Лидия Чарская - Том 20. Дом шалунов
Кар-Кар и Жираф вполне согласились с мнением директора.
— Эйн прехтигер юнге![3] — повторял Кар-Кар, когда речь заходила про Котю.
Макака узнал от Коти, что он круглый сирота, что был у него злой дядя Михей, что убежал он от этого дяди, потому что тот бил его постоянно. Александру Васильевичу понравился откровенный рассказ мальчика, и он еще больше привязался к Коте.
Одно только не нравилось г. Макарову: сколько он ни спрашивал Котю, где Кудлашка, Котя молчал. Он краснел при этом вопросе директора, потому что не умел лгать, и все-таки молчал. Это была тайна Коти, большая тайна. Никто о ней не знал, не только никто из «начальства» пансиона, но даже рыцари и Женя, хотя и они часто приставали к Коте, подозревая, что он один только знает тайну.
* * *Алек Хорвадзе и Котя сидели в самом отдаленном уголку сада и тихо разговаривали:
— Как ты думаешь, хорошо ей там? — спросил Алека тихим шепотом Котя.
— Ну, понятное дело! Ты ей снес воды утром?
— И воды, и хлебушка, и костей, всего вдоволь, — весело отвечал недавний Миколка, сверкнув глазами.
— Славная у тебя Кудлашка, умница. Я рад, что тебе удалось ее спасти. Когда я жил у себя в Кутаиси, у меня тоже была собака. Уди-ви-тель-ная собака! Она прыгала через руку, в платок сморкалась и газету читала.
— Алек, — произнес тихо Котя и почесал затылок.
— Не чешись, — остановил его маленький грузин, — нехорошо это; ты теперь не Миколка, а Котя, и одни мужики чешут затылки.
Котя покраснел и опустил руку, потом посмотрел на Алека и неожиданно спросил:
— Слушай-ка, брат, как ты попал сюда? Ведь ты не здешний, а издалече.
— Надо говорить издалека, а не издалече, — снова степенно поправил приятеля Алек. — Да, я издалека. С Кавказа. Там, где я родился, хорошо. Солнце греет жарко, в долине цветов много, красных, голубых, розовых, всяких. И виноградники есть тоже. Ягоды спелые, синие или желтые, как янтарь. А дальше горы идут. Под самое небо. Красиво очень. Я люблю Кавказ. Ведь родина там моя! Ах, Котя, Котя!
Алек вздохнул.
— А как же ты попал сюда? — спросил Котя.
— Меня привез один кавказский купец вместе с товарами, которые он взял с собою из Кутаиса. Кутаис на Кавказе, это город такой — в Грузии. Я ведь грузин. Купец, который меня привез, тоже грузин. Но так как он все разъезжает по разным городам и возить меня с собою ему неудобно, то он и решил отдать меня в пансион.
— Т-а-а-кс! — произнес протяжно Котя. — А кто он тебе будет, этот купец?
— Он? — тут Алек замялся. — Говорит, будто он мне родственник, дядя. Но только это неправда.
— Как так?
— Видишь, Котя, я сирота, как ты. У меня нет ни отца, ни матери. Они умерли.
— Там, в Кутаисе? — спросил Котя.
— Нет, не в Кутаисе, а в замке близ Кутаиса. Надо тебе знать, — тут Алек оглянулся. — Ты думаешь, что я просто Алек Хорвадзе, грузин, племянник простого купца? Так вот знай — я царь! — неожиданно выпалил он.
— А? Что? — подскочил Котя.
— Да, Котя, я царь, — спокойно ответил Алек. — Никому я этого до сих пор не говорил, но тебе скажу. Тебе одному. Я царь. То есть пока я только еще Алек Хорвадзе, но буду скоро царем. Около Грузии есть страна. Там был царь. Его убили злые люди. Остался сын у него. Сына выбрали в цари. Но сын боялся царствовать. Ведь и его убить могли. Он скрылся в горы и решил ждать, когда в стране все успокоится. Женился там. У него родился свой сын. Этот сын — я. Когда вырасту, я поеду в мою страну. Я сын царя, я внук царя, я царевич. И буду царствовать. И тогда я надену на голову золотую корону и буду сидеть на троне. И буду кормить, поить и одевать бедных людей, которые будут приходить ко мне за помощью.
Глаза Алека разгорелись. Лицо пылало.
— Пойдем! Мальчики ждут нас играть в индейцев, — сказал он вдруг уже другим тоном, кладя руку на плечо Коте.
Котя послушно последовал за ним.
— Когда я буду царем, то сделаю тебя своим первым генералом! — произнес торжественно Алек.
"Первый генерал" подпрыгнул от удовольствия и высморкался по забывчивости в руку. Потом спохватился, покраснел и побежал за Алеком.
Лишь только оба мальчика отошли подальше, ветви в кустах захрустели, кто-то задвигался в траве, и на аллею сада выбежала девочка. Она была вся белокурая, нежная, с голубыми глазами.
Загар, казалось, не тронул этого нежного, некрасивого, но удивительно милого личика. Глаза девочки смотрели мечтательно и кротко.
— Он — царь! — произнесла она тихо и, подпрыгивая по дорожке, побежала к дому.
Она казалась очень маленькой, хотя ей было двенадцать лет.
Добежав до крыльца флигеля, где жил директор, она вошла в первую комнату через небольшую террасу. Там сидела Женя в своих неизменных широких шароварах, с фуражкой на голове. В руках Жени была огромная зеленая лягушка. Женя кормила ее из рук мухами и комарами, которых ловила тут же на окне.
— Женя, знаешь, он царевич! — вскрикнула белокурая девочка, захлебываясь от восторга. — У нас царевич воспитывается в пансионе! Царевич! Ты слышишь меня?
Женя подпрыгнула так, точно ее ужалила оса.
— Что за чушь несешь ты, Маруся!
Но белокурая девочка, которую Женя назвала Марусей, даже покраснела от обиды.
— Не веришь? Спроси у него самого! Алек Хорвадзе — царь. Честное слово! Только это тайна, большая, страшная тайна! Никому не говори, Женя! Знаю только я да Котя. Мы двое из всего пансиона, и больше никто. Я тебе все подробно расскажу, но, пожалуйста, не говори никому, Женя.
— Ну, конечно! — пробурчала Женя и снова принялась кормить ручную лягушку, которая у нее жила целое лето в особом аквариуме.
* * *После вечерней молитвы, когда пансионеры ложились спать. Женя пробралась в коридор большого дома и тихонько шепнула Павлику Стоянову:
— Павлик, ты можешь важничать на славу: ты спишь рядом с будущим царем и сидишь с ним за одним столом. Честное слово!
Павлик ахнул.
— Женя, ты в своем уме? — спросил он и даже потрогал голову девочки, желая убедиться, не слишком ли горяча она и не бредит ли, ненароком. Но все обстояло благополучно: голова была холодная, как у всех здоровых людей. Тогда Павлик спросил:
— Кто же этот царь?
— Алек Хорвадзе!
— Алек Хорвадзе, говоришь ты? — начал Павлик тихо.
— Ну да, он царь, — торжественно заявила Женя. — Только никому не говори об этом, ради Бога. Мне Маруся рассказала, она все слышала. Сам Алек говорил в саду Коте. Только ты никому не говори.
И Женя, идя рядом с Павликом, быстро передала ему все, что знала.
М-r Шарль, провожавший пансионеров в спальню, увидел белую матроску Жени и хотел окликнуть ее. Но Женя исчезла за поворотом.
Павлик ущипнул за шею Вову Баринова, толстого мальчугана, идущего впереди него, в паре с Димой Бортовым.
— Вова, а Вова, ты слышал новость?
Вова хотел дать хороший щелчок Павлику, но раздумал.
— Какая новость?
— Алек Хорвадзе — царь. У него есть корона и мантия с хвостом, то есть со шлейфом. Только, пожалуйста, никому ни слова об этом.
— Царь? Мантия? Корона? Арся, а Арся!
Арся Иванов, уплетавший булку, оставшуюся от чая, взвизгнул, потому что Вова, чтобы обратить его внимание на себя, сунул ему за шиворот огромного майского жука. Майские жуки, лягушки и гусеницы всегда имелись в карманах Вовы. Он собирал из них коллекцию и говорил всем, что будет ученым.
— Не визжи, пожалуйста, — рассердился Вова. — Майский жук — самое безвредное насекомое.
— Но ты посадил его мне за шиворот! — не унимался Арся.
— Вздор. Все вздор кроме того, что наш Хорвадзе — царь. Понимаешь? Алек — царь. У него огромный дворец в Грузии, и ему служат арапы с черными лицами. А ездит он в коляске, в которую запрягают оленей с золотыми рогами. Право!
— Что ты врешь! — удивился Арся, смотря на Вову большими глазами.
— Правда! Только не смей никому говорить об этом. Ведь ты умеешь хранить чужие тайны, не правда ли, Арся?
— Ну, вот еще, разумеется.
Арся наскоро дожевал свою булку и изо всех сил хлопнул по плечу Витика Зона, который шел перед ним с Мишей Своиным.
Витик даже подпрыгнул от неожиданности.
— Арся! Ты чего дерешься?
— Слушай, Зон, и ты, Бобка Ящуйко, — зашептал Арся. — Я вам сообщу тайну, ужасную тайну про то, что с нами живет сам царь. Да, да, сам царь! Он ест, спит, учится и ходит с нами в парах. Это Алек Хорвадзе! У него золотой дворец, весь осыпанный бирюзою. И деревья вокруг дворца тоже золотые. И лошади, и коровы, и овцы. А в виноградниках растет золотой виноград. И ездит в золотой карете, и ест одни конфеты. И суп из конфет, и жаркое из конфет. Алек — царь! Только вы никому этого не говорите.
Весть о том, что Алек — царь, быстро разнеслась по всему пансиону. Все узнали и поверили. В темном лице Алека, в его глазах, в его чертах лица, резких и своеобразных, в его походке, в его способе говорить, в его повелительном рте — было что-то такое, что уже давно выделяло его среди товарищей. Поверить было тем легче, что еще недавно директор во время урока рассказывал мальчикам о Кавказе, о кавказских землях, кавказских царствах, царях и царевнах.
