая у Егошина и у матери была зарплата? Инки понятия не имел. Наверно, получали «негусто». Но все же появлялись в квартирке то пушистый диван, то блестящая люстра, то новенький гарнитур в маленькой кухне. («Чем старый-то был плох?» — ворчала Маргарита Леонтьевна, которая жила отдельно, однако появлялась у Егошина каждый день, не оставляла своими заботами и брата, и его новую жену, и даже Инки…) У Инки тоже кое-что поменялось в его «конуре». Вместо шаткой этажерки появился книжный стеллаж, вместо обычного столика — письменный, с ящиками и полочками. Ну и спасибо… Главное, чтобы не зацепили часы, когда меняют мебель… Альмиранте новшеств не одобрял. К столу и стеллажу принюхивался подозрительно, а потом удирал в форточку и пропадал на несколько часов, а то и на сутки. Это была такая нервотрепка — искать его по чужим дворам и переулкам…
А что касается велосипеда… Да, Инки никогда не обращался к Егошину с просьбами, но тут все же преодолел себя:
— Помнишь, в сарае есть старый велосипед. Можно, мы с Гвидоном посмотрим? Может, починим…
— А я уже починил, — рассеянно отозвался Егошин. — Дел-то было цепь натянуть. Бери да езди… Только подкачай колеса, насос там на верхней полке…
Вот так и появилась у Инки своя «машина». Порядком обшарпанная, дребезжащая, но легкая на ходу. Седло пришлось опустить до отказа, чтобы ноги доставали до педалей. Ну, это они с Гвидоном сделали в пять минут…
Опыта езды на двух колесах у Инки почти не было. Раньше, в Столбах, он изредка пытался покататься на чьем-нибудь велосипеде, но предлагали редко, а сам не просил. Здесь, в Брюсове, он, правда, стал тренироваться на велике Гвидона, когда подсохли улицы и площадки, но лишь в последние две-три недели.
— Научишься, это не по канату ходить, — утешал Гвидон. Инки при таких словах каждый раз вспоминал Сима и Жельку, и казалось, что они ободряюще подмигивают. Возможно, эта «моральная поддержка» сделала свое дело. Скоро Инки гонял — уже на своем драндулете — не хуже остальных… И «догонялся» однажды. При лихом повороте в Кленовом переулке с маху впилил в край трансформаторной будки…
Ну, лоб, локти и плечо — это детали «само-за-жив-ляю-щие-ся», как выговорил Юрась, утешая пострадавшего. А вот велосипедная рама… В ней обнаружился «открытый перелом» (опять же по словам Юрася).
Дома Егошин этот перелом деловито рассмотрел и пообещал:
— Скажу знакомому, Сане Петренко, у него есть портативный сварочный аппарат. Приедет, заделает…
Ну и ладно. Хорошо, что не стал ругать Инки (впрочем, Егошин его никогда не ругал). А про сварку Инки напоминать не хотел, его стал возить к деду Егору Гвидон. На багажнике.
— Садись. Весу-то в тебе, все равно как в Никитке…
А в Никитке весу было «как в колибри» (и возили его на своих багажниках все по очереди, поскольку Никитка на своем «Горбунке» в дальних поездках за остальными не успевал).
Дом деда Егора, сарай и весь участок называли Капитанской усадьбой… Дорога до нее вокруг болота, через хутор Макарьевский, была километров пять. Пешком это около часа, а на великах — всего ничего.
Георгий Матвеевич в приятели к ребятам не набивался, быть «наставником юношества» не стремился, с рассказами о том, «что бывало», не приставал. Конечно, подсаживался иногда к «штурманятскому» кружку, излагал пару недлинных историй про бриг «Гибралтар» или шторм в Обской губе, но случалось это не так уж часто. А чаще он заводил «хозяйственные» разговоры.
— Если взять доски, что остались от ремонта пола, да несколько чурбаков, можно в том конце сарая соорудить сцену. Репетируйте на здоровье. А в снежное время можно и зрителей созывать, когда натопчут через болото зимник…
Ребята уже не удивлялись щедрости капитана. К хорошему привыкаешь быстро. Но сцену сколачивать не спешили, больше занимались ремонтом палаток. Лето впереди, а значит — всякие «экспедиции» по окрестностям…
А порой просто сидели у открытой печки, у огонька (хотя время было совсем уже теплое), рассуждали о том о сем. Старик не скупился:
— Вы дровишки берите, не стесняйтесь. Только потом всё гасите до конца, и печку, и самовар. А то заполыхаем однажды на радость соседям.
— А почему на радость? — удивился Юрась.
— А каким соседям? — заинтересовался обстоятельный Валерий.
Оказалось, что с одной стороны сосед — некий Данил Данилыч Кофейников, предприимчивый дядя, который решил очистить часть болота, сделать там водоем и разводить карпов. Такой вот бизнес. Ну и чисти ты и разводи, только не мешай жить другим. Но Данилу Данилычу, конечно же, показалось, что Капитанская усадьба здесь на берегу лишняя, будет мешать расширению рыбного производства. Начал подкатывать к Георгию Матвеевичу: «Продай участок…»
— А я его вежливо развернул, — рассказывал дед Егор. — «Мне твои деньги, Даня, ни к чему, пенсии хватает. А свободная жизнь на вольном воздухе мне очень нравится…» Он, разумеется, пообещал: «Ну, погоди, дед, раз не хочешь добром…» И давай налаживать контакт с другим соседом, который во-он с той стороны. А это не кто иной, как сам господин Молочный Семен Семеныч. Там его вилла, вы же знаете…
Вилла Молочного была и в самом деле недалеко, километрах в двух.
— И говорит Кофейников Молочному: «Давай, господин депутат, налаживать общее дело, объединять здешние земли, а этого, который тут встрял, как-нибудь уговорим…»
— Чтобы варить вместе «кофе с молоком», — вставил «близнец» Ромка.
— И в нем уху из карпов, — добавил Славик.
— Вот именно, — согласился капитан Линейкин.
— Никуда от этих гадов не денешься, — сказал Гвидон. — Они скоро захватят всю Землю.
— Похоже, что уже… — заметила молчаливая девочка Света. Она говорила мало, но всегда к месту.
— Георгий Матвеич, но ведь вас сожгут, — шепотом сказала Полянка. И придвинулась ближе к Инки.
Они все сидели у догорающей печурки, хотя на дворе было почти лето. Пахло старыми бревнами и горячими кирпичами. Тепло ватными лапами трогало голые ноги.
— Может, и сожгут, — согласился дед Егор. — Но еще не сейчас. Пока им нет резона идти на новый скандал… Да вы не бойтесь, при детях они поджигать не посмеют…
— Мы не за себя, а за вас боимся, Георгий Матвеевич, — насупилась Зоя.
— А за меня чего бояться. Я за себя уже отбоялся… — с короткой улыбкой объяснил капитан Линейкин. — Столько всего было… Я вот что думаю: не завести ли мне козу? Говорят, козье молоко очень полезно в пожилом возрасте. Для продления земного существования. Пасти́ поможете?
Деда Егора наперебой заверили, что капитанской козе будет обеспечена курортная жизнь и всеобщая забота…
Дорога от Усадьбы к брюсовским улицам огибала болото, потом выводила к обрывистому берегу неширокой Лисянки. Отсюда недалеко было до откоса, над которым стояло Дерево. Иногда подъезжали к нему. Постоять, помолчать… Но не всякий раз… Бывало, что брали правее и подымались на склон Лисьей горы. За горой лежало поле Брюсовского аэродрома, а за ним, вдалеке, дымил Южнодольск. Но отсюда их не было видно. Зато виднелись речка, Усадьба, брюсовская окраина, часть болота и разбегающиеся среди рощиц и отдельных деревьев проселки. За одной из рощиц краснела металлическая черепица крутых крыш и башенок.
