Люси Монтгомери - Энн в Эвонли
— Видимо, так, — уныло подтвердила Марилла. — Надо, наверное, сказать Мэри, что мы их возьмем. И нечему так радоваться, Энн! На тебя ляжет много дополнительной работы. Глаза у меня стали такие слабые, что я совсем не могу шить, так что шить и чинить им одежду придется тебе. А ты не любишь шить.
— Терпеть не могу, — спокойно отозвалась Энн. — Но если ты по велению долга готова взять этих детей, Марилла, то и я по велению долга готова шить для них. Это вообще полезно — заставлять себя делать то, что не нравится, если, конечно, в меру.
Глава восьмая
МАРИЛЛА ПРИВОЗИТ ДОРУ И ДЭВИ
Миссис Рэйчел Линд сидела у окна и вязала покрывало — точь-в-точь как несколько лет назад, когда Мэтью Кутберт отправился на станцию за своим, как она выразилась, «импортным сиротой». Но тогда стояла весна, а сейчас наступила поздняя осень, с деревьев облетели все листья и на полях осталась лишь коричневая жухлая стерня. Солнце уже опускалось за темную кромку леса к западу от Эвонли, когда на бугре — как и несколько лет назад — показалась тележка, в которую была впряжена рыжая кобыла. Миссис Рэйчел внимательно вгляделась.
— Марилла едет домой с похорон, — сообщила она мужу, который лежал на кушетке в кухне. Последнее время Томас Линд проводил на этой кушетке гораздо больше времени, чем раньше, но миссис Рэйчел, которая так зорко следила за всем, что происходило за пределами ее дома, почему-то этого до сих пор не заметила. — И близнецы с ней. Вот Дэви перегнулся вперед и пытается схватить лошадь за хвост. А Дора сидит себе как куколка. У нее всегда такой вид, точно ее всю только что накрахмалили и выгладили. Ну, теперь у Мариллы хлопот прибавится. Но и то сказать — как же она бы их не взяла? Других родственников у них нет. Да и Энн будет ей помогать. Энн-то рада до смерти, что Марилла взяла близнецов. Господи, давно ли Мэтью привез домой саму Энн, и все мы смеялись — какая из Мариллы воспитательница?! А теперь вон она взяла двойняшек Киз, и никто особенно не удивляется.
Гнедая лошадка переехала через мостик и свернула на дорожку, ведущую к Грингейблу. У Мариллы был довольно мрачный вид. Всю дорогу от Ист-Графтона — добрых два часа — Дэви ни минуты не сидел спокойно. Марилле всю дорогу казалось, что он или вывалится из тележки сзади и сломает себе шею, или упадет вперед прямо под копыта лошади. В конце концов, впав в полное отчаяние, она пригрозила ему, что выпорет, как только они приедут домой. Тут Дэви залез ей на колени, не обращая внимания на вожжи, которые она держала в руках, и крепко обнял ее за шею своими пухлыми ручонками.
— Это неправда, — сказал он, награждая ее громким поцелуем. — Я не верю, что вы станете пороть мальчика только за то, что он не может сидеть спокойно. А вам разве не трудно было сидеть спокойно, когда вы были маленькой?
— Нет, когда мне говорили, чтобы я перестала вертеться, я переставала, — ответила Марилла, стараясь подпустить в голос побольше строгости, но невольно смягчилась от ласки мальчика.
— Это, наверное, потому, что вы были девочкой. — Дэви еще раз поцеловал Мариллу и сполз на свое место. — Вы же были девочкой, хотя сейчас про это подумать чудно. Дора вот тоже может сидеть спокойно… Но, по-моему, это ужасно неинтересно. Девочки все какие-то сонные. Ну-ка, Дора, дай я тебя расшевелю!
Чтобы расшевелить Дору, Дэви схватил ее за волосы и изо всех сил дернул. Дора закричала от боли и тут же расплакалась.
— Как ты можешь так озорничать в день, когда похоронили твою маму? — с отчаянием в голосе спросила Марилла.
— Но она же хотела умереть, — уверенно ответил Дэви. — Она сама мне сказала — ей надоело болеть. Мама долго разговаривала с нами вечером перед смертью. Сказала, что вы нас возьмете к себе на зиму, и велела мне хорошо себя вести. Я и собираюсь хорошо себя вести, но разве нельзя хорошо себя вести и бегать, неужели надо обязательно сидеть? И еще она мне велела любить Дору и заступаться за нее, и я за нее обязательно буду заступаться.
— Это ты называешь любить — дергать ее за волосы?
— Зато я никому другому не позволю дергать ее за волосы. — Дэви сжал кулаки и состроил свирепую физиономию. — Пусть только попробуют! Да не так уж ей и больно — она плачет, потому что девчонка. А я рад, что я мальчик, но мне не нравится, что мы с Дорой двойняшки. Когда сестра Джимми Спротта начинает ему возражать, он ей говорит: «Я старше тебя, и заткнись!» Тут она и затыкается. А я этого Доре сказать не могу, и она то и дело мне возражает. А можно, я поправлю лошадью, но хоть немножко? Я ведь все-таки мужчина.
В общем, Марилла издала глубокий вздох облегчения, когда они наконец въехали на свой двор, по которому ветер гонял сухие листья. Энн встретила их у ворот и помогла детям вылезти из тележки. Дэви в ответ наградил ее и объятием, и поцелуем и представился:
— Я мистер Дэви Киз.
За ужином Дора вела себя безукоризненно, а Дэви хватал еду руками и вообще не имел понятия о правилах поведения за столом.
— Мне так хочется есть, что я не могу возиться с ножом и вилкой, — возразил он в ответ на замечание Ма-риллы. — Дора не такая голодная, как я. Она всю дорогу сидела неподвижно, а я чего только не делал. Какой вкусный кекс! Мы уже бог знает сколько времени не пробовали кекса. Мама болела и не могла ничего печь, а миссис Спротт говорила, что едва успевает и хлеб-то нам испечь. А миссис Виггинс никогда не кладет в кекс сливовое варенье. От нее дождешься! Можно мне еще кусочек?
Марилла хотела сказать «нет!» — как всем, так и ему, — но Энн отрезала Дэви большой кусок, напомнив ему при этом, что в таких случаях надо говорить «спасибо». Съев второй кусок, Дэви сказал:
— Вот если вы мне дадите еще один кусочек, тогда я скажу «спасибо».
— Нет уж, хватит! — сказала Марилла тоном, против которого, как Энн уже прекрасно знала, а Дэви только предстояло узнать, спорить было бесполезно.
Но Дэви протянул руку через стол и выхватил у Доры кусок, который она только успела осторожно надкусить. Широко разинув рот, он затолкал туда весь кусок. У Доры задрожали губы, а Марилла от негодования потеряла дар речи. Энн же воскликнула укоризненным тоном, которым она разговаривала с нашалившими в классе учениками:
— Дэви! Джентльмены так себя не ведут!
— Я знаю, — выговорил Дэви, как только смог говорить, — но я же не джентльмен!
— Неужели ты не хочешь быть джентльменом?! — удивилась Энн.
— Конечно, хочу. Но джентльменом можно стать, только когда вырастешь.
— Это совсем не так, — поспешила опровергнуть его Энн, принимаясь сеять в нем доброе и вечное. — Джентльменом начинают становиться уже в детстве. И джентльмены никогда не отбирают еду у девочек… и никогда не забывают сказать «спасибо»… и не дергают девочек за волосы.
— Ну, тогда им очень скучно живется, — заявил Дэви. — Я уж лучше подожду, пока вырасту.
Марилла с обреченным видом отрезала Доре еще кусок кекса. Она слишком устала за день, чтобы наказывать Дэви. Но будущее предстало ей в таком черном свете, что, пожалуй, в пессимизме она могла бы в этот вечер достойно соперничать с самой Элизой Эндрюс.
Близнецы мало походили друг на друга, разве что у обоих были белокурые волосы. Но у Доры они всегда были аккуратно причесаны и вились по плечам, а у Дэви лохматились золотистые кудряшки. Карие глаза Доры смотрели спокойно и мягко, у Дэви же в глазах плясали бесенята. У Доры был прямой носик — у Дэви задорно вздернут. Губы девочки были сложены бантиком, ее брат непрерывно широко улыбался, да к тому же у него имелась ямочка на одной щеке, отчего его мордашка ужасно мило корчилась от смеха. И вообще, весь он лучился весельем и озорством.
— Надо положить их спать. — Марилла решила, что это самый легкий способ отдохнуть от проделок Дэви. — Дору я положу с собой, а Дэви будет спать в мансарде, рядом с комнатой Энн. Ты не боишься спать один, Дэви?
— Нет, не боюсь, но я еще вовсе не хочу спать, — спокойно заявил Дэви.
— Нет, ты пойдешь спать сейчас же!
Марилла, у которой иссякло терпение, произнесла эти шесть слов таким тоном, что даже Дэви не осмелился ей возразить и послушно пошел следом за Энн наверх.
— Когда я вырасту, первым делом совсем перестану спать и примусь колобродить всю ночь, — это, наверное, ужасно интересно, — сообщил он Энн.
В последующие годы Марилла с ужасом вспоминала первую неделю пребывания близнецов в Грингейбле. Не то чтобы первая неделя была намного хуже последующих, просто потом Марилла как-то привыкла. С утра до вечера Дэви либо проказничал, либо замышлял новые каверзы. Но самый первый и выдающийся подвиг он совершил через два дня после своего приезда. Это было в воскресенье. День выдался теплый и солнечный, как в сентябре. Энн одевала его, чтобы идти в церковь, а Марилла занималась Дорой. Для начала Дэви категорически восстал против умывания:
