Григорий Остер - Остров Эскадо
— Вот! — вскричал Иннокентий, размахивая свежей идеей. — Это будет мой весомый вклад в теоретическую науку.
Мокрый до последней нитки, Иннокентий вытер пот со лба, снял пиджак и закинул его из окна на крышу. Сушиться.
— А где практический результат? — спросило ученого переминающееся с ноги на ногу под его окном Правительство.
— Сейчас! Сейчас применим теорию на практике. Вот только в сарай сбегаю.
Из сарая Иннокентий принес кучу разных веревочек, проводов, дощечек, быстро сконструировал и сколотил большой черный ящик в виде бочки.
— Теперь, — велел он, — мусор тащите.
Мамы побежали, принесли с трудом оторванный от жителей острова мусор, побросали перед бочкоящиком. Иннокентий взял веник, совок, стал запихивать мусор внутрь. Бочкоящик задрожал дикой дрожью, загудел. Мамы попятились. Внезапно бочкоящик высоко подскочил, упал, замер. Из него вместо мусора во все стороны полетели разные полезные вещи: семь зубных щеток, чайный сервиз на девять персон, несколько школьных учебников по математике и невероятное количество расчесок. Больших и маленьких.
— Перед вами, — спокойно сказал Иннокентий, — Эффективная Помойная Превращалка. Сыплете мусор — лезут полезные вещи. А можно наоборот, — вдруг воодушевился ученый. — Если полезных вещей напихать, тогда…
— Стоп! — быстро сказала Президент Синдирелла. — Спасибо, дальше не надо. Мы уже все поняли.
Синдирелла вынула из багажника длинной машины длинную связку новых медалей, орденов, вручила Иннокентию.
Ученый с достоинством поблагодарил Президента, покашлял, сказал речь:
— В детстве я часто ходил в школу, почти каждый день. И вот наконец меня нашла награда. Искатель всегда найдетель… Кстати, Тяпа с Тепой нашлись?
Тяпа с Тепой нашлись, как только Иннокентий закрыл закон всемирного притяжения мусора к тому, кто его бросил. Мусор отпал, и счастливая мать сразу обнаружила своих дочек.
Дочки обещали ей сорить гораздо меньше.
— Мы будем начинать теперь на час позже, — сказали сестрички и свое слово сдержали.
Помойная Превращалка сильно облегчила мамин труд. И хотя жители острова по-прежнему мусорили направо и налево, теперь было ясно, куда мусор девать. В Превращалку. Правда, никто никогда не знал, что из нее вместо мусора вылетит.
— Сегодня, — гадало Правительство мам, — наверно, карандаши полезут с эмаллированными кружками.
И ошибалось. Выскакивали вешалки с утюгами. И детские книжки с картинками.
Все выскочившее Правительство за небольшую цену продавало владельцу магазина Очень Нужных Вещей Брюку, чтоб он за чуть-чуть большую цену распродавал это жителям острова. Полученные деньги Правительство мам тратило на ежедневные бесплатные пирожные для детей острова Эскадо.
Дети кушали пирожные, взрослые покупали нужные вещи, а между тем к острову Эскадо снова кое-что приближалось. Неотвратимо. Это «кое-что» плыло на неопрятном пиратском корабле и было новыми, никому не знакомыми пиратами. Командовал ими один старый знакомый адмирала Шприца. Здоровенный капитан Плинтус с искусственной ногой.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Что хватают ни в чем не повинные? Как чистюли сморкаются? Когда порядок дороже? Куда зеленка льется?
Как обычно, к завтраку остров Эскадо от чистоты блестел и сверкал. Как самое настоящее сокровище. Пиратские матросы капитана Плинтуса — они только что позавтракали и сидели на мачтах своего корабля, высматривали добычу — заметили сверкающий остров, тут же наябедничали капитану хором:
— Товарищ капитан, прямо по курсу сокровища! Золото видим! На бриллианты смотрим!
Их пиратский капитан Плинтус дремал после завтрака посреди палубы, на своей походной самоходной кровати, лениво шевелил пальцами левой искусственной ноги. По огромному пузу капитана прогуливался его личный попугай Полиглот, владеющий тремя с половиной языками.
Услышав про золото и бриллианты, попугай радостно выругался на двух языках, лапкой пнул капитана в пупок.
— Где? — спросил капитан Плинтус, открывая свой естественный глаз — другой, искусственный, у него никогда не закрывался.
— Вон там! Там! — обеими руками показали пиратские матросы и попадали на палубу.
— Тьфу! — плюнул на ту же самую палубу капитан. — Сколько раз говорено: показывать обеими руками, сидя на верхушке мачты, все равно что задирать обе ноги — сразу шлепнешься! Ну что вы там увидали?
— Сокровища! Ты сам погляди!
Но Плинтус поленился глядеть сам. Послал попугая.
Полиглот взмыл над мачтами пиратского корабля, как шпионский самолет, помчался к сверкающему острову. Назад попугай вернулся огорченный и расстроенный.
— Ну? — жадно спросили матросы. — Чего больше: бриллиантов или золота?
В ответ попугай выругался на одном языке, махнул крылом:
— Всего меньше. Ничего нет. Не сокровища там. Просто гражданский остров с местным населением.
— А блестит почему? Зачем сверкает? — удивились матросы.
— От чистоты сверкает. И от порядка блеешь Не то что у нас на корабле: паруса не стираны, якорь заржавел, по палубе пройти нельзя — по коленки в фантиках ходим.
Полиглот считал себя большим чистюлей, потому что сморкался только в крыло и перед обедом всегда вытирал лапки о скатерть.
— Ладно тебе, — обиделся за свой корабль капитан Плинтус. — Видали мы это сверкание. Подумаешь, блеск. Небось мусор вениками под диваны затолкали и радуются. Знаю я эту чистоту!
— А вот не знаешь! — фыркнул попугай. — На всем острове ни соринки.
— Спорим, найду! — И капитан Плинтус соскочил с походной кровати, топнул своей естественной ногой, заорал во все свое луженое горло: — Подать сюда мою позорную трубу!
У капитана была длинная, очень увеличительная, чрезвычайно позорная труба. В эту трубу капитан в свободное от грабежа и бандитизма время часами издалека подглядывал за ничего не подозревающими, ни в чем не повинными людьми, надеялся увидеть, как они в чем-нибудь провинятся. Надо признать, капитану. Плинтусу иногда везло: ни в чем не повинные люди вдруг вытирали грязные руки чистым полотенцем, дергали чужую кошку за хвост, лезли в бабушкино варенье своей ложкой или хватали, думая, что их никто не видит, из общей коробки лишнюю конфету… Тут-то капитан Плинтус их и позорил!
Теперь, надеясь найти мусор под диванами или пыль где-нибудь за углом, Плинтус с самой высокой мачты своего корабля внимательно осматривал остров Эскадо. Но нигде не было ни соринки.
Плинтус стал заглядывать в окна — внутри домов тоже царила идеальная чистота. В одном из окон капитан увидел двух одинаковых девочек в чистеньких платьицах и белых носочках. Девочки с закрытыми глазами сидели на маленьких стульчиках, почти не шевелились. Плинтус поморщился — терпеть не мог не шевелящихся девочек в чистеньких платьицах. Шевелящиеся девочки в грязненьких патьицах ему тоже не слишком нравились, но их он все-таки терпел, а чистеньких — нет.
Если бы Плинтус знал, на кого смотрит! Плинтус смотрел в свою позорную трубу на близняшек-двойняшек Тепу и Тяпу. Да, девочки-двойняшки смирно сидели на стульчиках, но это потому, что теперь каждый раз после утренней уборки сами на целый час привязывали друг дружку к стульчикам и закрывали глаза, чтоб удержаться, не навести за пять минут в доме жуткий беспорядок. Двойняшки считали, что сразу после уборки чистоту и порядок лучше не трогать: в эти минуты они маме особенно дороги.
Примерно через час Тяпа с Тепой перегрызали веревки, открывали глаза, бросались на чистоту и порядок, как два рассвирепевших бегемота.
Несчастная чистота пыталась спастись хотя бы на потолке, бедный порядок мечтал сохраниться хоть в запертых ящиках комода, среди аккуратно сложенных наволочек, но близняшки и там все переворачивали, а на потолке оставляли невообразимо разноцветные пятна и неизвестно как прилипший пластилин. Оскорбленная чистота и обиженный порядок кричали, что им плюнули в глубину души, и клялись друг другу никогда не возвращаться в этот дом и вообще на этот остров. Но на следующее утро мамы снова дружно брались за уборку — и все повторялось опять.
Короче говоря, если бы капитан Плинтус смотрел на остров Эскадо не сразу после уборки, а немножко поздней, ближе к обеду, он бы, конечно, увидел, как потихоньку отрастают у пап усы и бороды, пачкаются у детей шеи, руки и щеки. Он бы заметил, как проливается на скатерть молоко, а на ковер зеленка. Он бы углядел, как понемножку исчезает сверкание и тускнеет блеск, наведенный мамами с утра. И успокоился. Но капитан смотрел в свою позорную трубу как раз в тот час, когда, пораженные наведенным мамами порядком, все на острове, в том числе и мыши, ходили на цыпочках, не смели чистоту нарушать. Поэтому Плинтус тоже был поражен увиденным, его позорная труба не смогла показать никакого позора.
