Натан Полянский - Если хочешь быть волшебником
— Ты без разрешения ушел из дому — это стечение обстоятельств?
Леве нечего было ответить. Выполняя приказ матери, он снял штаны и остался в трусиках. Увидев на его ногах несколько синяков, Инна Васильевна заговорила тише и спокойнее:
— Я не разрешала сегодня надевать новые брюки, ты ослушался.
Лева тщательно мылил руки и шею.
— Ведро воды принести тебе всегда некогда: именно в это время ты загораешься рвением к приготовлению уроков. А вот выбросить три часа впустую — на это у тебя времени хватает.
Лева, поставив ноги в таз с водой, принесенный матерью, с ожесточением тер их мочалкой.
— Не понимаю, сам ли ты такой уродился, или кто-то на тебя дурно влияет?
Лева, зажмурив глаза, усердно обтирался полотенцем.
— Может быть, тебе не следует дружить с Колей?.. Вечно у него в карманах полно ржавых железок, гвоздей, камней… К чему ни прикоснется руками — на всем пятна оставляет. Теперь и у тебя в тетрадях кляксы, помарки.
Лева надевал чистую рубаху, молчал.
Так они беседовали, пока Лева приводил себя в порядок, торопливо ел и потом укладывался в постель.
— Не знаю уж, что делать с тобой, — закончила Инна Васильевна со вздохом, поправляя на нем одеяло. И наконец она произнесла то, что все время было у нее в сердце и на языке: — Скажи правду, ты не очень ударился?.. Тебе не очень больно?
Только тут к Леве вернулся дар речи.
— Мне совсем, совсем не больно… Я высплюсь и все пройдет, вот увидишь.
— Ну, спи же!
— Спокойной ночи, мама!
8. Повторение — мать учения
Хорошо спится в дождь. Сон тем крепче, чем добросовестнее тучи закрывают небо, чем пасмурнее утро. Именно в такое утро кто-то постучался в окошко Ракитиных. Стучал настойчиво, хотя и не очень громко, чтобы не привлекать к себе внимания тех жителей квартиры, которым лучше не попадаться на глаза.
Разбуженный стуком, Лева что-то промычал спросонья, приподнял голову, бросил затуманенный взгляд на окно, но ничего не разглядел. До утра было далеко, хотя старинный будильник на тумбочке уже показывал семь. Врет этот проклятый будильник, по воскресеньям он всегда врет!.. Лева повернулся на другой бок, натянул повыше одеяло.
— Лева!.. Лева!.. Лева!.. — слышалось ему в меняющемся ритме дождя, как иному чудится что-то в ритмичном перестуке вагонных колес, а другому — в вое пурги или жужжании шмеля. Мальчику даже казалось, что дождь обращается к нему чьим-то очень знакомым голосом. Он натянул одеяло еще выше, чтобы оно закрывало и уши. Дождь продолжал тихо, осторожно, но настойчиво:
— Лева!.. Лева!.. Лева!..
— Га?.. Что такое?.. — Лева сел в постели и вдруг увидел лицо Николая, заглядывавшего в окно. Поколебавшись немного — не натянуть ли одеяло еще выше, чтобы оно закрывало и глаза? — он соскочил на пол, подошел к окну и раскрыл его.
На Николае был широкий и длинный брезентовый плащ с остроконечным капюшоном, натянутым на голову. Бежавшие с крыши струйки воды растекались по его спине и плечам, с козырька фуражки часто срывались большие прозрачные капли.
— Чего тебе? — спросил удивленный Лева. — Нарочно такое время для прогулки выбрал?.. Или, может, захотелось срочно на велосипеде покататься?
— Слушай, Левка, — шепотом ответил Николай, — пойдем на хутор к мотоциклисту в гости.
Лева не поверил:
— Сейчас?.. Куда идти, говоришь?
Но поняв по решительному и упрямому выражению лица товарища, что он не ослышался, Лева сердито воскликнул:
— Вздор!.. Вздор городишь!.. Десять километров в такую погоду… Да ты в своем уме?
— Нет, в твоем, — огрызнулся Николай. — Дело-то очень важное: надо около мотоцикла еще раз повертеться, машину в руках подержать. Без этого никогда не научишься. А в другой раз некогда будет. Сегодня еще и гарантия есть, что машину дома застанем, никуда она в такую погоду не денется, если только бригадир не сумасшедший.
— Ерунда, — стоял на своем Лева, — очень нам нужен этот мотоцикл. Как верблюду наушники… Иди, иди, — вдруг заторопился он. — Мама!
И, захлопнув окно, Лева юркнул в еще не остывшую постель.
* * *Савелий Дмитриевич был немало удивлен, когда в его комнату ввалился человек небольшого роста в огромном, до пят, плаще, снизу густо забрызганном грязью. Низко натянутый на голову капюшон не давал рассмотреть его лица. А Николай, убедившись, что тракторист «не сумасшедший», отвернулся и стал стаскивать с себя одеревяневший плащ.
— Да ты никак тот самый парень?! — удивился бригадир, узнав Николая. — А родные знают, куда ты девался?
— Знают… Я бабушку еще три дня назад предупредил.
— Но погоду ни ты, ни она не предвидели. Сегодня спрашивал ее?
— Погода делам не помеха, — ответил Николай с достоинством взрослого человека. — У нас дожди, бывает, по месяцу не прекращаются.
— Отлично!.. Счастье твое, что дождь выдался, — в город я должен был ехать, как раз разминулись бы. Теперь хоть до вечера занимайся. Да ты ел ли?
Обычно стеснявшийся при посторонних, Николай чувствовал себя с этим человеком свободно.
— Ел, — ответил он, — да ведь дорога нелегкая.
— Значит, снова проголодался?.. Так прошу к столу!
После завтрака Савелий Дмитриевич отвел Николая в «гараж» — небольшой сарайчик, крытый дранкой, в глубине которого стоял мотоцикл. Он запустил и заглушил мотор, затем велел проделать то же Николаю и, довольный его успехами, сказал:
— Программа на сегодня такая… — Он задумался, глянул на потолок, на стены, потом бросил беглый взгляд куда-то вниз, чем напомнил Николаю ученика, заглядывающего в шпаргалку перед тем, как ответить учителю, и стал перечислять: — Снимем карбюратор… вывинтим свечу… выхлопную трубу и глушитель отъединим… Только не забывать все в точности по местам возвращать!.. Вдуматься надо во все устройство, особенно понять обязанности тросов и как они их выполняют. Одним словом — до всего дойти, чтобы ни одной тайны для тебя не осталось.
— Кое-что я уже знаю, — сообщил Николай, когда бригадир кончил, — помогал при ремонте. А ездить не умею.
— И это придет в свое время, — пообещал Савелий Дмитриевич. — Ну, действуй самостоятельно. Если я тебе понадоблюсь — кликнешь. А я тем временем книгу буду кончать.
Однако бригадир так и не ушел. То ли книга была не из интересных, то ли еще что, но он вдруг напрямик сказал Николаю:
— А знаешь, это здорово хорошо, что ты пришел. Мне бы давно пора пересмотреть и почистить машину. А ну, берись…
Ну как, умнее стал? — спросил Савелий Дмитриевич, когда они, закончив работу, отмыли в бензине перепачканные маслом руки и пошли к стоявшей во дворе бочке с водой. — Прибавилось кое-что в твоей голове?
— Все понятно и очень даже просто.
— Вот и оно! А поначалу может показаться черт знает какой головоломкой. Главное — перед нутром машины не робей. Без этого мотоциклистом не станешь, разве что беспомощным любителем… Что ж, спасибо за помощь, здорово ты меня выручил сегодня.
— Какая уж помощь!
— Не говори! Без тебя я, может, еще месяц собирался бы. Дорог, знаешь, почин… Ну, прощай, дружище, прощай! Дорогу найдешь?
— Дорогу? — И вдруг, испытывая мучительную неловкость от необходимости сказать это, превозмогая стыд, Николай произносит: — А можно мне еще к вам прийти? Мне бы ездить научиться…
Савелий Дмитриевич с любопытством поглядел на него, и Николай продолжал:
— Завтра после уроков я тоже буду свободен… и послезавтра…
Савелий Дмитриевич усмехнулся:
— Двадцать километров не каждый согласится и один раз отмахать. А тут ведь не раз и не два…
— Вы меня только чуть-чуть научите, а дальше я сам.
— Чуть-чуть — это не по мне. Или по-настоящему, или никак!
— Я буду делать все, что велите, — горячо воскликнул Николай, — я буду приходить, когда назначите…
— Э-ге! — рассмеялся Савелий Дмитриевич. — Да ты, я вижу, из таких, чью просьбу не уважить даже грешно. Жаль мне твоих ног.
— Это ничего, — сдерживая радость, заверил Николай, — это мне совсем нетрудно. Пешком ходить я умею.
— Что ж, так тому и быть!
После нескольких уроков у бригадира, обычно заканчивавшихся прогулкой на мотоцикле, в которой Николай неизменно участвовал в качестве пассажира — сидел на багажнике, наступил день, когда Савелий Дмитриевич сказал:
— Ну, должно быть, не подкачаешь! Садись-ка за руль!
Николай взялся обеими руками за руль тихо рокочущего мотоцикла. Ощущение было почти такое, как будто он держал руль велосипеда, — привычное и потому успокаивающее. Он закинул правую ногу, уселся в седло. Оно было низким и, сидя, Николай упирался ступнями в землю. Так и упасть невозможно; всегда успеешь стать на ноги прежде, чем машина свалит тебя. Это открытие окончательно успокоило его. Он улыбнулся бригадиру, ободряюще глядевшему на него, и ощутил в себе уверенность, необходимую для предстоящего испытания.
