Елена Ильина - Четвертая высота
– Правда? – спросил доктор. – Посмотрим! Утром он пришёл с целым чемоданом инструментов.
– Так и в самом деле не боишься? – спросил он, поглядывая на Гулю из-под очков. – Может, вчера сгоряча прихвастнула? Температура-то у тебя была порядочная.
– И сегодня не боюсь, – сказала Гуля. – Только колите поскорее!
– Ишь ты, какая торопливая! – сказал доктор и стал раскладывать на чистой салфетке какие-то блестящие ножички и длинные иголки.
Гуля искоса поглядывала на все эти серебряные штучки и думала: «Только бы не закричать! А то сказала, что не боюсь, а вдруг как заору во всё горло! Вот будет стыдно…»
– Ну, моя душенька, – сказал доктор, подходя к постели с чем-то острым и блестящим в руке, – мама тебя немножечко подержит.
– Не надо, – сказала Гуля. – Когда держат, гораздо страшнее. Я лучше сама буду держать маму за руку.
И она крепко стиснула мамину руку своими горячими от жара пальцами.
– Ну, вот и всё, – сказал доктор.
Гуля перевела дыхание и открыла глаза. На руке у мамы отпечатались все Гулины пальцы – пять красных пятен.
– Тебе было больно? – спросила мама.
– А тебе?
Мама засмеялась. А доктор посмотрел на Гулю как-то особенно серьёзно и ласково.
– Уважаю, искренне уважаю! – сказал он и принялся укладывать в свой чемоданчик блестящие иголки и ножички.
Когда доктор наконец ушёл, Гуля сказала маме:
– Я почему-то ужасно рада. И сама не понимаю почему. Нет, понимаю. Во-первых, потому, что мне легче. Во-вторых, потому, что операция уже прошла, а в-третьих, потому, что я не кричала. Ты знаешь, ведь мне было очень больно и страшно.
– Знаю, Гуленька, – сказала мама. – И знаю, что ты у меня молодец– А теперь постарайся уснуть – тебе после операции надо как следует отдохнуть.
– И стараться нечего, – ответила Гуля. – Мне ещё никогда в жизни не хотелось спать так сильно, как сейчас. Да и ты от меня отдохнёшь.
И она уснула глубоко, крепко.
Так началось выздоровление.
Гуля лежала в чистой, свежей постели, умытая, весёлая, с книжкой в руках. Ей радостно было глядеть в окошко и следить, как час за часом облетают деревья во дворе. Радостно было читать новое и перечитывать старое – ей казалось, что ещё никогда она не понимала всё так хорошо и ясно, а стихи никогда не запоминала так быстро, как сейчас.
Знакомые ребята часто навещали её и приносили то последние цветы, то первые яблоки и груши.
Как-то раз, когда Гуля, не читая, лежала с раскрытой книгой Лермонтова в руках и без конца повторяла всё те же строчки:
Да, я не изменюсь и буду тверд душой,Как ты, как ты, мой друг железный… —
в передней раздался робкий звонок.
Дверь отворили, но долго никто не входил в комнату. Гуля слышала только чьё-то покашливание и прерывистый, приглушённый шёпот.
– Да что там такое? Мама, кто пришёл?
– Мы с Килькой! Мы с Клюквой! – ответили из передней два голоса.
– Ну так что ж вы топчетесь? – закричала Гуля. – Входите скорей!
Они вошли и сели рядом на один стул.
– Ну, рассказывайте же! Да что вы молчите? Какие новости в зоопарке?
– Никаких, – сказал Килька. – Вот только новых змей привезли. Тропических.
– Субтропических, – поправил Клюква. – Из Абхазии.
– Сколько штук? – спросила Гуля.
– Пятьдесят четыре, – сказал Клюква.
– Пятьдесят шесть, – поправил Килька.
– Да ведь это же очень много!
– Порядочно, – согласился Клюква. Гуля удивилась:
– А вы говорите, нет новостей! Ну, ещё что?
– Старый волк умер.
– Да что вы! Как жалко!
– Зато трёх новых волчат привезли. Мы взяли над ними шефство. Два тихонькие, а третий сразу удрал и загрыз двух павлинов.
Гуля даже подскочила.
– Как так?
– Сторож недосмотрел. Его поймали и заперли.
– Кого? Сторожа?
– Волчонка!
– А вы-то что же смотрели?
– Мы смотрели в это время змей.
– Эх, вы! Не шефы, а вороны!
Килька и Клюква смущённо переглянулись. Потом Килька со вздохом развернул газетный свёрточек и вынул из него два павлиньих пера.
– Это тебе на память.
Гуля укоризненно посмотрела на ребят.
– Оставьте себе на память. Будете вороны в павлиньих перьях.
Мальчики засмеялись.
– Мы и так запомним. А ты бери. Красивые пё-рышки!
И действительно, перья были великолепные. На одном было очко синее с золотом, на другом – зелёное.
Посидев ещё немного молча, Килька и Клюква собрались уходить. В дверях они остановились.
– Да, чуть не забыл! – спохватился Килька. – У нас собрание было. Делили всех на три группы – на ударников, кандидатов в ударники и на срывщиков.
– А куда я попала? Небось в срывщики?
– Нет, в ударники.
– Да я же больна!
– Это не считается. Вот мы здоровые, а попали только в кандидаты.
– Из-за павлинов, – сказал Клюква.
– Из-за волчонка, – поправил Килька. И они ушли.
ИСТОРИЯ С ГЕОГРАФИЕЙ
Гуля выздоровела.
Её несколько раз сняли ещё для картины «Солнечный маскарад» (теперь уже не на открытом воздухе, а в павильоне кинофабрики), и Гуля поехала в Одессу – в свою школу.
Незадолго до отъезда она начала заниматься, чтобы догнать класс. Но оказалось, что взялась она за дело слишком поздно. Класс успел уйти далеко вперёд. И у Гули началось очень трудное время.
Ей было тем тяжелее чувствовать себя «неуспевающей» ученицей, что она была теперь у всех на виду. О ней писали в газетах, многие помнили её по кинокартинам, и совсем незнакомые ребята на улице узнавали её:
– Смотри, Василинка из кино!
– Верно! Она самая. Дочь партизана! Знакомясь с Гулей, взрослые обычно говорили ей:
– А, Гуля Королёва! Как же, знаем про тебя, видели. Ну, а как ты учишься? Конечно, отличница?
– Нет, – угрюмо отвечала Гуля и старалась поскорее отойти в сторону.
Из Москвы приехала в Одессу на кинофабрику журналистка. Она забросала Гулю самыми разнообразными вопросами: давно ли Гуля снимается, какие из своих ролей любит особенно, чувствует ли удовлетворение от своей работы.
– Нисколько не чувствую, – сказала Гуля.
– Ах, вот как? И ты не собираешься быть артисткой?
– Не собираюсь.
– Интересно, – сказала журналистка и стала что-то записывать в своём блокноте.
Это совсем смутило Гулю, и она перестала отвечать на вопросы. Но журналистка не отступала.
– Что ж ты молчишь? Трудно сниматься в кино?
– Трудно, – ответила наконец Гуля.
– Почему же трудно?
– Нужно стоять неподвижно, а мухи кусают за ноги.
Журналистка всплеснула руками и засмеялась. Гуля и сама не могла удержаться от улыбки.
– Ну, а как ты учишься? Конечно, отлично?
– Плохо, – сказала Гуля, и улыбка сразу сбежала у неё с губ.
– Неужели плохо? – удивилась журналистка и отодвинула блокнот.
Гуля ничего не ответила. Она не могла сказать, что учение стало для неё в последнее время больным местом.
Однажды Гуля вернулась домой из школы вся в слезах. Бросив сумку с размаху на диван, она уселась на подоконнике и забарабанила по стеклу пальцами.
– Ну вот, – сказала она, – теперь целая история!
– А что опять случилось? – спросила мама. – Какая история?
– С географией! – ответила Гуля. – Сегодня вызвали, а как я могу отвечать, если я ничего, ничего не знаю?
– Отчего же ты ничего не знаешь?
– Да я же полгода пропустила!
И, закрыв лицо ладонями, она залилась слезами.
– Вот честное пионерское, – говорила она плача, – всю жизнь теперь буду заниматься только одной географией. Бог с ним, с кино, если от него такие неприятности!
Мать несколько минут смотрела на Гулю молча.
– Вот что, Гуля, – сказала она наконец, – давай поговорим с тобой серьёзно. О чём ты плачешь?
– Если бы ты знала, как мне было стыдно сегодня на географии, ты бы не спрашивала!
– А кто в этом виноват?
– Да ведь не могу же я два дела разом делать – и сниматься и учиться!
– Ну, перестань сниматься.
– Жалко очень.
– Тогда брось школу.
– Что ты, мама! Разве это можно?
– Отчего же? Чем так учиться, как ты сейчас, лучше совсем бросить. Кино тут ни при чём. Просто у тебя нет характера.
Гуля посмотрела на мать обиженно и насухо вытерла слёзы.
– Как это нет? – спросила она.
– Конечно, нет, – сказала мама. – Сколько людей на свете должны и работать и учиться. И прекрасно успевают. А ты не успеваешь ничего. Возишь с собой целый чемодан книжек, а не можешь заставить себя открыть их. Ну, что поделаешь! Видно, придётся помочь тебе…
– Как помочь?
– Взять репетитора, что ли. Пусть он тебя подтянет.
Гуля закусила губу.
– Вот пойду завтра к вашему директору, – спокойно продолжала мама, – и спрошу у него, не может ли он порекомендовать какого-нибудь студента или старшеклассника. А может быть, отличника из вашего класса.
– Нет уж, – негромко сказала Гуля и упрямо опустила голову. – Не хочу я.
