Елена Ильина - Четвертая высота

Елена Ильина

Четвертая высота

Эту книгу я посвящаю

светлой памяти

Самуила Яковлевича Маршака,

моего брата, моего друга,

моего учителя

К МОИМ ЧИТАТЕЛЯМ

История этой короткой жизни не выдумана. Девушку, о которой написана эта книга, я знала ещё тогда, когда она была ребёнком, знала её также школьницей-пионеркой, комсомолкой. Мне приходилось встречать Гулю Королёву и в дни Отечественной войны. А то в её жизни, чего мне не удалось увидеть самой, восполнили рассказы её родителей, учителей, подруг, вожатых. О её жизни на фронте рассказали мне её боевые товарищи.

Мне посчастливилось также читать её письма, начиная с самых ранних – на линованных страницах школьной тетрадки – и кончая последними, написанными наскоро на листках блокнота в перерывах между боями.

Всё это помогло мне узнать, как бы увидеть своими глазами всю Гулину яркую и напряжённую жизнь, представить себе не только то, что она говорила и делала, но также и то, что она думала и чувствовала.

Я буду рада, если для тех, кто узнает Гулю Королёву по страницам этой книги, она станет – хотя бы отчасти – такой же близкой, какой она была для тех, кто узнал и полюбил её в жизни.

ЕЛЕНА ИЛЬИНА

ОГОНЁК

– Не уходи, – сказала Гуля. – Мне темно. Мама наклонилась над сеткой кровати:

– Темнота, Гуленька, совсем не страшна.

– Да ведь ничего же не видно!

– Это только сначала ничего не видно. А потом ты увидишь такие хорошие сны!

Мама укрыла дочку потеплее. Но Гуля снова подняла голову. Девочка смотрела на окно, которое едва светилось от уличных фонарей сквозь синюю штору.

– А тот огонёк горит?

– Горит. Спи.

– Покажи мне его.

Мама взяла Гулю на руки, поднесла к окну.

Напротив, над стенами Кремля, реял флаг. Он был освещён снизу и трепетал, как пламя. Этот флаг маленькая Гуля и называла «огоньком».

– Видишь, горит огонёк, – сказала мама. – Он и всегда будет гореть, Гулюшка. Никогда не погаснет.

Гуля положила голову на плечо матери и молча смотрела на пламя, трепещущее в тёмном небе. Мама унесла Гулю в кроватку.

– А теперь спи.

И она вышла из комнаты, оставив девочку одну в темноте.

ТРЁХЛЕТНЯЯ АРТИСТКА

Гулей прозвали её, когда ей не было ещё и года. Лёжа в кроватке, она улыбалась всем, и целый день в комнате только и слышалось:

– Гу-гу…

От этого гортанного голубиного воркованья и пошло имя: Гуленька, Гулюшка. И никто уже не вспоминал, что настоящее имя Гули – Марионелла.

Одним из первых слов, которые сказала Гуля, было слово «сама». Когда её в первый раз спустили на пол, она вырвала руку, закричала:

– Сама! – покачнулась и пошла.

Она сделала шаг, другой и шлёпнулась вниз лицом. Мама взяла её на руки, но Гуля сползла на пол и, упрямо передёрнув плечами, снова затопала. Её несло всё дальше и дальше, из одной комнаты в другую, и мать едва поспевала за ней.

Гуля росла. Всё увереннее топали её ножки по комнатам, коридору и кухне, всё шумней становилось в квартире, всё больше разбивалось чашек и тарелок.

– Ну, Зоя Михайловна, – говорила Гулиной матери няня, приводя Гулю домой с прогулки, – много вынянчила я ребят, а такого ребёнка сроду не видала. Огонь, а не ребёнок. Сладу никакого нет. Как сядет на санки, так и не снимешь с них. Десять раз с горки скатится, и всё ей мало. «Ещё, кричит, ещё!» А ведь санки-то у нас не свои. Сколько слёз, сколько крику, спору! Не приведи бог такого ребёнка нянчить!

Гулю отдали в детский сад.

В детском саду Гуля присмирела. Дома, бывало, она ни минуты не посидит спокойно, а здесь она целыми часами сидела тихо, молча и лепила что-нибудь из пластилина, для которого придумала более короткое название – лепин.

Ей нравилось также строить на полу из кубиков разные дома и башни. И плохо приходилось тем ребятам, которые осмеливались разрушить её сооружение. Вся красная от обиды, она вскакивала и награждала своего сверстника такими тумаками, что он поднимал рёв на весь детский сад.

Но всё же ребята любили Гулю и скучали, если она не приходила в детский сад.

– Она хоть и драчливая, а зато с ней играть здорово, – говорили мальчики. – Она придумывать умеет.

Гулина мать работала в то время на кинофабрике. И режиссёры, бывая у Королёвых, говорили, глядя на Гулю:

– Вот бы нам Гульку в кино!

Им нравилась резкая весёлость Гули, лукавый свет её серых глаз, её необыкновенная живость. И однажды мама сказала Гуле:

– Ты сегодня в детский сад не пойдёшь. Мы с тобой поедем смотреть рыбок и птиц.

В этот день всё было не так, как всегда. К подъезду подкатил автомобиль. Гуля уселась рядом с мамой. Приехали они на какую-то площадь, где толпилось столько народу, что нельзя было ни проехать, ни пройти. Отовсюду слышался разноголосый петушиный крик, хлопотливое кудахтанье кур. Где-то важно гоготали гуси и, стараясь всех перекричать, что-то быстро лопотали индюки.

Пробиваясь сквозь толпу, мать взяла Гулю за руку.

На земле и на лотках стояли клетки с птицей и садки с живой рыбой. В воде медленно плавали большие сонные рыбы и проворно сновали вверх и вниз маленькие золотые рыбки с прозрачными, развевающимися, будто кружевными, хвостами.

– Ой, мама, что это? – вскрикнула Гуля. – Водяные птички!

Но в это время какой-то незнакомый широкоплечий человек в кожаной куртке подошёл к Гуле и, кивнув её маме, взял Гулю на руки.

– Я тебе сейчас что-то покажу, – сказал он ей и куда-то её понёс.

Гуля оглянулась на маму. Она думала, что мама отнимет её у «кожаного дяди», но мама только помахала ей рукой:

– Ничего, Гуленька, не бойся.

Гуля и не думала бояться. Только ей не нравилось сидеть на руках у чужого, незнакомого человека.

– Я сама пойду, – сказала Гуля, – пустите меня.

– Сейчас, сейчас, – ответил он, поднёс её к стеклянному ящику и спустил на землю.

Там, в зелёной густой траве, копошились какие-то длинные, толстые верёвки. Это были ужи. Гуля недолго думая вцепилась в одного из них и потащила.

– Ну и храбрая же ты девочка! – услышала Гуля над собой голос «кожаного дяди».

Трёхлетняя Гуля и не подозревала, что этот дядя был кинооператор и что её только что сняли для новой кинокартины.

В те годы на Трубной площади каждое воскресенье торговали всякой живностью. Любители птиц, рыб, диковинных зверушек всегда могли выбрать здесь по своему вкусу и певучую канарейку, и щегла, и дрозда, и породистого охотничьего щенка, и черепаху, и даже заморского попугая.

Кинооператору привезли Гулю на Трубную площадь, потому что в этот день они снимали картину «Каштанка» по рассказу Чехова. В картине этой собака Каштанка попадает на Трубный торг и теряет своего хозяина в толпе взрослых и детей.

Спустя несколько дней Гуле Королёвой прислали из кинофабрики её первый заработок – два рубля.

Один рубль был истрачен в тот же день. Дома случайно не было денег, и Гулин рубль как раз пригодился на лекарство для самой же Гули.

Другой рубль – большой, новенький, жёлтого цвета – хранится до сих пор у Гулиной матери. Он спрятан в коробочке рядом с льняной шелковистой прядкой Гулиных младенческих волос.

СЛОН И ГУЛЯ

Гулю взяли в зоопарк.

Она шла вместе с мамой по усыпанной песком дорожке мимо длинного ряда клеток с какими-то толсто-рогими козлами, баранами и бородатыми быками. Возле высокой железной ограды они остановились. Гуля увидела за решёткой что-то огромное, клыкастое, с длинным, до земли, носом.

– У, какой! – вскрикнула Гуля, прижимаясь к матери. – Мама, почему он такой большой?

– Такой вырос.

– А я его боюсь?

– Нет, не боишься.

– А кто он такой?

– Слон. Он добрый, и бояться его не надо. У себя дома он даже нянчит маленьких детей.

– Возьми его ко мне в няньки! – сказала Гуля.

– Его отсюда не отпустят, – ответила мама смеясь. – Да и места для него у нас маловато.

Целый год после этого Гуля вспоминала большого, доброго слона.

И когда наконец её опять привели в зоопарк, она прежде всего потащила маму к слону.

Держа в руках большой красно-синий мяч, она подошла к самой решётке.

– С добрым утром, слон! – вежливо поздоровалась Гуля. – Я вас помню. А вы меня?

Слон ничего не ответил, но наклонил свою большую умную голову.

– Помнит, – сказала Гуля.

Мама вытащила из сумочки гривенник.

– Смотри, Гуля, – сказала она, – я брошу ему монетку.

Слон пошарил по земле хоботом, поднял монетку, словно кончиками пальцев, и сунул сторожу в карман. А потом схватил сторожа за воротник и потянул за собой. Сторож не мог устоять на ногах и побежал вприпрыжку, как мальчик. Гуля громко смеялась. Смеялись и другие ребята, столпившиеся у решётки.

– Мама, куда слон его тащит? – спросила Гуля.

– Это он требует от сторожа чего-нибудь вкусного. Ступай, говорит, принеси. Даром я тебе свою монету отдал, что ли?