Кристина Сещицкая - Мой волшебный фонарь
— А что папа на это?
— Ничего. Предложил выпить по рюмочке, но в ответ услышал примерно то же самое: «Одну секунду, одну секунду! Будьте добры, уберите ногу, мне нужно здесь проложить рельсы…» Ну ладно, попытаюсь все-таки уговорить его сесть за стол!
Не успела мама закончить, как в комнату пошел Ясек, волоча за собой старого маразматика. Следом за ними пулей влетела Агата. Маразматик весело, как старому приятелю, протянул мне руку.
— Привет! — сказал он. — Ясек поклялся, что вы не рассердитесь, если мы сюда заглянем…
Ну как я могла сердиться! Напротив, я почему-то очень обрадовалась.
— Садитесь, пожалуйста, — смущенно предложила я.
Маразматик прочно уселся в кресло, к явному ужасу мамы, которая предпочла бы увидеть его за накрытым столом.
— Сразимся в теннис, когда вы поправитесь? — спросил он. — Я играю довольно скверно, но зато с большим энтузиазмом. Согласны?
О боже! Согласна ли я? Пять минут назад я и подумать не могла о чем-либо подобном. Но сейчас…
— Конечно! — ответила я. — Только вот не знаю, когда я понравлюсь.
— О, не сомневаюсь, что очень скоро! — воскликнул он с такой убежденностью, что и я вдруг поверила в близкое выздоровление.
— Вы любите копченого лосося? — неожиданно спросила Агата и подарила гостю самую чарующую из своих улыбок.
— Обожаю!
— Какая досада! Я полгорода обегала и нигде его не нашла! — В голосе Агаты прозвучало такое искреннее отчаяние, что старый маразматик поспешил ее утешить:
— Не беда, обойдемся без лосося. Стоит ли из-за этого огорчаться!
Но огорчаться стоило. Маразматик заслуживал лосося, теперь мы с Агатой в этом не сомневались. И порядка в доме заслуживал. И чтобы Ясек подстригся. Благодаря ему мы поняли, что нельзя судить о человеке, когда его не знаешь. Конечно, мы и сейчас не настолько хорошо его узнали, чтобы составить окончательное мнение. Прежде чем оценить человека, его необходимо проверить — так, как мы проверяем решение задачи на контрольной по математике, действие за действием, потому что главное проявляется не в словах и не во внешнем виде, а в поступках, в действиях. Интересно, понимает ли это Агата?
Портки для Робин Гуда
Агата вернулась из школы мрачная, как туча.
— У тебя неприятности? — спросила я.
— Неприятности! — фыркнула Агата. — Если это можно назвать неприятностями…
— Что же все-таки случилось?
Агата присела на край кровати, вытянула ноги и углубилась в созерцание кончиков своих туфель.
— Этот идиот снова рылся на помойке, — дрожащим голосом наконец проговорила она.
— А какое тебе дело до щенка Дзенгелевских? — удивилась и. — Пускай роется на здоровье!
— Если б это был щенок Дзенгелевских, я бы на него даже внимания не обратила.
— Чья же это была собака?
— Наша, — гробовым голосом изрекла Агата.
— У нас нет собаки!
— Зато у нас есть брат! Который лазит по помойкам. Я видела собственными глазами. Когда мне вчера Ханка об этом сказала, я ей не поверила. Подумала, что это ее очередная дурацкая шуточка. А сегодня я сама убедилась. Ясек рылся в мусорном ящике.
— Что ему там нужно?
— Понятия не имею.
— Ты не спросила?
— Спросила. Я говорю: «Ты что тут ищешь?» А он мне: «Вчерашний день, вот что. Ты бы лучше за собой последила!» Осторожно, Яна, тебе нельзя делать резких движений!
Легко сказать: не делай резких движений. Как я могу лежать спокойно, когда, может быть, в эту самую минуту мой брат роется в помойке, куда выбрасывают мусор все жильцы нашего дома!
— Позови его! Выгляни в окошко и позови!
Агата подошла к окну и посмотрела вниз.
— Идет… Чего-то раздобыл, вон как портфель раздуло.
— Я ему сейчас покажу! — прошипела я, чувствуя, как меня начинает душить злоба.
Хлопнула входная дверь. Я окликнула Ясека:
— Зайди ко мне!
— Привет! Как ты себя чувствуешь?
— Что у тебя в портфеле? — ледяным тоном спросила я.
— Как что? Учебники.
— А кроме учебников?
Ясек смерил Агату уничтожающим взглядом.
— Уже успела накапать? Ну и язычок у нашей драгоценной сестрицы!
— Что у тебя в портфеле, кроме учебников? — не сдавалась я. — Что тебе понадобилось на помойке? Как тебе не противно рыться в грязи!
— Противно, но что поделаешь? К сожалению, в нашей семье нет алкоголиков! Приходится добывать бутылки на помойке.
— На что тебе нужны бутылки?
— Мне деньги нужны, ясно? А бутылки я сдам…
— Зачем тебе деньги?
— Заплатить долг чести. Ты что, уже забыла? Я должен Крулику двадцать злотых. Если считать сегодняшний улов, я, кажется, набрал сколько надо. Агава, ты алгебру сделала? Нет еще? Поторопись, пожалуйста, чтобы я успел списать, а то вечером у меня не будет времени.
— Ты слыхала? Домашнее задание сдуть у него не хватит времени! Фигушки! Сделаю, когда захочу.
— Ну ладно! Но учти — это не по-товарищески, — пожал плечами Ясек. Он встал и подхватил свой непомерно раздутый портфель. — Пойду сдам стеклотару. Если меня кто спросит, буду через пятнадцать минут. А после обеда у меня собрание.
— Какое еще у него собрание? — спросила я у Агаты, когда Ясек ушел.
— Понятия не имею. Он мне не докладывает.
Мне он тоже не докладывает. И маме. И папе тоже. Наверно, он вообще ни с кем не делится. Пожалуй, больше всего о нем знает Анджей Глендзен. А может быть, та бегунья с косичками, Клаудиа?.. Так или иначе, мы весьма смутно себе представляем, каков наш Ясек за стенами этого дома.
— Никто из ваших ребят ничего сегодня не говорил? — спросила я у Агаты.
— Не знаю, не слыхала. И объявлений вроде в школе не вывешивали.
— Тогда почему же у Ясека собрание? И где?
— Может, в спортклубе? — предположила Агата.
— В спортклуб он ходит на тренировки. А тут он ясно сказал: «У меня собрание».
Мне стало не по себе. Вдруг над самой моей головой зазвонил телефон. Я подняла трубку.
— Алло!
Ответом было молчание. Я сказала «алло» еще раз. Тишина. И только спустя, наверно, полминуты странный, писклявый голос прозвенел мне в ухо:
— Ясек дома?
— Нет его.
— А-а-а… Нет… Что же делать?.. Он велел мне позвонить…
— А кто говорит?
— Это я. Из шайки.
— Из какой шайки?
— Ну, из такой… обыкновенной…
Голос в трубке мог с равным успехом принадлежать как девчонке, так и мальчишке. Я решила установить пол своего собеседника, задав нехитрый вопрос:
— Как тебя зовут?
— Груша.
Ну и ну! Груша мог быть мальчик, но могла быть и девочка.
— Какая Груша? — тупо спросила я.
— Обыкновенная! — ответили в трубке с вполне понятным раздражением. — Шеф ничего не велел передать?
— Шеф? — обмерла я. — Ты имеешь в виду Ясека?
— Ну да.
— Нет, ничего не велел…
— Тогда, может… это… может… — забормотали в трубке. — Скажите шефу, чтоб не беспокоился. Портки для Робин Гуда будут.
— Для какого Робин Гуда?
— Обыкновенного, какого еще!
Все у них обыкновенное: и шайка, и Груша, и Робин Гуд. Только, к сожалению, я никак не могла уразуметь, что общего между их шайкой и Грушей, а также между Грушей и Робин Гудом. Должно быть, когда я положила трубку, у меня было совершенно идиотское выражение лица, потому что Агата испуганно спросила:
— Что случилось?
— Не знаю. Ты не слышала, Ясек никогда не упоминал ни про какую шайку?
— Про шайку? Нет, не слышала, — ответила Агата, и глаза у нее стали круглые, как плошки. — Ну, теперь-то Ясек наверняка вылетит из школы. Если только выяснится, что он связался с какой-то шайкой, — как пить дать вылетит! — зловеще предрекла она.
— Постарайся вспомнить, — настаивала я. — Может, ты хоть краем уха слыхала…
— Даже краем уха не слыхала, — категорически заявила Агата. — Такое я бы запомнила. Как-никак шайка! Это тебе не фунт изюма.
«Да, верно, это не фунт изюма», — подумала я, и мурашки забегали у меня по спине.
— Куда же он пропал? — вдруг встревожилась Агата. — Пятнадцать минут давно прошли.
— Я уже начинаю жалеть, что не дала ему денег расплатиться с Круликом. У меня они есть, я спокойно могла бы это сделать… — вздохнула я.
— Вот еще новости! — возмутилась Агата. — С какой стати? Пожалуйста, ничего ему не давай. В другой раз не станет заключать дурацкие пари.
— Ты, случайно, не посещаешь занятий в «университете для родителей»? А то, я гляжу, стала рассуждать как большая…
— Могу вообще ничего не говорить. Но если б мама так сказала, ты бы с ней согласилась.
Агата извлекла из корзинки знаменитый стокилометровый шарф, клубок шерсти и спицы и с обиженным видом погрузилась в свое излюбленное занятие.
— Так уж мне, видно, на роду написано… — вздохнула она. — Что бы я ни сказала, никто не желает принимать мои слова всерьез. Иной раз просто реветь хочется от досады, в особенности если я точно знаю, что я права! Но этого никто никогда не признает, никто! И в результате я же остаюсь в дураках! Ясек тебе не рассказывал, что случилось вчера в школе?..
