Михаил Коршунов - Трагический иероглиф
— Наша тема — «Первобытное стадо собирателей и охотников». Надеюсь, даже вы, обладая самыми низкими оценками по истории — единицами, — припоминаете, что разговор о первобытном стаде происходил у нас в сентябре, когда вы начинали учебный год в пятом классе. Теперь вы второгодники, — директор произнёс эти слова даже с каким-то удовлетворением, — поэтому и начинаете всё сначала.
Класс не шевелился, не дышал от страха. Они настоящие второгодники… Алексей Петрович говорит правду. Значит, и приказ по школе — самая настоящая правда! Не то чтобы воспитательная мера.
— Древнейшие люди, жившие семьсот — шестьсот тысяч лет назад, отличались от людей нашего времени, — продолжал Алексей Петрович невозмутимо. — Они были похожи на крупных обезьян. Лбы у них были низкие и покатые. Пальцы неловкие. Человек мог выполнять своими руками только самую простую работу: хватать, ударять. Люди издавали немногие отрывистые звуки.
Ребята от ужаса, что на самом деле каждый из них оставлен на второй год, опять… онемели. Не в силах произнести ни звука.
Лёлька забыла, что у неё в парте лежит сухой финик, который она собиралась пожевать на уроке. У Тани Фуфаевой, спокойной и выдержанной, открылись изумлённо глаза, и она почти не моргала. Она забыла, что надо моргать.
Вадька Батурин от принципиальности директора забыл о своей собственной принципиальности. И онемел вместе со всеми без всяких принципов.
Славка втянул голову в плечи и даже сгорбился. «Лбы у них были низкие и покатые…»
Стаська всё-таки хотел что-то сказать, спросить у директора (он ведь первый начал ставить единицы в журнале), но слова в горле перепутались. «Люди издавали немногие отрывистые звуки…»
А Маруся даже сама себя дёрнула за косу-петельку. Не иначе, от ужаса. Совсем недавно Алексей Петрович рассказывал о Сиракузах и Македонской фаланге, о произведениях Вергилия и Горация. А теперь всё сначала — «люди похожи на крупных обезьян…»
Братья Шустиковы не знали, что им делать, куда деваться. Случилось по их вине. Так подвести класс, ребят. Школу! Весь микрорайон!
Братья тайно от ребят ходили к директору в часы приёма «по личным вопросам», просили его, чтобы оставили на второй год только их двоих. Но Алексей Петрович сказал: «Единицы у всего класса, и поэтому ответственность за случившееся несёт весь класс. И вся школа. И весь микрорайон. А может быть, и не только микрорайон!»
Следующим уроком была ботаника. В класс вошла Нина Игнатьевна.
— Выкопаем из почвы какое-нибудь растение, цветущее осенью. Например, анютины глазки…
Но за окном весна, а не осень. И ещё будут летние каникулы. Должны быть, во всяком случае.
Нет. Нина Игнатьевна ничего не желала знать о лете, о каникулах.
— Можно выкопать и полевую фиалку. Она тоже цветёт осенью. Внизу — корень. От корня вверх поднимается стебель с листьями. Стебли у растений бывают разные. У кактусов они мясистые…
И Нина Игнатьевна ровным и невозмутимым голосом продолжает объяснять первый осенний урок — чашелистики, тычинки, пестик, цветоложе, пыльник…
После ботаники — арифметика. В класс вошла Клавдия Васильевна.
Ребята смотрят на неё. Клавдия Васильевна — классный руководитель. Она понимает их лучше всех. И они её понимают лучше всех. Никогда больше не заставят лезть на стенку! Не будут разваливать класс и всю школу. Только пускай Клавдия Васильевна попросит директора и педсовет, чтобы отменили приказ и помогли как-то не оставаться на второй год.
Человек человеку друг.
Алексей Петрович говорил когда-то об этом на уроке. Но Клавдия Васильевна сделала вид, что ни о чём таком не догадывается, и, едва взглянув на ребят, приступила к занятиям по программе «Первое сентября»:
— Уже в очень отдалённое время людям приходилось считать окружающие их предметы: оружие, членов своей семьи, убитую живность.
Ребята молчат. Это вот они — убитая живность. И члены своей семьи — это тоже они.
Но Клавдия Васильевна ничего такого знать не хочет и продолжает:
— С течением времени люди овладели счётом на пальцах, потом счётом группами и устной нумерацией. Узнали, что такое един на десять.
Когда же этому наступит конец, думают ребята. Вот сейчас Клавдия Васильевна улыбнётся и что-нибудь скажет утешительное о друге, товарище и брате. Она не умеет по-настоящему долго сердиться.
Но голос Клавдии Васильевны звучал неумолимо:
— Счёты представляют собой деревянную четырёхугольную раму…
На переменах ребята почти не разговаривали друг с другом.
Братья Шустиковы держались вместе. Им было стыдно, и они тоже боялись разговаривать друг с другом и с ребятами.
Следующим уроком была география.
Марта Николаевна принесла карту полушарий.
Джавад хотел повесить на доске, но Марта Николаевна вдруг сказала, что вешать полушария не надо. И что вообще никакой карты сейчас не потребуется. Эта карта осталась у неё от предыдущего урока в предыдущем пятом классе, который переходит в шестой класс.
— Ну, а с вами, — проговорила она равнодушно, — которые не переходят в шестой, с вами первый урок — введение. Откройте тетради и запишите: «Землемерные инструменты». Запишите: «Циркуль и…»
Тут вдруг пятый «Ю» весь одновременно закричал, и сразу обо всём, что с ним было на уроках — на ботанике, арифметике, истории, — и теперь вот что будет на уроке географии:
— Опять укроп!
— Опять кожица лука!
— Един на десять!
— Первобытное стадо!
— Циркуль и рулетка!
— Жилкование листьев!
Марта Николаевна подняла глаза, спокойно выслушала и спокойно ответила (Марта Николаевна всегда спокойная):
— Вы, товарищ ученик, встаньте. — И она показала на Стаську. Может быть, на него она показала потому, что он сидел на первой парте, а может быть, просто случайно. — Вы, товарищ ученик, какие высказываете претензии и к кому именно?
Стаська растерянно поднялся: он не знал, к кому именно и какие они высказывают претензии. Он даже сам себя похлопал ладонью по лысой макушке. Это от задумчивости. Потом пожал плечами и ничего не ответил. Просто сегодняшний день измучил их всех до крайности. И вот терпели-терпели и закричали. Так сказать, крик истерзанной души.
Тогда поднялся с места Дима, спросил:
— Мы что же — навсегда?
— Не понимаю вопроса.
— Значит, всё это правда и никто нам не поможет?
— А вы что же — всё ещё сомневаетесь?
— Надеемся, — сказала Маруся.
— Совершенно напрасно надеетесь. Приказ есть приказ.
— И никто не может нам помочь? — спросил Вадька Батурин.
— Выясняйте.
— Мы это…
— Мы сами…
— Вот-вот, — кивнула Марта Николаевна. — Вы сами себя оставили на второй год, сами и выпутывайтесь. А пока что в тетрадях прошу записать то, что вы уже здесь выкрикнули: «Циркуль и рулетка».
11
После уроков ребята не расходились.
Таня сказала:
— Надо устроить сбор.
— О недостатках, — поддержала Таню Искра. — Мы проводили, но не провели. А теперь надо.
— Верно. Годится, — заявил авторитетно Вадька Батурин. Он уже опять собрал растерянные принципы. — Надо отыскать Галю.
— На сборе обо всём поговорим. И Галя нам поможет, — обрадовался Славка. — Ведь это наши недостатки.
Женя молча кивнула. Партий больше не было, а был один класс, один коллектив, в котором человек человеку друг, товарищ и брат. Искра побежала за Галей. Долго не возвращалась. Ребята её ждали. Попутно придумывали, как они могут сами выпутаться из создавшегося положения.
Вадька сказал:
— По общественной линии. Этот… как его… Исполком. Они помогут.
— А народный суд для чего? — вдруг закричал Стаська. — Можно пойти в суд!
— Правильно. В суд, — поддержал брата Славка.
— Там есть истец и ответчик, — вспомнил Джавад. — А мы кем будем?
— Истцами, — сказал Вадька. — Ответчиком будет… — Тут Вадька призадумался: кто же будет ответчиком? Школа, что ли? Нет, не школа, конечно. Получается, ответчиками опять они, пятый «Ю»? — Мы должны быть только истцами, — решительно заявил Вадька. — Ответчиками нам не подходит.
— Адвоката можно нанять, — вставила слово Женя. Молчала, молчала и вставила.
— Верно! — закричал Ковылкин. — Адвокат, он что хочешь сделает. Я знаю, как один знаменитый адвокат в прошлом веке выиграл дело о чайнике и старушке.
— А здесь не чайник, — сказал Стаська. — Здесь похуже.
— «Трагические иероглифы» — это, конечно, не чайники, — кивнул Славка. — Тут не выиграешь, а проиграешь. Вещественное доказательство налицо.
— Вещественное доказательство, оно, конечно… — сказала Лёлька. Она жевала финик.
За окном гулял Трамвайчик. Он поглядывал на школу — поджидал Стаську и Славку. Воробьи его знают и не боятся совсем. Полностью привыкли. Трамвайчик не гавкает. Он любит тихо предаваться размышлениям над жизнью.
