Михаил Коршунов - Трагический иероглиф
Директор продолжал листать журнал и крякать.
— Н-да. Прецедент. — Он даже почесал где-то за ухом, чтобы восстановить атлетическое равновесие.
— Инцидент. Прецедент. Что угодно, — слабо ответила Клавдия Васильевна и попыталась вдеть в причёску гребешок. — Но теперь я не сомневаюсь: они развалят всю школу. Они кончат учителей и родителей (Клавдия Васильевна уже не говорила: изведут, а — кончат). Гробокопатели!
Дарья Ивановна из-под крана налила стакан воды и подала Клавдии Васильевне.
В учительскую вошла Екатерина Сергеевна с кофейником и апельсином. Это новый натюрморт. Новый, потому что появился апельсин. Кофейник присутствует во всех натюрмортах. Он ветеран-натюрморт.
Вошли Марта Николаевна, Нина Игнатьевна, Виктор Борисович. Учителя из старших классов.
Директор протянул им журнал.
И они начали перелистывать, смотреть. Разбираться, в чём дело.
— Много поставлено?
— Двадцать, тридцать… Сто! Двести! Не знаю! — сказала Клавдия Васильевна.
— Почти по каждому предмету.
— Мм… Размах.
— «Трагические иероглифы»!
Екатерина Сергеевна попросила Алексея Петровича открыть страницу с её предметом.
— И у меня!..
— Да, — ответила Клавдия Васильевна. — И по рисованию.
— Сколько же надо было времени, чтобы проставить! — Екатерина Сергеевна задумчиво пошевелила на носу очки. — Если даже это всего лишь один штрих…
— Алексей Петрович, у меня журналов нет. Их выдают в Главснабпросе по количеству классов. Очень строго, — сказала Дарья Ивановна.
— Надо просить в роно, — ответила Нина Игнатьевна.
— Почему в роно? — возразила Марта Николаевна. — Мне кажется, в министерстве.
— А как они сумели добраться до журнала? — воскликнула Клавдия Васильевна. — Всё как-то неправдоподобно, но факт!
Виктор Борисович высказал предположение… Да, он уверен, что случилось это вчера в мастерской, когда к нему пришёл дополнительно заниматься трудом сначала один Шустиков, потом появился и второй с конвертом на голове.
— Как же вы так, Виктор Борисович, — взволнованно заговорила Клавдия Васильевна. — Разве можно им доверять?
— Но кто мог подумать…
— Действительно, — поддержала Виктора Борисовича Марта Николаевна.
— Да-да. Я сама не знаю, что говорю.
— Ну, бывает, ученик переправит в журнале отметку, на лучшую конечно, — сказал кто-то из учителей старших классов. — Но чтобы такое сотворить!..
— Вот именно — такое!
— У меня весь класс поёт о чёрном коте. Начиная со второй четверти.
— А «Ватуси» не танцуют?
— Пытаются. Даже совсем маленькие.
— Но все коты и «Ватуси» не идут в сравнение с этим!..
— Случай сам по себе поразительный, — сказал директор. — Где и при каких обстоятельствах он произошёл, не имеет значения, мне кажется.
— Куда их… — опять заговорила Клавдия Васильевна. — В детскую комнату при милиции… В интернат, в пансионат… В трудовую колонию. Я не знаю! Куда ещё?
— И всё это к концу учебного года, — говорит Нина Игнатьевна.
— А не применить ли нам нечто неожиданное? — сказал Алексей Петрович. — Чтобы тоже было неправдоподобно, но факт! — И он поглядел на табель-календарь, который стоял у него на столе: — До конца учебного года дней десять. Я вам кое-что предложу…
8
В любом классном журнале на первой странице, перед оглавлением, сказано, что классный журнал является государственным документом, утверждённым Министерством просвещения.
Выдаётся в одном экземпляре каждому классу в каждой школе. Не допускаются подчистки, поправки, зачёркивания. Нельзя вырывать или заменять страницы.
Славка этого не читал.
И Стаська этого не читал.
А если бы прочитали, что тогда? Произошёл бы этот сам по себе поразительный случай или не произошёл?
…А было так. Братья стояли в мастерской над классным журналом.
— Вот тебе по труду вместо пятёрки! — закричал Стаська и поставил в журнале первую единицу.
Славка тут же поставил единицу Стаське.
Стаська опять закричал:
— Я ещё могу! И Джаваду! И Токареву! И Ковылкину!
— И я могу! — закричал Славка. — Всем твоим! Таньке! Лёльке! Маруське! Всем твоим девчонкам!
— Подумаешь, какой храбрый. — Стаська плечом оттеснил брата, перевернул в журнале страницу — чирк, чирк, чирк… Сверху вниз.
Славка пролез к журналу, перевернул страницу — чирк, чирк, чирк… Сверху вниз.
— А ты!..
— А ты!..
Стаська переворачивает в журнале ещё страницу. Нацеливается ручкой. Славка просовывает свою ручку и нацеливается. Теперь они одновременно — чирк, чирк, чирк…
В запальчивости да сгоряча всякое сделаешь. Разве вспомнишь, что у тебя в руках государственный документ. И этот государственный документ выдаётся в одном-единственном экземпляре на учебный год.
И вот в журнале пятого «Ю» у всех учеников выставлены единицы — колы, значит.
Сверху вниз — чирк, чирк, чирк…
Сто «трагических иероглифов»!
Стаська поставил их Славкиным друзьям, а Славка поставил их Стаськиным друзьям.
Колы нельзя теперь зачеркнуть, переправить, подчистить.
Весь класс, по самые уши, оказался в «штрихах», как назвала их Екатерина Сергеевна.
В истории всех времён и народов ничего подобного в государственном документе, под названием классный журнал, не наблюдалось.
Ни в Древнем Риме, ни в Карфагене. Совершенно невероятное событие!..
И произошло оно в одной московской школе, которая стоит в тихом переулке рядом с пожарной командой.
9
В школе, на первом этаже, на доске объявлений, появился приказ. Его кнопками приколола Дарья Ивановна.
В приказе было написано, что ученики пятого класса «Ю» (и перечислен список учеников) ввиду катастрофической неуспеваемости по всем основным предметам оставлены на второй год!
Помочь ученикам в их тяжёлом, катастрофическом положении преподаватели не могут, потому что до конца занятий остались считанные дни (ох эти считанные дни!). Пытаться исправить подобное количество плохих оценок невозможно. Следовательно, ученики немедленно остаются на второй год. Копия приказа появилась на фанерных «Сообщениях».
Вся школа чуть не развалилась от таких событий.
Сто колов!
Ну и выветривание!..
0,00 % успеваемости!!!
Что в десятичных дробях, что в простых. Как ни крути. Сколько ни обращай одну дробь в другую. Приказ обсуждали в буфете, в коридорах, в библиотеке, в мастерских, в физкультурном зале. На переменах и даже на уроках.
Пятый «Ю» — на второй год! Так решил педагогический совет на экстренном совещании в ночь с одного трагического для школы дня на другой трагический день. Весь класс на второй год — немедленно!
10
В класс вошёл Алексей Петрович: по расписанию первый урок истории.
Ребята встали, поздоровались. Смотрят на директора.
Что будет? Вдруг скажет, что пошутил, что приказ не настоящий?
Теперь никакой войны. Ни у кого и ни с кем. Война длилась так долго, что можно было бы и забыть, из-за чего она, собственно, началась.
Школа — не только борьба противоположностей, но и единство их.
И Славка даже готов был подрезать свой ёжик или вовсе побриться, чтобы стать наконец одинаковыми, похожими близнецами. Пускай даже и бритыми! Но как убедить в этом директора и преподавателей?
Директор прошёлся вдоль класса. Класс с надеждой наблюдает за ним.
Алексей Петрович взглянул на Славку, на Стаську. Будто сравнил их причёски. Подошёл к окну и взглянул на деда Валерия, на коляски, на Трамвайчика. Трамвайчик теперь часто прибегает к школе и гуляет по двору, ждёт своих хозяев.
Его уже вся школа знает. Все ребята. Даже пожарная команда знает, потому что Трамвайчик бегает в пожарную команду. Он лично знаком с лейтенантом. Один раз ездил с пожарными на тренировку. Катался.
Деду Валерию нравится беседовать с Трамвайчиком, обсуждать текущие дела или сводку погоды.
В слесарной мастерской дед сделал маленькую щёточку из тонкой проволоки. Теперь этой щёточкой причёсывает Трамвайчика. Трамвайчик просто без ума от щётки.
Валится на бок и ждёт, когда дед Валерий будет его чесать.
А потом, чтобы довершить удовольствие, идёт к пожарникам и пьёт холодную воду из-под крана. А кто не любит в жару пить холодную воду!
Алексей Петрович вернулся к учительскому столу и сказал:
— Класс оставлен на второй год. Поэтому продолжать учебную программу дальше не имеет смысла. И хотя сегодня и не первое сентября, но, чтобы не терять попусту времени, мы решили начать программу заново, как со второгодниками. Так что для вас сегодня всё равно что первое сентября.
Первое сентября в мае!
Неужели директор не шутит? Но Алексей Петрович не шутил и вполне серьёзно продолжал:
