Гавриил Кунгуров - Топка
— Конец пришел проклятому Пальси! — заволновался дедушка Яр. Неужели и я старый дожил до счастливой жизни?
Дедушка Яр еще раз пристально посмотрел на портрет Ленина, глаза у дедушки блеснули. Ему показалось, что он хорошо помнит это лицо, оно ему давно, очень давно знакомо.
Дедушка просто и от души удивился:
— Так это и есть Ленин?
И не дожидаясь ответа, захлебываясь от радости, торопливо бросая слова, сказал:
— Я его знаю, лучше всех знаю. Это он в моих думах... Это он в моем сердце. Это он — Ленин!
Губы у дедушки дрожали, от большой радости он заплакал.
Бушевал осенний ветер, по черному небу плыли огромные тучи. Тайга тонула в темноте, стонала, как больная, раскатисто и протяжно.
А люди расходились гордые и веселые.
Люди шли против бури, они верили в большое счастье.
* * *В тайге рождался колхоз. Тревожно бились сердца, люди сидели озабоченные и серьезные. Организатора слушали напряженно, расспрашивали подробно о всех мелочах. Потом долго-долго молчали — думали. Старики сомневались:
— Век прожили, о колхозе не слышали! Какая жизнь будет? Худо бы не было?
Многое уже стало ясно, многое казалось простым, но тревожило и волновало до боли одно — олени. Как отдать оленей в общее стадо? Кто будет беречь их, заботиться о них? Кто?
Больше всех волновался старый Увачан. Он махал руками и визгливо кричал:
— Оленей не дам! Не дам!
— Много ли оленей имеешь? — спросили его несколько голосов. Ответа не ожидали. Все знали, что старый Увачан имел только одного оленя. Старик присмирел и виновато сел в сторонку.
Голоса на минуту затихли. Горячился худенький, юркий Котыль. Он имел 60 оленей и рассуждал по-своему:
— Жизнь старую зачем ломаете? Не худо живем! Ладно живем!
Его резко перебивали, не соглашались. Спорили много, кричали громко, до хрипоты. Недовольные уходили. Три семьи были несогласны, рано утром они разобрали свои чумы и уехали.
Большинство решило твердо: жить колхозом. Лучших и достойных сделали пастухами, им доверили самое дорогое, самое любимое — оленей. Пастбища выбирали сообща. Каждый хвалил свои места. Дедушка Яр хотел перекричать всех:
— Меня старого слушайте! На Широкой долине лучшие места, там надо кочевать! Лучших пастбищ не найти!
Все согласились. Колхоз назвали «Ленин Хоктон» — «Путь Ленина», председателем дружно избрали Топку Большого.
«Старые обиды забудем»
Быстро шли дни!
Луна медленно плыла по небу, посматривая на землю» желтым глазом. Рассыпая серебро своих лучей, она зажигала вершины гор, скользила по деревьям, терялась в тучах и вновь резала блеском своим густую синеву тайги.
Пальси прятался от людей, как хитрый зверь. Он ставил свой чум в самых глухих и неведомых местах. Олени его паслись на лучших пастбищах. Этими пастбищами когда-то владели и дед его и отец. Пальси считал себя здесь полным хозяином.
Пальси и Еремча сидели у очага, жевали пресные лепешки, испеченные в золе, пили густой чай. Вдруг в чум забежал испуганный мальчик-пастух. Еремча крикнул:
— Волки?!
Мальчик растерялся и, заикаясь, ответил:
— Нет! Недалеко от оленей хозяина кто-то пасет огромное стадо! Видно, богатый гость перекочевал в эти места!
Еремча вскочил, как обожженный, и выбежал из чума.
— Где?!
Мальчик показал рукой на восток.
— Зови богатого хозяина в наш чум! — распорядился Еремча.
Мальчик быстро сел на оленя и уехал. Подъезжая к стаду, мальчик без труда узнал дедушку Яра.
— Чье стадо пасешь, стараешься?
Дедушка Яр с гордостью ответил:
— Стадо нашего колхоза!
— А где его чум? — спросил мальчик.
Дедушка Яр махнул рукой. Мальчик крикнул:
— Скажи своему хозяину, что богатый Пальси в гости его зовет!
Дедушка Яр рассмеялся, но ответил:
— Ладно!
Чтобы не забыть фамилию богатого хозяина, мальчик твердил всю дорогу:
— Колхос, Колхос, Колхос.
Подъезжая к Пальси, он еще издалека кричал:
— Богатого хозяина зовут Колхос! В гости я его позвал!
Побелел Еремча от злобы и замахал кулаками:
— Дурак, кого ты позвал?
И погрозил ему еще раз кулаками. Мальчик испуганно моргал глазами. Еремча спохватился и громко крикнул:
— Кто приедет? Какой человек?
Мальчик испуганно ответил:
— Колхос!
Еремча с досадой плюнул и ничего не сказал.
Пальси забормотал:
— Видно, жизнь худая подходит. Лучшие пастбища голыши захватывают!
— Колхоз, — засмеялся громко Еремча и добавил:
— На голом месте — мох не вырастет. Голыши безоленные жизни хорошей не увидят!
Еремча злобно плюнул прямо в очаг.
Пальси и Еремча сидели долго. Пальси проклинал жизнь и хвалил старые времена.
— Даже лисица не так была хитра, и лося охотники добывали легче. А теперь? — сказал Пальси и закрыл свои опухшие заспанные глаза.
Еремча объяснил:
— В те времена закон крепкий был. Каждый знал свое место: лисице — нора, белке — дупло, а бедному — рваный чум.
— Да, — согласился Пальси, — без воды рыба дохнет, без богатого бедному — смерть...
На другой день, ранним утром, шли в горы три человека. Шли они молча, лишь изредка побрякивали колокольчики на спине идущего впереди. Вскоре люди остановились у большой сухой лиственницы. На ней были развешаны черепа, кости животных и зверей, много оленьих рогов, сухие кусочки мяса, шкурки, волосы, тряпочки. На нижних ветках были навязаны какие-то затейливые узелки из ремешков, тряпок и человеческих волос. У самого дерева лежали кучи черепов и костей.
Это было старое священное дерево.
Двое из пришедших присели на корточки. Это были Еремча и Пальси. Третий — старый шаман — стоял.
Его длинные седые волосы спускались грязными клочьями, на голове блестел железный обруч, украшенный хвостами белок и горностаев. Вся одежда была увешана священными предметами, тут были: заячьи лапки, рыбьи зубы, черепа белок, зубы волка, лисицы, медные бубенчики и колокольчики, железные и медные божки, разноцветные тряпочки и многое другое.
В одной руке шаман держал бубен, в другой — медвежью лапу.
Он вынул из кожаной сумки деревянного божка. Это был грубый кусок дерева, наскоро выстроганный в виде маленького человечка-урода. Голова у бога была большая, неуклюжая, с огромным кривым ртом и очень маленькими узкими глазками. Кривые короткие ноги и руки были едва заметны.
Шаман поставил бога около священного дерева и поднял кверху голову. Остекляневшими глазами он посмотрел вокруг и со страшной силой ударил медвежьей лапой в бубен. Удары сыпались один за другим. Шаман прыгал, как сумасшедший, вокруг дерева, кричал сдавленным тонким голосом, бил и щипал себя, извивался от боли. Еремча и Пальси раскачивались в такт шаману. Пальси шептал:
— Дай мне силу, как дал ее ты дедушке Медведю... Дай мне бег лося, шаг оленя и хитрость лисицы.
Шаман вызывал духов. Бледный, с блуждающим диким взглядом, он бился в горячке, изо рта клубилась желтая пена. Шаман кричал непонятное. Лишь время от времени отчетливо было слышно:
— Оленей своих гоните в чужое стадо! Ваши олени проглотят чужих оленей!
Шаман опять бешено кружился и кричал:
— Чужих съедят!.. Съедят! Там ваше счастье! Там! Там! — и заливался диким неудержимым смехом. Наконец, затих и сел у дерева, слегка качаясь. Потом он взял нож и разрезал себе руку. Показались темные капли липкой крови. Кровью шаман густо намазал богу широкий рот. Потом подошел к Пальси и сунул бога в его кожаную сумку.
— Десять оленей просят духи, — сказал он Пальси, — не жалей их для своего счастья... Когда покажется луна, пригони оленей к моему чуму.
Шаман скрылся в густой чаще.
Пальси верил, что шаман вымолил ему большое счастье, а Еремча, щуря свои злые глаза, торопливо повторял слова шамана:
— Гоните своих оленей в чужое стадо! Там ваше счастье!
Пальси и Еремча вернулись в свой чум.
Солнце стояло низко.
Погоняя оленя, Топка Большой торопился к Пальси. Всю дорогу он думал: зачем богач Пальси позвал его к себе.
Ветер слегка качал деревья. Промелькнул испуганный заяц. Тени от деревьев ложились ровными рядами. Топка смотрел на склоны гор и рассуждал деловито, по-хозяйски:
— Лучших кормов не найдешь. Наши олени нагуляют и силу и жир. Ладно это! Ладно!
Топка подъехал к чуму Пальси.
Увидев Топку, Пальси удивился, а сын шепнул:
— Голодный догадлив: где жирным пахнет, к тому чуму и торопится!
Топка вошел в чум со словами:
— Зачем звал меня? Какие дела есть?
— Почему стадо пасешь на моих местах? — спросил Пальси строго.
— Стадо — колхозное, пастбища эти тоже колхозные! — уверенно ответил Топка.
