Галина Гордиенко - Назови меня полным именем
— Куда ж я денусь, барышня…
— Что?..
— Извиню, конечно.
Широкие поля шляпы мешали видеть, незнакомец оказался слишком высок. Таисия могла рассмотреть лишь светло‑бежевую хорошо отглаженную рубашку, пришлось поднять голову.
Таисия удивленно моргнула: вдруг показалось, что она уже встречала где‑то этого человека. Видела худое смуглое лицо и серьезные, даже хмурые глаза, длинные, будто срезанные снизу, совсем не русские.
— Э‑э‑э… — Таисия стремительно краснела, не представляя, что сказать.
— Не понял, но внимательно слушаю. — Губы мужчины дрогнули, но смотрел он по‑прежнему серьезно.
— От вас… крымской сосной пахнет.
— Что?.. — В глазах незнакомца что‑то изменилось, и Таисия с изумлением отметила — они вовсе не темные, а светло‑карие, даже скорее желтые. И золотых крапинок в радужках становилось все больше…
— Я… просто извинилась. — Таисия быстро опустила голову, чтобы не видеть этих странных тигриных глаз.
— Ясно. — Голос незнакомца прозвучал мягко.
— Мне… пора, — глупо пролепетала Таисия, поспешно отступая к пешеходной дорожке.
— Да, конечно.
— До свидания, — пискнула она и почти побежала прочь.
Удалялась и спиной чувствовала взгляд незнакомца, внимательный и почему‑то удивленный.
Лишь на другой стороне улицы Таисия вспомнила про телефон. Осторожно поднесла его к уху и услышала:
— Ну и что опять случилось?!
— Н‑ничего.
— Как же — ничего! А перед кем ты только что извинялась?
— Да… так. Налетела на кого‑то. Нечаянно. Задумалась и…
— Задумалась она! Сколько говорил — на улице будь внимательнее! И дорогу переходи… кстати, ты сейчас где?
— На тротуаре, честное слово. И я — по пешеходному переходу…
— Ладно, верю, — проворчал Федор Федорович.
Он молчал, и Таисия молчала. Она почти бежала к автобусной остановке, физически чувствуя, как отдаляется от смуглого незнакомца, как истончается, тает тонкая нить, вдруг связавшая их.
Почему — непонятно.
Никогда с ней такого не было.
И потом, разве бывают у людей ТАКИЕ глаза?!
Таисия вздрогнула от неожиданности, снова услышав голос Федора Федоровича:
— К девяти соберешься?
— Что?
— К девяти, говорю, будешь готова? Или лучше заехать за тобой в половине десятого?
Таисия с трудом поняла, о чем речь. И рассеянно пробормотала:
— Я разве не сказала, что не смогу сегодня? Видишь ли…
— Стоп, Мелкая, так не пойдет, — раздраженно прикрикнул на нее Федор Федорович. — Договор дороже денег, к тому же я и столик заказал, причем на определенное время…
— Но у меня вечером гостья!
— У тебя… что у тебя?!
— Гостья. Самая настоящая.
Федор Федорович раскашлялся. Таисия, уловив его изумление, сердито добавила:
— Если хочешь знать, это моя подруга! Новая.
— Кха‑кха… Будто у тебя старые… кха… были… кха…
— Ну и что? Зато теперь… есть.
Про себя Таисия неуверенно добавила: «Может быть».
* * *Крошечный телефон мгновенно утонул в одном из брючных карманов. Таисия весело хмыкнула: чуть ли не впервые последнее слово осталось за ней. Правда, она прервала разговор, но ведь Федор Федорович не перезвонил?
Нет, в самом деле, здорово вышло бы, сумей они с Элькой Эмих подружиться. Жаль, сегодняшняя встреча чисто деловая.
Таисия всерьез подозревала, что Элька просто пожалела ее. А может, согласилась из любопытства — посмотреть, что за парня вдруг потребовалось срочно окрутить. Наверняка решила, что в приятелях у Таисии могут быть только такие же… чудаки.
По крайней мере, Элька так обозвала ее при прощании. Долго рассматривала, а потом протянула: «Ну ты и чудачка! Я думала, такие в наше время не существуют, интересно, в каком заповеднике вас сохранили как вид?»
Таисия только плечами пожала, а что она могла ответить? Что никаких странностей за собой не замечала? Что ей, напротив, странными кажутся все остальные, а сама она — вполне нормальна и тривиальна.
Таисия вообще не понимала, почему частенько раздражала посторонних, чего ради на нее обращали внимание. Сама она, например, никого не трогала, ей вполне хватало книг и собственного мира.
Еще маленькой Таисия могла часами смотреть на падающий дождь и на осень за окном, на цветущую сирень и на плывущие облака, на воду, на огонь и на клумбу с поздними астрами, а люди… Они сами по себе, Таисия — сама по себе.
Ну не любит она краситься, и что? Почему она должна себя мучить? Чтобы понравиться неизвестно кому? Почему же парни не красятся, чем она хуже? Другое дело, если б ей нравился сам процесс…
Ксюха, правда, уверена: Таисия — обычная лентяйка. Нет, не обычная — чудовищная!
Сама Ксюха тратила по утрам по меньшей мере час — приводила себя в порядок. Ресницы, глаза, брови, губы, пудра, кремы, румяна, волосы уложить…
Каторга!
Таисия искренне ей сочувствовала — Ксюха и за хлебом ненакрашенной не выбежит. А перед сном еще макияж снять нужно, опять же — время тратить.
Ну предпочитала Таисия одежду удобную и обувь тоже, что плохого?
Она всегда с жалостью смотрела на девчонок, ковыляющих зимой в сапожках на высоких тонких каблучках.
По гололеду!
Или по снежной каше.
Ради чего или кого?!
Насколько удобнее и комфортнее обувь на плоской подошве, разве не так? Почему мужчины могут себе это позволить, а женщины нет?
Таисия сердито фыркнула: когда заходишь в магазины, плакать хочется — выбора никакого, одни каблуки и острые носы. Зато на мужской половине — аккуратная кожаная обувь, мягонькая, удобная, как тапочки, — где справедливость?
Нет, Таисия не феминистка.
Ни в коем случае!
Она прекрасно понимала, что каждый занимает в этом мире определенное место, мужчины одно, женщины другое, еще неизвестно, какое лучше.
Баба Поля считала — женщины счастливее. Во‑первых, им легче найти смысл жизни, он в детях, во внуках, в служении близким.
Во‑вторых, они эмоциональнее, умеют находить радость в мелочах: ясный день весной ли, зимой ли, осенью ли, полевые цветы на столе или только что распустившаяся роза в палисаднике волнуют их ничуть не меньше, чем успехи в карьере.
В‑третьих, если женщину любят и если она САМА влюблена…
Для любящего мужчины весь смысл жизни в ней. Она и подруга, и любимая, и дитя малое, которое хочется оберегать и баловать, без которого немыслима жизнь.
Жаль, что любовь птица редкая, не всякий на нее способен, баба Поля говорила — тут тоже талант нужен. Большинство людей жизнь проживают, так и не узнав, что такое любовь.
Таисия встряхнула головой, прогоняя грустные мысли: она‑то, похоже, на любовь не способна. Иначе почему ей никто и никогда всерьез не нравился?
Все знакомые девчонки в школе только о парнях болтали и о любви, а она… над книгами чахла. Как‑то интереснее казалась ей та же фантастика, исторические романы, детективы или любовная лирика.
Таисия и сейчас свободное время проводила за чтением, чем несказанно злила Ксюху и Федора Федоровича. Правда, по разным причинам.
Федор Федорович считал, что ей нужно чаще бывать на свежем воздухе и вообще жить в реальном мире, а не в книжном.
Ксюха же, чуть что, кричала: «Слишком умная, да?» Причем больше всего ее раздражало, что Таисия никогда не спорила, а молчаливо со всем соглашалась. Не возражала, но поступала по‑своему.
Кажется, Ксюха подозревала, что над ней смеются.
Ксюха ненавидела, когда над ней смеялись!
Как‑то зимой — они еще учились в школе, Ксюха была классе во втором — в третьем — она предложила Таисии прыгнуть через костер, его во дворе запалили мальчишки.
Огонь щедро подкармливали старыми досками, бумагой. Сухая древесина трещала, стреляла, во все стороны летели искры. Костер разгорелся так, что даже бесстрашные мальчишки то и дело шарахались от хищных языков пламени.
А Таисия пожала плечами и прыгнула. Практически без разбега, с места. И разочарованно оглянулась на костер: всего‑то…
Побелевший от этого зрелища Федор Федорович слов не нашел. Влепил младшей сестре смачную затрещину, Таисии же только бессильно показал кулак.
Ксюха стащила с головы красную вязаную шапку и помассировала затылок. А потом обиженно протянула:
— Надо же, не растаяла…
* * *Вечером Таисия едва ли не впервые в жизни рассматривала себя в зеркале: и правда, похожа на Снегурочку. Только не на новогоднюю девочку — яркую и нарядную, а на… скучное изделие из снега. Глазки‑льдинки, светлые реснички, брови, волосы, бледная кожа — все тонко, хрупко, ненадежно…
Понятно, почему маленькая Ксюха надеялась, что она растает. Наверное, малышка ревновала ее к старшему брату.
Таисия не поняла тогда, расстроило ли ее это открытие, она еще не пришла толком в себя после смерти родителей. Но бабу Полю в тот же вечер спросила:
