Ирина Волк - Колышек у вербы
Каждый день, каждый час, каждую минуту надо думать о хлебе, надо помогать ему расти, иначе не появятся в магазине булочки, и плюшки, и чёрные ржаные аппетитные ковриги.
Не спят люди в короткие дни жатвы. Однажды Генка увязался с отцом ночью в поле и глазам своим не поверил: светло как днём. Бегут комбайны, освещают пшеницу зоркими прожекторами. Подбегают машины к комбайнам, не видимое в темноте зерно, шелестя, ссыпается в кузова, и автомобили мчатся к огромному зданию элеватора, который почти упирается в небо своей квадратной головой.
Бродил, бродил Генка по полю, а потом присел на охапку соломы и не заметил, как уснул. Даже не почувствовал, как подняли его сильные отцовские руки, осторожно уложили в кабину шофёра дяди Сени. Проснулся он уже около дома, когда мама осторожно будила его:
— Говорила, сынок, — дома сиди. Вот и сморился.
Как-то папа наткнулся на Гену во время его ночной прогулки и рассердился:
— Ты чего это здесь? Почему не спишь?
— Так мамы же нет! Она ужин комбайнерам в степи варит, — пытался объяснить Гена, — и тебя тоже нет. Я один. Как брошенный. А тут интересно. — И вдруг попросил жалобно: — Папа, возьми меня на элеватор. Я хочу посмотреть, как там зерно принимают.
— Ах ты, брошенный, — засмеялся папа и, торопливо оглянувшись, нет ли поблизости мамы, сказал заговорщическим шёпотом: — А ну, садись в машину, раз всё равно не спишь.
Он легко подбросил Гену в кузов, и мальчик оказался на брезенте, которым на всякий случай была прикрыта пшеница. Папа уселся рядом, и машина помчалась по дороге, освещаемой прожекторами комбайнов, которые ползли по полям, как огромные светляки.
Потом они подъехали к элеватору, и вдруг Геннадий увидел что-то большое, неподвижное. Во дворе элеватора высилась целая гора.
— Что это, папа? — закричал Гена.
— Хлеб, сынок, — как-то особенно торжественно отозвался отец. — Видишь, сколько его! Со всех концов везут и везут так много, что не успевают прямо в элеватор ссыпать, и, чтобы машины не держать, пока сваливают в кучу… Ночи тёплые, дождя не предсказывают.
Отец помог Гене спрыгнуть на землю, и они вдвоём подошли к горе хлеба, которая сияла при свете фонарей. Отец взял в руки пригоршню пшеницы.
— Тяжёлое. Словно золото, — шепнул он. — Вот она, целинная наша земля. Какое богатство родине даёт! А ведь ещё совсем недавно тут вокруг один ковыль рос.
— Привет, Алексей! — сказал кто-то рядом звучно и весело. Отец и сын обернулись.
— Здравствуй, Иван, — отозвался отец, крепко пожимая руку бригадиру четвёртой бригады. — Любуешься?
— Полюбоваться не грех, — протянул Иван. — Каков наш хлебушек! Видишь — уже и элеватор не поспевает за нами.
Потом, меняя тон, он внезапно добавил полушутливо-полусерьёзно:
— Уже всем известно: обскакал ты меня на уборке. Как за знаменем — сам приедешь?
— Да нет! Думаю, мне с почётом привезут, как тебе весной, — засмеялся отец. — Вот так и будем мы его друг у друга отнимать.
Генка стоял рядом притихший, удивлённый. Значит, опять знамя вернётся в красный уголок и на праздник пойдёт впереди бригады, приветливо шелестя. Почему же папа и дядя Иван не сердятся друг на друга? Вот стоят рядом, обнявшись, и всё перебрасывают зерно с ладони на ладонь.
Сад
Мама ни за что не хотела уезжать из совхоза. Саша услышал нечаянно, как она рано утром говорила папе:
— Ну что это, в самом деле? Приехали на пустое место, сколько мучились, пока совхоз построили. А сейчас квартиру получили, работа у тебя интересная. И вот пожалуйста — опять всё бросай. Нет, я не поеду.
И вдруг папа ответил резко и сердито:
— Перестань только о себе думать! Там совхоз отстаёт. Люди нужны опытные. И раз мы, пятеро комбайнеров, решили…
Конечно, мама уступила. Как-то рано утром погрузил папа все вещи на большую машину, в кабину села мама и взяла на колени Сашу. Саша нахмурился: он так надеялся, что побудет с папой вдвоём, ведь мама ещё дома говорила: «Обязательно сяду в кузов и буду держать фикус, чтобы не поломался». Вместо этого она и фикус поставила папе в кабину и сама села. Значит, будет всю дорогу говорить:
«Саша, не высовывайся в окно. Саша, задвинь стекло — дует, насморк получишь, кто за тобой ухаживать будет? Саша, не вертись».
Папа был весёлый, всё время шутил, и машина шла у него ровно-ровно, как будто бы на дороге не было ни ухабов, ни ям. Но всё-таки под конец мама стала хвататься за голову и вздыхать:
— Скорей бы приехали. Перед глазами всё прыгает. И голова как будто не своя.
Саша смотрел на маму с сожалением: какие женщины слабые. Так замечательно ехать в машине, а у них вдруг начинает голова кружиться.
Новый совхоз Саше сразу не понравился. Улицы какие-то кривые, загибаются под гору. И дома меньше, чем в старом совхозе. И деревьев почти нет — так кое-где попадётся деревце или кустик. Мама сразу же начала чистить и убирать новый дом, а. Саша принялся бродить по совхозу. На площади ребята играли в лапту. Саша постоял, посмотрел. Но на него никто не обратил внимания, и он очень обиделся. Там, у себя, он был главным заводилой, а тут, оказывается, никому не нужен.
Саша повернулся и пошёл прочь от играющих. И вдруг услышал:
— Мальчик, куда же ты? Иди к нам, мальчик!
Саша, не оборачиваясь, покрутил стриженой головой. Обида не проходила. Позвали, когда уже ушёл! Ну и играйте сами!
Он шёл и правым ботинком отбрасывал камни. Чёрные ботинки стали совсем серыми: ведь вместе с камушками он пытался захватывать как можно больше пыли, чтобы она вихрилась за ним, как песчаный хвост за автомобилем.
Навстречу попалась какая-то старушка. Она остановилась, неодобрительно покачала головой и сказала:
— И ведь большой уже! Небось осенью в школу пойдёшь, а вести себя на улице не умеешь!
Саше стало стыдно потому, что он понимал: права старушка. Но он только ниже наклонил стриженую голову и, упрямо сжав губы, продолжал пылить.
Когда он вернулся домой, мама так и ахнула: белая рубашка стала серой, а ботинки обросли грязью.
Мама больно схватила Сашу за руку, окунула лицом в таз и принялась ожесточённо тереть уши, щёки, шею. Саша пытался вырваться. Он терпеть не мог, когда мама мыла его вот так: и обидно, и мамино кольцо царапает кожу. Ему хотелось зареветь, но он крепился: иначе насмешница мама расскажет вечером обо всём отцу, и тот будет громко хохотать.
— Теперь никуда не пойдёшь! — сердито сказала мама, когда Саша, умытый, в чистой рубашке, уселся хмурый-прехмурый за стол перед чашкой молока. — Не умеешь гулять — сиди дома.
Когда мама ушла в кухню, Саша плеснул на клеёнку немножко молока и начал устраивать на столе молочную реку. Берега были из белого хлеба, а чайная ложка изображала утёс. Он забавлялся так недолго: в дверь постучали, и Саша едва успел прикрыть блюдцем своё сооружение. Вошли ребята: трое мальчиков и две девочки. Одна девочка, высокая, чёрненькая, с большим бантом в косе, сказала Сашиной маме:
— Мы узнали, что вы приехали, и хотим познакомиться с мальчиком, который тут живёт. Меня зовут Таня, а это Муся, Коля, Степан и Ашот.
— Вот хорошо, что пришли к нам, ребятки! — ласково сказала мама. — Проходите, садитесь!
Пока все чинно усаживались на стульях, мама открыла буфет и вынула пряники, конфеты и яблоки.
«Всё для чужих, — вдруг подумал Саша, — а мне ничего не дала».
Он тоже потянулся к прянику и вдруг узнал гостей: да ведь это же они играли в лапту и не пригласили его. Что им тут надо? Чего они пришли?
— Саша, да что ты такой неприветливый? — вдруг заметила мама его настроение. — Поздоровайся с гостями, покажи им свои книжки.
Но Саша молча слез со стула и ушёл в кухню.
— Не обращайте внимания, — сказала мама сконфуженно. — Мы с ним тут немножко повздорили. У него это потом пройдёт.
Таня заговорила звонко-звонко:
— У нас завтра важная работа. Комсомольцы и пионеры решили посадить сад в нашем совхозе. Мы тоже решили им помочь.
— Мы обходим все дома и записываем, кто придёт, — добавил неожиданно тоненьким голоском Ашот.
— Как же вы записываете? — удивилась мама. — Вы же ещё не школьники.
— А я все буквы знаю, — гордо сказал Ашот. — Ставлю букву, а потом Танин брат перепишет. Здесь Саша живёт, вот я и ставлю «С».
И мама, заглянув через плечо Ашота, увидела большую круглую букву с хвостиком наверху.
— Хорошая «С», — согласилась мама.
— Вот, — сказала Таня, приподнимаясь, — пусть он и придёт завтра разбивать новый сад. Это за конюшней, туда, к реке.
— Обязательно придёт, — пообещала мама, — до свиданья, ребятки!
Она закрыла дверь за неожиданными гостями, вошла в кухню и увидела там Сашу: большим кухонным ножом он чертил узоры на выбеленной стене.
