Тамара Михеева - Две дороги - один путь
— Ну не родителям же жаловаться, — вздохнул Сашка.
— А что? — возразил Генка. — Уж взрослых бы они послушали.
— Да ну их, этих взрослых, — сказал вдруг молчавший до сих пор Денёк. — Надо с ними… хитростью бороться.
— Это как?
— А вот так…
К обеду всё для выполнения Денькиного плана было готово. Нашлись и верёвки, и вёдра, и краска. Сделали рогатки, стащили из дома целый пакет гороха, насобирали кусачих репейников. Для очистки совести написали на куске фанеры грозные слова: «Щеколда и его шайка! Ещё раз сунетесь в наш шалаш — вам не поздоровится!» Плакат повесили над входом в шалаш ещё до обеда.
— Вот, теперь хоть честно, — вздохнула Ленка. — Хотя всё равно мне эта затея не нравится.
— Придумай тогда что-нибудь другое, — сказал Сашка.
— Не переживай, всё будет здорово! — подбодрил Лёха. — Они у нас узнают, где раки зимуют!
Идея с ловушкой всем ребятам понравилась. Они весь день провозились, разводя краску, укрепляя ведро с ней над входом, протягивая верёвки-спотыкалки и тренируясь стрелять из рогаток.
— Всё равно они нас потом по одному отловят, — тоскливо сказал Генка.
— Не отловят, — успокоил его Сашка. — Мы ещё что-нибудь придумаем. Денёк, потяни-ка посильнее…
Пока делали в шалаше ловушку, Петька и Денёк рассказали ребятам про дом над обрывом, про Егора и спящий духовой оркестр. Передали приглашение на Дни Рождения.
— Если на День Рождения, то нужен подарок, — сказала Ленка. — Только я совершенно не знаю, что дарят домам на День Рождения.
— Да уж, — расстроилась Петька, но тут же придумала: — Ой, ребята, а давайте сделаем дом сами! Такой же, только маленький!
— Макет?
— Ага… Только можно всё напридумывать, будто он сказочный.
— А из чего делать-то? — спросил Олег.
— Ну, я не знаю… Из всего. Можно из пенопласта и деревяшки. Можно и старые коробки найти.
— И мох насобирать, траву всякую, чтобы обрыв сделать, — подхватил Денёк.
Сашка сказал:
— Голова — Петька! Айда на Утёс!
— А шалаш? — ревниво напомнил Генка.
— Посчитаемся, кто дежурить останется. Всё равно Щеколда днём не появится. А если что, то сразу за кем-нибудь взрослым…
— Ага, а за кем? — протянул Лёха так обиженно, будто его уже оставили дежурить.
— За Иваном нашим можно, — сказала Петька. — Он сейчас дома, он поможет.
— И за моим отцом тоже, — сказал Генка.
Сашка скомандовал:
— Всё, решено! Денёк, считай.
Дежурить выпало Генке. Он пороптал на судьбу и попросил друзей поскорее возвращаться:
— А то мало ли что…
— 2 —
Утёс был волшебным местом, там всегда что-нибудь находилось: сломанный самокат, механизмы от часов, мотки медной проволоки, разноцветные камушки, обрывки сетей.
Бродяги часто ходили на Утёс. Иногда на поиски сокровищ, иногда просто так, посмотреть с него на речку Ямолгу. Хорошо было сидеть на утёсовой макушке и смотреть, как речка неторопливо течёт внизу.
Дорога на Утёс не близкая: нужно пройти три квартала и потом ещё минут пятнадцать идти по берегу. Сейчас ребята неслись во весь опор, ожидание вечерних событий будто щекотало им пятки. Петька на бегу рассказывала Деньку про Утёс.
Вдруг Олежка резко затормозил:
— Вон он, Щеколда.
На скамейке у подъезда сидела почти вся Щеколдинская компания: и вертлявый Шик, и тощий, будто вечно сонный, Валька-заяц, и «приглаженный» мальчик Вова Уренский, и другие. И сам Щеколда — высокий, темноволосый, с орлиным носом и тёмным крылом волос.
Бродяги остановились, поглядывая издалека на них, будто примеряясь, справятся они с ними или нет.
— Вот, смотри, — толкнула Петька Денька в бок, — видишь высокого, в жёлтой жилетке? Это он, Щеколда.
Денёк смотрел как-то странно, потом опустил голову и нахмурился.
— Ладно, пойдёмте, — буркнул Лёха.
— Чего их разглядывать… Вечером наглядимся досыта, надоест.
И ребята пошли дальше. Но не успели они дойти до моста, Денёк остановился.
— Ребята… — сказал он, — вы извините. Но я сегодня вечером с вами не могу быть там, в шалаше.
— Сдрейфил! — не то удивился, не то возмутился Лёха.
— Да нет! Вы не понимаете…
— Где уж нам… — язвительно бросил в сторону Сашка.
— Он мой брат… — упавшим голосом сказал Денёк.
Сначала Деньку никто не поверил. Даже посмеялись, а Петька возмутилась:
— Какой ещё брат!
— Двоюродный… Папин племянник, Герман Щеколдин. Он в 40-ом доме живёт, да? В 15-ой квартире. А эту жилетку ему моя сестра сшила, между прочим.
— Да-а, история… — протянул Олежка.
— Разве я виноват, что он мой брат! — с отчаянием сказал Денёк.
— Никто тебе не винит, Денёк, — мягко сказала Ленка. — При чём здесь ты? Ты же не можешь отвечать за его поступки.
Лёха же спросил непонимающе:
— Ну, а почему вечером-то не сможешь?
— Ну, как же я… Он ведь брат.
— Подумаешь!
— Вот и подумай! — яростно вступилась за Денька Петька. — Тебе, Лёшенька, этого всё равно не понять, у тебя братьев-сестёр нету.
— Будто я виноват, что нету! — полушёпотом ответил Лёшка.
Петьку будто мокрым полотенцем хлестнуло по щекам: все знали, что Лёшкину маму с его еще не родившимся братишкой сбила машина. Случилась это пять лет назад, ещё до школы.
Шофёра той машины так и не нашли, да и не искали толком.
Ребята замолчали, глядя кто куда. Только Денёк, ничего не знавший про Лёшкину беду, спросил:
— Что же делать, ребята? Их, конечно, надо наказать. Они сами виноваты, но не могу я так… брату.
И Денёк тяжело вздохнул.
— Ладно, чего там… — сказал Сашка.
— Не можешь, так не можешь. Ясное дело, что не можешь. Нам-то Щеколда заклятый враг, а тебе — брат. Пойдёмте на Утёс, чего здесь стоять.
Идти совсем расхотелось, и радоваться тоже, поэтому, наверное, ничего нужного не нашли: Утёс не любил делиться своими сокровищами, когда тяжело на сердце. Когда пошли обратно, Денёк сказал:
— Ребята, я с ним поговорю! Я ему объясню, что он гадости делает. Ну, не дурак же он!
Лёха усмехнулся, все отвели глаза, а Олежка сказал:
— Он тебе, Денёк, конечно, брат, но он, извини, совершеннейший дурак.
— Тогда я… Ребята! Я с дядей Мишей поговорю! С его отцом! Он, знаете, какой… он что-нибудь обязательно сделает!
— Ты, главное, Щеколде не проболтайся, — хмуро сказал Сашка. — Потому что засаду мы всё равно сделаем.
Денёк сразу поник.
— Ну, тогда я пойду.
— Почему?! — вскинула голову Петька. — Не уходи, Денёк! До вечера же далеко!
Денёк потоптался на месте и тихо сказал:
— Вы же всё равно ловушку будете доделывать, а я не могу.
Петьке не хотелось, чтобы он уходил, да ещё вот так, как будто и не друг он вовсе. Она растерянно смотрела на друзей, будто ища поддержки. Олежка поймал её взгляд и не то спросил, не то сказал утвердительно:
— Ну, тогда… До завтра?
Денёк чуть-чуть улыбнулся:
— До завтра!
Все как-то сразу повеселели и разбежались в разные стороны, долго оборачивались, махали друг другу, пока Денёк не скрылся за углом многоэтажки.
Только Лёха хмуро щурил жёлтые глаза, пиная по дороге камушек. А Петька боялась посмотреть в его сторону.
— 3 —
А вечером случилось вот что.
Санька, Генка и Петька были лучшими стрелками двора, поэтому они сидели по углам шалаша с рогатками и горохом наготове. Леха грозился закидать врагов репьями так, что тем останется только постричься наголо. Ленка и Олежка стояли у порога, рядом с ними были вёдра с разведённой гуашью: красной и синей.
Перед самой темнотой Сашка поймал во дворе тихого Морюшкина и дал ему указания:
— Будешь стоять здесь и внимательно слушать: если я вот так свистну, — и он показал, как свистнет, — ты сразу, только сразу же беги к Петушковым. Знаешь Петушковых? Молодец! Беги к ним и зови всех к шалашу, а потом давай к Сумятиным. Пусть они тоже к шалашу придут. Ты всё понял?
Морюшкин испуганно кивнул.
— Ты точно всё понял? Не испугаешься? — на всякий случай уточнил Саня и оставил Морюшкина у Камня.
Сами Бродяги притаились в шалаше и стали ждать Щеколду с дружками. Ожидание это было томительным.
— Может, они вообще не придут сегодня? Сидят сейчас где-нибудь в парке, пиво пьют, а мы тут…
— Тсс! — прервала его Ленка. — Слышите?
— Идут! — прошептал Олежка. Петька почувствовала, как в ней все струнки натянулись, вот-вот лопнут. Она даже всерьёз испугалась, как бы не лопнуть!
В шалаш кто-то осторожно вошел. Во тьме и не разберёшь, кто. Впрочем, кто бы это ни был, ловушка сработала моментально: ведро с водой опрокинулось, загремело. Человек взвизгнул, метнулся в сторону, но споткнулся о верёвки. На него сразу же обрушились потоки синей и красной воды, гороховый обстрел и репейниковые бомбы. Человек тоненько завизжал, заругался, и наши мстители обомлели.
