Как я влиял на Севку - Геомар Георгиевич Куликов
Доску делал папа. По правде сказать, там и делать было нечего. По краям листа толстой фанеры набил планочки — вот и вся работа.
Но маме доска очень нравилась. И её у нас брали все соседи.
Я подумал: если я оставлю маму совсем без доски, получится страшный тарарам. Но ведь мне вся доска и не нужна. Нужен совсем небольшой кусочек. Ровно на крюк для клюшки. А я, когда меня выпустят на улицу, найду подходящий лист фанеры и сделаю маме другую доску. Новенькую.
Я не очень-то умел обращаться с инструментами. Но недаром говорят: кто хочет, тот добьётся.
Первый крюк не получился совсем.
Второй — получше.
А за третий меня бы похвалил, наверно, сам Иван Тихонович, наш учитель по труду.
Я отпилил у щётки ручку и прибил к ней гвоздями крюк. Намотал побольше синей изоляционной ленты и клюшка получилась хоть куда, совсем как настоящая.
Погонял немножко по квартире банку из-под гуталина и стал убирать мусор. И тут только заметил: от маминой доски остался совсем маленький кусочек с ручкой, похожий на букву «T».
Сначала я очень испугался. А потом подумал: из-за шкафа всё равно один только этот кусочек и выглядывал. Я повесил на гвоздь букву «Т» ногой вверх и отошёл на середину кухни. Так и есть! Будто никто и пальцем до доски не дотрагивался: висит себе и висит!
Когда вернулась бабушка, я лежал на диване с большущей книгой в руках.
Бабушка подозрительно посмотрела на меня, обошла всю квартиру, как видно, успокоилась и принялась готовить ужин.
Потом пришли папа с мамой.
Меня распирало от желания похвастаться клюшкой. Но я понимал: ничего хорошего из этого не получится и терпел.
Только мне трудно было сидеть на одном месте, я бродил по квартире и всем мешал.
На кухне бабушка возилась около газовой плиты и что-то бормотала себе под нос. У меня было расчудесное настроение и я спросил:
— Опять с кастрюльками разговариваешь?
— Чем зубоскалить, — сказала бабушка, — щётку бы лучше принёс! Ишь, тут мусор какой-то, опилки, что ли, не пойму…
Я так и застыл с раскрытым ртом.
— Ну, — сказала бабушка, — чего стоишь? Иль не слышал?
Я не двигался с места, только глазами моргал. Бабушка покачала головой и, шаркая домашними туфлями, отправилась в переднюю.
Мне всё было видно: как она подошла к углу, где из-под пальто и плащей выглядывала щётка; как стала по привычке шарить рукой, разыскивая палку, на которой была насажена сама щётка. Я даже слышал, как бабушка бормотала: «И куда ж ты запропастилась?!»
А потом…
Я никогда не думал, что взрослый человек может поднять такой крик из-за старой вылинявшей щётки.
Просто, наверно, бабушка перепугалась от неожиданности.
Прибежала мама, вышел папа, а бабушка держала в руках остатки щётки и причитала:
— Батюшки, да что же это делается? Батюшки…
Сначала бабушка и мама посмотрели на папу. Папа пожал плечами. Тогда все трое повернулись ко мне.
— Ты, может быть, объяснишь, — сердито сказала мама, — что это такое?
— По-моему, щётка… — сказал я.
— Я тебя спрашиваю совершенно серьёзно! — закричала мама.
Я молчал и думал, хоть бы кто-нибудь пришёл, что ли? Хоть бы гости какие-нибудь…
— Д-з-з… — зазвонил звонок.
Я пулей бросился к двери.
На лестничной площадке стояла Лялька.
Я обрадовался. Сейчас она скажет, что её мама просит зайти мою маму послушать новую долгоиграющую пластинку или посмотреть новую кофточку…
— Проходи, — сказал я. — Проходи, пожалуйста. Что ж ты стоишь?
Лялька вошла и стала со всеми по очереди здороваться:
— Здравствуйте, дядя Миша! Здравствуйте, тётя Вера!
Когда очередь дошла до бабушки, Лялька увидела щётку с отпиленной ручкой и захлопала в ладоши:
— Ой, какая хорошенькая! Вы её купили, да?
— Нет, — сказала бабушка в сторону, — он сделал.
— Ой, как мне нравится! — сказала Лялька.
— А ты попроси, он и тебе такую сделает.
— Правда? — спросила Лялька.
— Конечно, — ответила за меня мама и я понял, что тучи над моей головой рассеиваются.
Но я не знал, за чем пришла Лялька.
Она поболтала ещё немножко и сказала:
— Тётя Вера, у мамы завтра день рождения, мы пирог будем печь, с вареньем. Дайте нам, пожалуйста, вашу доску для теста.
— Принеси, — сказала мама.
И всё началось сначала. Только теперь это была не бабушка, а мама.
— Ну, — сказала она, — чего стоишь, или не слышишь?
Потом она, как бабушка, покачала головой и пошла на кухню.
Я видел, как она опускает руку за шкаф…
Когда мама с каменным лицом вынесла в переднюю букву «Т», даже папа удивлённо поднял брови и сказал:
— Занятно…
А мама наклонилась к Ляльке:
— Скажи своей маме, что у нас нет больше доски для теста…
— А где же она? — спросила Лялька.
— А это надо узнать у Кости, — сказала мама. — Очевидно, он сделал из неё что-нибудь очень важное. Что именно, он нам сейчас расскажет. Ну?
— Клюшку, — сказал я. — Хоккейную клюшку.
— Вот видишь, так и передай своей маме, из доски для теста Костя сделал хоккейную клюшку. Сейчас мы внимательно осмотрим квартиру, не исключено, что нас ещё ждут сюрпризы…
Лялька, вытаращив глаза, ушла.
Мне здорово попало от мамы и бабушки. А папа молчал и я не мог понять: сердится он на меня или нет. А если сердится — сильно или не очень.
Когда мама и бабушка немножко успокоились, мама сказала:
— Какой смысл было делать клюшку, если ботинки с коньками тебе всё равно малы? А ведь ты прекрасно знаешь, новых в этом году мы тебе покупать не будем.
— А зачем мне новые, — сказал я. — Мне очень даже хорошо годятся старые. Не веришь? Пожалуйста, могу показать.
Я принёс из передней коробку, развязал бечёвку и открыл крышку.
Я стиснул зубы и приготовился изо всех сил тянуть ботинок, но ничего этого делать не пришлось. Нога в ботинок проскочила совсем свободно.
У меня на голове зашевелились волосы.
Ещё бы: два часа назад я еле напялил ботинки. А сейчас… Не могли же они за это время вырасти?
Мама сначала очень удивилась, а потом нахмурилась:
— Опять какие-нибудь фокусы?
— Честное слово… — начал я.
Мама повернулась к папе:
— Михаил, может быть, ты объяснишь, что происходит в этом доме?
Папа отложил газету.
— Это насчёт чего?
— Я спрашиваю совершенно серьёзно! — сказала сердито мама и даже топнула ногой.
— А! — сказал папа. — Коньки? Видишь ли, я купил их для будущей зимы. Но, коль скоро ботинки не очень велики, думается, Константин может покататься немного и сейчас. Но это в том, разумеется, случае, если ты не будешь возражать.
