Житье-бытье мальчишечье - Борис Михайлович Забелин
— Это не ты соль принес?
Юрку враз обнесло жаром, будто его сунули в сильно натопленную баню.
— Соль? Какую соль?— залепетал он, сглатывая сухость во рту.
— Да в банке. На кухне стоит.
— А... в банке. Я...
— Что с тобой?— забеспокоилась мама, заметив на лице сына нездоровый румянец.— Уже не жар ли у тебя? Вон как ты полыхаешь!
Она положила мягкую прохладную руку ему на лоб:
— Ну, точно. Простыл... Где это тебя вчера нелегкая носила? Беда мне с тобой... Замерз, наверное. Ну-ка быстро в кровать! Сейчас смеряем температуру.
Юрка, облегченно вздохнув, подумал: «Как хорошо, что я заболел!» Он разделся и юркнул под теплое одеяло. Вернулась мама, поставила градусник и попросила:
— Открой-ка рот. У-у-у, точно. Горло-то, как краска красная... Ну, ничего,— она погладила сына по вихрастой голове.— Погреем золой — и пройдет. Или солью. Говорят, еще лучше...
От этих слов Юрка испуганно закрыл глаза.
—Тебе плохо?—забеспокоилась мама.— Покажи-ка градусник Тридцать семь и девять.
—Ты мне горячей золы, ладно?—попросил сын.
—Хорошо. Сейчас нагребу из загнетки в тряпочку и привяжу.
Через несколько минут Юрка, лежа в кровати, чувствовал на шее приятное, уютное тепло...
Назавтра он засобирался в школу.
—Полежи, сынок!—сказала мама.— Хоть сегодня нет температуры, но в горле все еще краснота.
—Нет, мамочка,—не согласился мальчик.— Я пойду. А вечером ты мне опять привяжешь тряпочку с соль... — Он запнулся, смутился, потом поправился:
—С золой, ладно?
- Ну, как хочешь,— не стала настаивать мама и пошла собирать завтрак.
Вечером Юрка долго сидел за уроками. Мамы и сестренки еще не было. Мама на кухне занималась стиркой. Оттуда доносились чавканье белья да постукивание стиральной доски. Когда в прихожей хлопнула дверь и послышались голоса, Юрка решил, что вернулась Галка. Он оторвался от учебника, навострил уши и понял, что мама разговаривает с тетей Шурой, Горькиной матерью.
—Выручи ты меня,— говорила соседка.— Ни солинки дома не осталось. А какая картошка без нее? Ты, Петровна. не беспокойся, я тебе верну.
—Пустяки, — ответила мама, и Юрка понял, что она улыбнулась. — Такую кроху возвращать.
—Как же! — возразила тетя Шура и спросила:— Сколько она нынче на базаре-то стоит? Верно, опять подорожала?
—Да я не брала,— мама пожала плечами.— Не знаю.
—Я-то что слышала, — продолжала Горькина мать. — говорят, некоторые бабы своих парней на вокзал посылают, там целая гора соли. Те тащат, а потом их матери на базаре за нее втридорога дерут. Вот какие бесстыжие есть на белом свете. Дуры, не знают, наверное, что соль-то на фронт везут. Нашим же мужикам!
Тетя Шура долго еще возмущалась. Анна Петровна только поддакивала. Потом соседка ушла. Юрка сидел ни жив ни мертв от стыда. Сейчас мама придет и спросит, откуда соль. С вокзала, да? «Вот этого я от тебя не ожидала,— окажет она.— Своровал, да еще и признаться побоялся... Ну и ну...» Но маме, должно быть, и в голову не пришло, что ее сын мог такое сделать.
С Юркой в тот вечер она разговаривала как обычно. Только ему от этого не было легче. Долго ворочался он в постели, когда лег спать. Наконец, измученный, забылся... И какой-то странный сон привиделся ему. Будто бы попал Юрка на фронт. Только почему-то ни грохота взрывов, ни фашистов не видно. Наши бойцы обедают. Сидят они в окопах, а перед каждым из них алюминиевый котелок с кашей, и из него парок вкусный вьется. Юрка слюну глотать не успевает, а солдаты ложки отложила и хмурятся.
— Вы, дяди, почему не едите?— не утерпев, спрашивает мальчишка.— Каша-то остынет.
— Кому такая нужна?— сердито говорит один из бойцов и сует Юрке ложку.— Ну-ка, попробуй...
Тот проворно черпает кашу, кладет в рот. И тут же выплевывает: она безвкусна, как трава.
Юрку бросает в жар от страшной догадки. Значит, соль не дошла до фронта. Значит, ее всю растащили с Казанского вокзала. Такие, как те парни. Такие, как он... Юрка опускает голову, закрывает глаза, кусает губы, чтобы не расплакаться.
— Ты это что, хлопчик?—участливо спрашивает боец, одолживший ложку.
Юрка всхлипывает. Потом, разозлившись на себя, проглатывает комок в горле, громко, чтобы удержать непрошеные слезы, говорит:
— Это, дяденька... я... соль вашу... утащил... я...
Мальчик открывает глаза и смотрит в лицо солдата. А оно почему-то совсем не сердитое и очень похоже на мамино. Боец глядит как-то по-доброму и гладит Юрку по голове.
— Ничего, сынок,— говорит он совсем маминым голосом.— Это уже хорошо, что ты сознался. Я знала, что так и будет. Потом мы с тобой поговорим... А сейчас спи давай спокойно. Еще ночь на дворе...
Юрка тихонько всхлипывает. Но не потому, что ему плохо. А как раз наоборот, потому, что у него становится легко на душе.
На другой день Юрка, встретив Женьку, позвал его на Казанский вокзал. Тот нахмурился, недовольно пробормотал:
—Сам говорил, что нехорошо, а сейчас... Куда тебе больше-то?
—Ты мне друг?—вместо ответа спросил Юрка.
—Ну.
—Тогда молчи, и давай двинем. По дороге расскажу.
На вокзале они долго разыскивали начальника станции. Наконец нашли его в темной, с огромной картой на стене, комнатушке. Это был пожилой мужчина в круглых очках. Он сердито разговаривал с кем-то по телефону. Кончив, ловко бросил трубку на рычаг, взглянул на ребят:
—Вас сюда кто приглашал? Вы тут зачем?
—Соль охранять! — выпалил Женька.
—Какую такую соль?-—нахмурился и без того мрачный начальник станции.— Чего городите? Ну-ка марш отсюда, без вас тут дел по горло!
—Пойдем,— потянул Женька друга за рукав.
Но Юрка сбивчиво и путано начал объяснять нами и.пику, боясь, что тот не поймет. А он все понял.
—Да, ребятки,— сказал он усталым, но добрым голосом, бывает такое. Архипыч, сторож наш, уж очень nap /in болен. Не углядеть ему...
—Вот мы и поможем,— сказал Юрка.
Мужчина ничего не сказал на это, поправил очки, внимательно поглядел на ребят.
—Может, вы нам не верите? — нарушил молчание I панка. Начальник станции удивленно поднял брови, Подумал про себя: «Смотри-ка, шкет мысли читает».
—Мы, дядя, пионеры,— сказал Юрка для убедительности. Сказал и покраснел: когда тащил соль, забыл об этом... Заволновался и вдруг выпалил:
—Ну, честное слово!
—Это же для фронта! — поддержал друга Женька.
—Для фронта? — удивился начальник.
—Все говорят...
Мужчина чуть было не хохотнул от неожиданности, Но сдержался: «К чему ребят разочаровывать? Пусть верят. Для пользы же». Вслух недовольно погрозился.
—Ох, и намылю я кое-кому шею за то, что
