Геннадий Дмитрин - Леонардо да Винчи живет в твоем доме, или Быль о золотом ключике
Преодоление страха стало не единственным пунктом в программе самовоспитания. Молодой человек начал борьбу с укоренившейся привычкой ко лжи («Я слишком много лгал в детстве»), с ленью, взяв и эту свою черту под сознательный контроль: «Приказывал себе выполнять самую неприятную работу и вообще работать больше, чем хотелось бы. Учился подчиняться тогда, когда сам мог командовать».
Итог?
Прекрасный! Вот чем:
«Какое же это чудо в, казалось бы, безнадежной лотерее — игре природных сил, мне выпал невероятный выигрыш — стать человеком!»
Самооценка — постановка цели — выработка методики достижения ее — действие — результат… Такова обычная схема самовоспитания. Пользуются ею сейчас точно так же, как пользовались еще в стародавние времена. За фактами и здесь дело не станет.
Американский просветитель восемнадцатого века Бенджамин Франклин еще в юности составил для себя свод заповедей поведения, которым решил следовать всю жизнь. Бенджамин взялся выработать в себе такие качества и черты характера, как трудолюбие, справедливость, решительность, скромность, чистоплотность, целомудрие, правдивость и другие «повседневные добродетели», как он их называл. Как? Методом планомерных упражнений.
Каждую неделю юноша старался строго следовать одному из пунктов своей программы, контролируя собственное поведение. На всю программу, состоящую из тринадцати заповедей-принципов, уходило три месяца. Затем все начиналось сначала. Длилась эта работа несколько лет, пока намеченные им ориентиры-правила поведения не вошли в привычку, не стали сутью характера.
Классические примеры самовоспитания явили миру Антон Павлович Чехов и Лев Николаевич Толстой. По признанию Антона Павловича, он всю жизнь вытравлял из себя раба. Имеется в виду — раба обстоятельств, условностей буржуазного мира, собственных недостатков. И в конце концов, сделал себя таким человеком, каким задумал. В одном из писем брату Николаю Антон Павлович изложил педагогический метод, кодекс правил, которому следовал всю жизнь:
«Тут нужны беспрерывный дневной и ночной труд, вечное чтение, штудировка, воля… Тут дорог каждый час…»
Не прекращающуюся ни на один день борьбу с самим собой, со своими слабостями, со своей, как он считал, ленью вел Лев Николаевич Толстой. И чем больше повышал свою работоспособность, тем больше требовал от себя. Он тоже неукоснительно следовал правилам, выработанным еще в молодости. Вот некоторые из них:
«Каждое утро назначай себе все то, что ты должен делать в продолжение целого дня, и исполняй назначенное».
«Будь верен слову своему».
«Ежели ты что-нибудь делаешь, то напрягай все свои телесные способности на тот предмет, который делаешь».
«К каждому делу необходимому, но к которому чувствуешь отвращение, приступай как можно быстрее».
Один из девизов Толстого:
«Заставь свой мозг каждую минуту работать со всей силой, на которую он способен».
Почему бы не последовать этому замечательному призыву и приведенным выше правилам Сергею М. и тем из его сверстников, что удрученно расписываются в своей «бесталанности»? Но прежде всего им надо — повторяю и подчеркну это еще раз — поверить в себя, в свои силы, в возможность тренировки ума и воли.
К слову заметить, многие выдающиеся педагоги прошлого и настоящего в своих новаторских педагогических приемах отталкивались от убеждения в необычайной пластичности интеллекта и характеров детей и подростков, богатстве врожденных способностей и больших возможностях их активного развития через интенсивный содержательный учебный труд. При всем разнообразии применяемых такими учителями конкретных методов и приемов обучения и воспитания, они приходят к одинаковому результату: все их ученики несмотря на индивидуальные различия в задатках, оказываются достаточно способными к овладению теми или иными школьными предметами, вполне успевающими по ним.
Приведу пример. Живет и работает в Донецке учитель Виктор Федорович Шаталов. Так вот, у него нет неуспевающих, в с е б е з и с к л ю ч е н и я ученики постигают математику, физику, астрономию и электротехнику только на «отлично» и «хорошо» — в основном на «отлично». Не будем сейчас вдаваться в особенности учительского метода Шаталова, скажем лишь, что он так определяет свой главный педагогический принцип: вселить уверенность подростка в свои силы, сделать его раскованным, увидеть в нем полноценного, способного к творчеству, серьезного человека.
Но ведь такими могут увидеть себя и сами подростки, юноши и девушки, тот же Сергей М. Тогда и дело двинется быстрее, лучше. Не так ли?
Об интересном случае, повлиявшем на ее представление о возможностях школьников, рассказывала одна из начинающих учительниц:
«Шел мой первый урок, и я очень волновалась. Вызвала ученика. Отвечал он плохо, еле вытянул на тройку. Но я ошиблась квадратом в журнале и поставила ему пятерку, которую надо было поставить совсем другому. А журнал считается документом, исправлять в нем нельзя! И я сказала этому ученику: вот что, в следующий раз спрошу у тебя все, что проходили. Когда я его снова вызвала, то очень удивилась: так хорошо он отвечал! Я целый урок его спрашивала и поставила пятерку — теперь уже в дневник.
В чем же дело?
Оказалось, что этот ученик по математике никогда больше тройки не получал и просто потерял веру в себя, в свои возможности. Это был для меня действительно первый урок. Я поняла, что любой человек при желании, при трудолюбии, при вере в свои силы может учиться на «отлично».
Все тот же урок счастливого учения: желание, трудолюбие, вера в свои силы.
Сергей М. завидует тем, кому все дается легко, как бы само собой. Обманчивая зависть. Во-первых, всегда ли он видит, каким соленым потом дается эта, часто кажущаяся, легкость? Во-вторых, легкие победы — необычайно коварная вещь. Сколько молодых людей, подававших в школьные годы большие надежды и уверовавших в свою природную одаренность, очутились в какой-то час у разбитого корыта. И все потому, что оберегали ум, волю, сердце, мускулы от нагрузок, от тренировок на верхнем для них пределе. Не покажется ли вам поучительной на сей счет история, рассказанная читателем одной из молодежных газет в ответ на очередное письмо-призыв о помощи «бесталанному» человеку:
…Жили-были две девочки, две подруги — Таня и Ира. Несколько лет учились вместе, крепко дружили, хотя были непохожи одна на другую.
Ирина была воплощением таланта, по определению восторженных родственников, — «всесторонне развитым ребенком». У нее были способности к пению и рисованию. Она хорошо играла на фортепьяно.
Таня гордилась своей подругой и втайне завидовала Ирине: она не имела и малой доли таких талантов. К пианино, с трудом купленному родителями, подходила со страхом и каждый раз тихо, чтобы не слышала мама, плакала: пальцы не слушались ее. Нетрудная музыкальная вещь, которую Ирина разучивала за час, стоила Тане напряженного трехдневного труда. Зато сколько радости было у девочки, когда она смогла без нотных записей играть несложные произведения Чайковского, Баха, Глиэра. Глядя на нее, Ирина удивлялась:
— Не понимаю, чему ты радуешься? Подумаешь, песенку разучила…
Ире не знакома была радость труда. Схватывая все на лету, она довольствовалась тем, что имела, и не делала усилий, чтобы иметь больше. Таня упорно двигалась вперед, делая все новые и новые успехи, а Ира, несмотря на богатство способностей, застыла на «мертвой точке».
Почему произошло такое? Почему талантливая от природы девочка стала посредственностью?
Ответ, думается, ясен: способности обладают свойством не только «разгораться», но и «гаснуть», если не задается им постоянная тренировка.
Однако у этого ответа есть и продолжение. Его вы сможете уловить из рассказа биофизика, доктора медицинских наук, профессора Челябинского медицинского института Романа Иосифовича Лившица:
— Если бы я стал перед выбором, кого принять на работу: очень способного или человека без выдающихся способностей, но трудолюбивого и настойчивого, я бы, наверное, предпочел второго. У нас нельзя жить на одном вдохновении, нужно уметь после неудач, какие бы они ни были, не разочароваться, не впасть в истерику, а продолжать эту тяжелую, кропотливую работу во имя поиска, во имя открытия. Почти все мои сотрудники — бывшие студенты нашего медицинского института, по общепринятым меркам — самые обычные люди, отнюдь не «сверхчеловеки». Но свои многотрудные обязанности по научному поиску они исполняют достойно, наилучшим образом и результатов достигают значительных.
Любопытен один из фактов биографии самого Романа Иосифовича. В восьмом классе он поспорил с товарищем, что программа девятого слишком проста. И чтобы окончательно убедить его, сдал летом экстерном экзамен за девятый, сдал на «отлично». Правда, когда осенью Роман пришел в десятый класс, то понял, что знания его недостаточно глубоки и прочны, пришлось здорово потрудиться, дабы не дискредитировать себя в глазах сверстников и учителей. Да и профессором Лившиц тоже стал «досрочно» и считает, что в этом ему очень помогла после института служба в армии полковым врачом — научила дисциплине, организованности, ответственному отношению к порученному делу.
