Иван Логвиненко - Багряные зори

— Пускай люди почитают, — подумала вслух и тут же вернулась в хату: пора вынимать из печи хлеб.

А тем временем по всей Ольшанице неслась приятная новость. «Листовки!..» — взволнованно передавали люди из уст в уста.

«Листовки!» — звучало повсюду. Не обошло это известие и Сокальского. На правах равного, развалившись в кресле напротив начальника, медленно, смакуя слова, Божко читал:

— «Захваченный полицией подпольщик сознался на допросе в Ольшанице, что он расклеивал листовки, призывающие к борьбе с новой властью. Подвергнутый физическому воздействию, он назвал свое имя — Шагула Николай Кондратьевич — и сообщил, что сброшен с советского самолета для связи с оставшимися большевиками. Связь с ними Шагула уже установил и приступил к выполнению задания. Лица, названные допрашиваемым, действительно проживают в этой местности и давно находятся на подозрении в полиции…»

А в Ольшанице полицаи стояли над трупом человека, убитого ночью возле ольхи.

— Здорово они его обработали, — потирал руки рябой полицай.

— Божко — тот умеет! — ответил другой и вдруг, наклонившись к толстому, шепотом спросил: — А почему у него грудь прострелена? Партизан же на виду у всех приказано карать. А тут еще и парашютист!

Услышал разговор третий полицай, плешивый, в немецком мундире, и еле слышно сказал:

— Я этого парашютиста, кажется, знаю.

— Не может быть! — запальчиво возразил рябой.

— Разве что ошибаюсь. Помнишь, как мы в Сухолесах партизан ловили?

— Ну и что?

— Тогда на опушке леса с ним сам начальник встретился. Я еще у него в охране был. — И, немного подумав, прибавил: — А может, просто похож…

— Похожий или непохожий — не твоего ума дело, — зашипел на него рябой. — Прикуси свой дурной язык! Нам приказано его приготовить для последнего «прыжка».

Только теперь рябому полицаю стало ясно, почему пан Сокальский приказал забыть фамилию задержанного им Шагулы. «Ну и хитрый же начальник, — подумал он, — ишь для какого дела берег Шагулу…»

Через несколько часов от здания полиции тронулась подвода. На ней лежал ночной гость, тщательно укрытый брезентом.

— Партизана поймали. Парашютиста… — поползли слухи по всей Ольшанице.

К подводе боялись подойти, наблюдали издали.

За кладбищем подвода остановилась. Три полицая быстро спрыгнули на землю и принялись копать лопатами яму.

Именно в это время Володя возвращался домой. Услышав шум, пробрался кустарником и увидел подводу с убитым, которую сопровождала охрана полицаев. Потом подкрался к кладбищу и спрятался в кустах. Когда полицаи отошли и принялись копать яму, он тихонько подполз к подводе, отбросил край брезента… Володя побледнел. На запястье правой руки парашютиста синела татуировка. Так же незаметно Володя отполз. А дальше — вскочил на ноги и со всех ног понесся прочь.

Через несколько минут парнишка уже стучался к Анне Семеновне.

Когда-то Володя принес в редакцию газеты заметку. Тогда с ним разговаривала Анна Семеновна. Она давала ему интересные книжки, советовала, подбадривала.

— Что случилось, Володя? — взволнованно спросила она, когда, едва переводя дыхание, мальчуган произнес:

— Партизан… Парашютист… — и в изнеможении опустился на стул.

— Знаю. Его схватила полиция.

— Так вот… я видел его… Он к отцу до войны наведывался. Слышал я их разговор. Он… тогда только из тюрьмы вернулся…

— Из какой? — спросила Анна Семеновна.

— Он свою жену убил… А с отцом они когда-то на заработках вместе были. Вот он и пришел из Белой Церкви, чтоб мы ему денег одолжили. Помню, власть Советскую ругал. Отец его и выгнал из дому. А сержант Воронин говорил, что он дезертир. Я с дедом Михаилом видел, как его рябой полицай задержал.

— А ты не ошибаешься?

— Нет! Я поднял брезент, смотрю — он самый!

— Так… — Анна Семеновна побледнела. — Выходит, здесь провокация? Ну конечно, провокация!

Она обеими руками схватилась за голову. Как тут быть? Надо немедленно предупредить друзей. А кто это сделает? Володя? Можно ли ему такое доверить? Мал еще… Зато честный и смелый пионер.

Вскочила со стула и заговорила спокойным, но решительным голосом:

— Беги, Володя, в Шарки, к Борко Владимиру Степановичу! Знаешь, где живет? До войны он был председателем сельсовета.

— Конечно, знаю.

— Беги и расскажи ему все, что мне говорил. Если со мной что случится, пойдешь в Молчановку. Разыщешь Ивана Яценюка и скажешь: «Старшая сестра привет передавала». Он ответит: «Она же далеко». А ты ему: «Теперь близко…» Это пароль, запомни его хорошенько! Беги!..

Но когда Володя прибежал в Шарки, где жил Борко, он увидел в его дворе толпу полицаев. Связанного, окровавленного, его волокли к машине. Володя бросился назад, в Ольшаницу, к Анне Семеновне. И тоже опоздал: у ворот стояли подводы, а во дворе и в хате полицаи производили обыск.

Хотел пойти в Молчановку, но ноги не несли… Только через два дня выбрался. Яценюк внимательно выслушал Володю и долго молчал, не зная, что и сказать мальчугану. Потом строго наказал идти Володе домой и держать язык за зубами.

— А когда, когда будем мстить им, гадам?!

— Будем!.. Если понадобишься, сам найду тебя. Смотри сюда не приходи…

ОПЕРАЦИЯ «ШВЕРТ»

Начальник полиции Сокальский, довольный, потирал руки: «Все идет, как и предвидел Божко. Хоть он и порядочная сволочь, но молодец!»

В кабинет зашел переводчик жандармерии Лауренц. На тонких, как спички, ногах мерно покачивалось его толстое, неповоротливое туловище с большим отвисшим животом. Маленькие зеленые глаза из-под выгоревших рыжеватых бровей подозрительно рыскали по углам комнаты, а потом немигающим взглядом нагло уставились на Сокальского.

— Что нового?

— Большевистские листовки появились не только в Ольшанице. Их понавешивали и в Шарках. Так мы, кроме Ракитного и Ольшаницы, провели облавы и там. Еще вчера вечером к райцентру из кустовых полиций прибыло к нам подкрепление, теперь шесть усиленных групп работают в селах. Произведены обыски и аресты. Крайсляндвирт[10] Рейм одобрил мои решительные действия, комендант — тоже, и по этому случаю он даже выделил большой отряд немецких солдат.

— Сколько арестовано? — по-прежнему оставался спокойным Лауренц.

Сокальский выдвинул ящик стола и вытащил оттуда бумаги.

— В Ольшанице — двадцать шесть; в Шарках — двадцать… Склонившись над списками, Лауренц прочитал:

— «Волошин Филипп Мартынович, коммунист. Поддерживал связь с шарковской подпольной организацией. Чередниченко Анна Семеновна, коммунистка. Ответственный работник газеты «Колхозник Ракитянщины» и член райкома партии… Борко Владимир Степанович, активист, особенно опасный». — И, оторвавшись от списка, Лауренц безучастно спросил: — Все активисты?

— Все.

— Чудесно!

— Стараемся! — улыбнулся Сокальский.

— Кстати, как вы назвали вашу операцию?

— Откровенно говоря, не думал об этом.

— Тогда я вам подскажу — «Шверт».

— То есть?

— Меч!

— Меч? Ну что ж, звучит.

— Я уезжаю в Ольшаницу, прошу вас рассказать о принятых мною мерах гебитскомиссару пану Штельцеру, а также начальнику СС и гебитсполицайфюреру, шефу СД. Скажите, что и вы принимали участие в разработке плана операции, — закончил покровительственно Лауренц.

— Благодарю вас! — сказал Сокальский…

Вереница подвод потянулась в Ракитное, на них и пожилые и молодые, женщины и мужчины. Все, кто сам не мог идти. Остальные уныло брели за подводами. Руки связанные.

Колонна двигалась в сопровождении пеших и конных полицаев.

Оружие конвоиров наизготовку: захочешь — не убежишь.

В Ракитном арестованных загнали в камеры и подвалы. Не хватало места. Женщин и всех арестованных, потерявших сознание от пыток, заперли в конюшне.

…Сокальский зашел к машинистке, а потом, вызвав следователя, протянул ему отпечатанный текст.

— Посмотрите, Иван Ефимович. Может, будут у вас какие замечания…

И Божко вслух прочитал:

— «Пану гебитскомиссару Белоцерковского округа доктору Штельцеру. Копия: Начальнику СС и гебитсполицайфюреру, шефу СД. Докладная записка о результатах проведения операции «Шверт». Сообщаю, что накануне годовщины большевистской революции я получил достоверные сведения о том, что в селах Ракитянского района — Ольшанице и Шарках — подпольные организации большевиков приобретают оружие, объединяются и имеют намерение в день этой годовщины совершить опасные действия в отношении существующего строя и нового порядка. Чтобы предотвратить их враждебную деятельность, я вместе со следователем паном Божко и переводчиком паном Лауренцем разработал план операции под условным названием «Шверт». При осуществлении этого плана полицаи, которые находились в засаде, как я уже докладывал, схватили связного между подпольными группами сел Ольшаницы и Шарков. Он распространял в селе листовки. Все они своевременно изъяты. Во время обыска у захваченного нашли еще четыре листовки и пистолет советской системы «ТТ». После надлежащего воздействия…»