Йорн Риэль - Мальчик, который хотел стать человеком
Бык резко остановился, в Наруа полетели комья земли и камни. Упершись передними ногами в кучу, бык раздраженно мычал и нервно крутил головой. Наруа лежала, вжавшись в навоз, ей было так страшно, что она даже не замечала его отвратительного запаха.
Сколько она так пролежала, Наруа не помнила. Стоило ей чуть-чуть приподнять голову, чтобы позвать на помощь, бык начинал грозно рыть передними ногами навоз и в ярости мычал. Наруа надеялась, что Апулук или Ролло вот-вот вернутся с берега, где они переворачивали рыбу, сушившуюся на скалах. Ждать помощи от других обитателей усадьбы ей не приходилось: была суббота, и все они мылись в бане.
Наконец показался вернувшийся с берега Ролло. Он шел, постукивая палкой о землю, и это на мгновение отвлекло внимание быка от пленницы наверху кучи. Бык повернулся к монаху, воинственно замычал и ринулся на него.
Ролло застыл на месте. Он растерянно огляделся по сторонам, отбросил палку и одним прыжком оказался на невысокой крыше сеновала. Бык тоже попытался прыгнуть на крышу, но крыша рухнула под его весом, и он упал на землю.
Наруа воспользовалась тем, что бык на время забыл о ней, скатилась с кучи и со всех ног помчалась к жилому дому. Возле дома она налетела на Хельгу, которая вышла из бани, чтобы окатиться холодной водой из чана, стоявшего у двери.
— Что с тобой? — испуганно воскликнула хозяйка Стокканеса при виде Наруа. — Где ты так вымазалась? И почему от тебя пахнет, как от несчастья?
Наруа показала на сеновал, возле которого бык стерег Ролло.
— Бык вырвался из загона? — Хельга решительно схватила Наруа за руку и потащила в дом. В общей комнате она сняла с нее всю одежду. Потом открыла дверь в баню и втолкнула девочку внутрь.
— Бык вырвался из загона, — смеясь, сказала она Торстейну. — Он загнал Ролло на крышу сеновала.
Все засмеялись, а Торстейн встал с лавки и вышел из бани. Вскоре он снова вернулся туда.
— Ролло в безопасности. — Торстейн тоже смеялся. — Он сидит на крыше и на чем свет стоит ругает быка, хотя служителю церкви и не подобает произносить такие слова. — Торстейн обернулся к Наруа. — Ну и разит же от тебя, девочка! Вымой-ка ее получше, чтобы от нее так не воняло, — попросил он жену.
Напуганная быком, Наруа не помнила ничего, пока не оказалась в бане. Но как только ее окутал горячий воздух и тяжелый пар проник в легкие, сознание ее прояснилось. Она охнула от ужаса и со страхом огляделась по сторонам.
На длинной лавке сидели голые люди. Сквозь пар их было почти не видно, но Наруа все-таки разглядела большие красные тела, блестящие от пота, улыбки на лицах и услышала гудение голосов — люди смеялись и что-то говорили. Неожиданно чья-то рука протянулась за ковшом, зачерпнула воды и выплеснула ее на камни. Камни угрожающе зашипели, и к низкому потолку поднялось облако пара. Горячий жар охватил обнаженную Наруа.
Она умоляюще обернулась к Хельге, которая уже начала тереть ее березовым веником, и поняла, что это помещение, находящееся позади общей комнаты, и есть Ад. Ведь Ролло всегда говорил, что Дьявол живьем поджаривает язычников.
— Я обещаю стать христианкой, — всхлипнула она, обращаясь к Хельге. — И сделаю все, что велит Ролло.
Но Хельга не поняла ее. Она лишь с улыбкой кивнула девочке и продолжала ее мыть. Повернув ее к себе спиной, Хельга принялась отмывать от навоза шею и спину Наруа. Теперь Наруа стояла лицом к двери. Неожиданно она вырвалась, распахнула дверь и убежала в дом. Миновав длинный коридор, она выбежала во двор и помчалась вокруг дома. Ею руководило одно желание — убежать подальше от того ада, в котором она только что побывала.
Обогнув дом, Наруа побежала вверх по склону. Она неслась, как испуганный заяц, пока не добежала до озера, из которого они брали воду для усадьбы. Там она бросилась в воду и ждала, когда ледяная вода охладит ее тело, разогретое адским жаром. Вода была ей по шею. К озеру подбежал и Лейв. Он дремал в бане на лавке, когда Хельга привела туда Наруа, и сквозь дрему слышал, как Наруа обещала стать христианкой.
— Что ты тут делаешь? — спросил он, присев у воды на корточки.
— Я стану христианкой, — дрожащим голосом проговорила Наруа, — только не водите меня больше в тот ад.
— В какой еще ад?
— В помещение за общей комнатой.
Лейв засмеялся:
— Это всего лишь баня. А ты решила, что мы все вдруг оказались в аду?
Наруа кивнула и пошла к берегу.
— Теперь меня должны крестить? — со страхом спросила она.
Лейв отрицательно помотал головой:
— Не думаю. Крещение принимают добровольно. А тебе лучше верить в ваших старых духов. Или ты сама хочешь креститься?
— Нет, не хочу. Но я боюсь вашего ада.
— Если ад не страшнее бани Торстейна, то я не против попасть туда.
— Ты голый. — Наруа улыбнулась.
— Ты тоже, — сказал Лейв. — Мы так спешили, что не успели одеться. — Он протянул ей руку. Давай вернемся в баню и немного согреемся.
— Никогда! — воскликнула Наруа. — Никогда!
Лето
Солнце поднималось на небе все выше и выше, и лед во фьорде стал рыхлым и ненадежным, ходить по нему теперь было опасно.
Снег почти весь растаял, и началось короткое арктическое лето.
Луга вокруг усадьбы зазеленели, и на торфяных стенах дома выросла трава и разные растения, которые Ролло собирал и сушил на зиму.
Склоны за усадьбой вплоть до вершин, на которых еще лежал снег, покрылись ярким вереском, и неожиданно из земли появились цветы — камнеломка, лютики, родиола и маки.
Наступило лето. Каждый день Ролло помогал Апулуку выйти из дома на солнце, там Апулук проводил большую часть дня и, наслаждаясь теплом, мастерил новые стрелы для своего лука или чинил гарпуны и точил ножи для разделки китовых туш Для людей Торстейна.
Иногда с помощью Торстейна он спускался на берег, где помогал раскладывать рыбу, чтобы она вялилась на теплых скалах.
В усадьбе все любили этого тихого эскимосского парня. Люди знали, что Лейв выжил только благодаря ему и его сестре. Без них он бы погиб от голода и холода еще три года назад когда его выбросило на берег после того, как кнарр Торстейна потерпел кораблекрушение.
Наруа и Лейв тоже помогали в работах на усадьбе. Наруа часто бывала в кладовой вместе с Хельгой и не могла надивиться на то, что эти люди употребляли в пищу. Она сильно отличалась от пищи эскимосов, хотя часто это было мясо одних и тех же животных.
Больше всего Наруа не любила загустевшее прокисшее молоко, которое Хельга каждый день ставила в кладовке. Оно называлось скиром, было кислым и невкусным, так, по крайней мере, казалось Наруа.
Лейв вместе с мужчинами ходил на охоту. И быстро обнаружил, что исландцы медлительны и неловки по сравнению с эскимосами. Им как будто мешало их оружие. Оно было тяжелое, с ним было трудно управляться, и оно во многом уступало оружию эскимосов. Он даже пытался научить Торстейна и его людей пользоваться оружием эскимосов, а также предложил им сделать лодки из кожи, которые были более быстрыми и легкими в управлении, чем тяжелые деревянные лодки исландцев. Но те не хотели отказываться от своих привычек.
Благодаря своему оружию Лейв всегда приносил с охоты больше добычи, чем другие охотники. И Апулук довольно посмеивался, когда добычу Лейва выгружали из лодки.
Дни проходили быстро, у всех было много работы. Обитатели усадьбы и оглянуться не успели, как лето перевалило за середину. Пришла пора заготовлять на зиму сено и топливо. Топливом здесь служили сухой вереск и плавник[11]. То и другое они складывали позади большого хлева вместе со штабелями торфа, который мужчины нарезали на соседнем болоте.
Особенно исландцы заботились о сене. Без него лошади, коровы и овцы не могли бы пережить зиму. Поэтому Торстейн и его люди косили траву во всех ближних долинах. Трава росла островками, то тут, то там, и, случалось, люди ходили целый день в поисках хорошего луга.
Как только трава высыхала, а сохла она в этом теплом фьорде очень быстро, они снова ходили по тем же местам и сгребали сено.
Лишь когда Торстейн собирал под крышу столько сена, сколько требовалось, чтобы его домашние животные были обеспечены кормом на всю зиму, какой бы длинной она ни была, люди могли отдохнуть.
Нога Апулука быстро заживала. В середине лета монах снял ремни. Каждый день он своими сильными худыми пальцами растирал и массировал ослабшие мышцы мальчика, и вскоре Апулук уже мог ходить, опираясь на две палки, которые Ролло вырезал ему из плавника.
Иногда Апулук устраивался на скалах, выступавших далеко в море, и ему не раз удавалось загарпунить какую-нибудь рыбу, которая беззаботно кружила у самого берега.
