Астрид Линдгрен - Мадикен (сборник)
Трубочист Берг возвращался домой после работы. В доме по соседству загорелась сажа в трубе, и он ходил тушить пожар. Хотя сегодня суббота, но дело было неотложное, и ему пришлось пойти, несмотря на позднее время. Потушив пожар, он сходил в «Забегайку», прополоскал горло пивком. А потом решил посмотреть, как пляшут господа. Он совсем не хотел испугать Мадикен.
Трубочист Берг очень обходителен с женщинами. Он всегда находит общий язык даже с такими маленькими, как Мадикен. Он быстро выведал, о чём она горюет. Она ему всё выложила. Про белое платье, и Бертину свадьбу, и про бургомистершу, и про то, что у Альвы на глазах слёзы и она ни разу не потанцевала.
– Ну и безобразие! – говорит трубочист. – Такая красивая и славная девушка! Вот уж действительно безобразие!
Трубочист заглянул в окно, и Мадикен показала ему, где сидит Альва. Даже отсюда видно, какая она унылая.
– Да уж! Это никуда не годится, чтобы девушка сидела с таким несчастным видом, тем более на балу! – говорит трубочист.
И снова заиграла музыка, это опять вальс – «Прощание ландышей». Мадикен сразу узнала его, это любимый вальс Альвы.
Трубочист такой молодец, что всё на свете умеет. Он и поёт хорошо. Глядя в окно на Альву, он сначала стал тихонько напевать мелодию вальса, а потом вдруг как запоёт во весь голос! Распахнув настежь дверь, он вошёл в зал и, продолжая петь, направился прямо к Альве. За ним по пятам мышонком прошмыгнула Мадикен.
– Разрешите вас пригласить, фрёкен Альва! – говорит трубочист, раскланиваясь перед ней. – Уж вы простите, что я так чёрен и грязен и от меня несёт пивом!
«Ну, если бургомистерша до сих пор не грохнулась в обморок, то теперь это с ней непременно случится», – думает Мадикен.
А остальные гости решили, что появление поющего трубочиста входит в программу праздника. Все перестали танцевать, ожидая, что будет дальше.
Ждёт и трубочист.
– Ну как, фрёкен Альва? – спрашивает он.
Наконец-то Альва пришла в себя от неожиданности. Она улыбнулась и смело посмотрела в глаза трубочисту.
– Спасибо, я с удовольствием! – сказала Альва, тряхнув головой. – Давно пора выйти на круг и показать этим мокрым курицам, как люди танцуют!
Она встала, трубочист обхватил её своей чёрной рукой за талию, и тут уж она всем показала!
Никто, кроме них, не танцует, и только они вдвоём летают по залу, словно птицы, и поют, и не отрываясь глядят в глаза друг другу. Альвино платье развевается в вихре вальса. Они танцуют и танцуют, и поют, и смеются. Такого танца Мадикен никогда в жизни ещё не видела. До чего же это красиво! Альва вся в белом, такая красивая, и трубочист тоже – такой красивый и весь чёрный. Мадикен даже затаила дыхание. Ей хочется, чтобы их танец никогда не кончался.
И тут что-то случилось со всеми, кто на них смотрел. Они ведь обещали бургомистерше выжить с бала служанку Энгстрёмов холодным обращением. Но они словно забыли о своём обещании. Все смотрят увлечённо и тоже поют и хлопают в ладоши в такт музыке. Мадикен посмотрела на папу. Восторженно и весело он говорит маме:
– Смотри хорошенько! Такой красоты ты нигде больше не увидишь!
Бургомистерша в ладоши не хлопает и не поёт. Она успела напеться.
Зато бургомистр, который весь вечер просидел за столом, попивая пунш, вскочил со стула и, любуясь бело-чёрной парой, кружившейся в вальсе, восхищённо захлопал в ладоши и спросил у жены:
– И где это ты их откопала? Эта пара чудесные танцоры!
– По-моему, тебе пора идти домой! – сказала на это бургомистерша.
А музыка всё играет. Кажется, музыканты сами не хотят кончать. И только по знаку бургомистерши, которая сердито махнула рукой, музыка смолкла.
Тогда трубочист отвесил Альве поклон, отвесил поклон бургомистерше и остальным зрителям. Затем он подал Альве руку, и они с песней торжественно покинули зал. Но, прежде чем выйти за дверь, трубочист громко сказал:
– Я ухожу вместе с ландышем! А вы теперь попляшите сами, как умеете. Эх вы, кузнечики!
Придя домой, Мадикен прибежала к Альве на кухню. Хотя было уже поздно, Альва ещё не ложилась. Она сидит за столом, пьёт молоко с сухарями, и лицо у неё совершенно счастливое. Она ещё не сняла с себя белого платья, но только оно уже не совсем белое, потому что на талии стало чёрным.
– Ой, как же я влюбилась в трубочиста! – говорит Альва.
От таких слов Мадикен встревожилась:
– Нельзя, Альва! Он ведь женатый, и у него пятеро детей.
– Знаю, – говорит Альва. – Поэтому я решила влюбиться до четверга или до пятницы. А потом я образумлюсь… Но уж до тех пор… Ух! Как же я в него влюблена! Просто сил нет, как я влюблена!
– Оно и видно, – говорит Мадикен.
Она успокоилась насчёт Альвы. Раз только до пятницы, то пускай себе влюбляется!
Мадикен зевнула. Ей хочется спать. Она никогда ещё не засиживалась так поздно. Но есть одна вещь, которую ей обязательно надо обсудить с Альвой перед тем, как они лягут спать.
– А знаешь, что сказал папа, когда начали выбирать королеву бала? Знаешь, что он закричал на весь зал?
– Нет! А что он такое сказал? – спрашивает Альва.
– Он сказал, что выбирать некого. Королева бала уже ушла!
– Ха-ха! – отозвалась на это Альва.
«Мой сын – бравый летун»
И вот осень всерьёз принялась за дело. Дождь льёт так, что кажется, он скоро без следа смоет весь Юнибаккен. Мадикен ходит в школу в капюшоне и высоких сапогах и возвращается домой измазанная в глине, вся промокшая, усталая и сердитая. Хорошо тому, кто, как Лисабет, посиживает на диване около печки и слушает мамины сказки. А Мадикен должна сидеть на жёсткой скамье за партой и слушать только про то, как правильно пишутся какие-то звуки.
– И ведь надо же, что один и тот же звук в разных слогах пишется по-разному! – жалуется она маме. – Ну почему никто не наведёт порядок в грамматике?
Мадикен растянулась на полу перед печкой. Ей тоже охота понежиться. Мама шьёт распашонки. Лисабет вяжет крючком. От усердия у неё горят щёки. Лисабет недавно научилась вязать, а это дело не простое.
– Свяжу что-нибудь для нашего братика, – говорит Лисабет, а что свяжет, она ещё и сама не знает. – Может быть, шапочку, а может быть, одеяльце. Поживём – увидим, что получится, – говорит Лисабет.
Это выражение она подхватила у мамы. Мама тоже говорит: «Может быть, будет мальчик, а может быть, девочка. Поживём – увидим, кто родится. Вы, пожалуйста, не думайте, что непременно братик».
Видно будет только под Рождество. Но мама уже достала с чердака колыбельку, в которой спали Мадикен и Лисабет, когда они были маленькие. Альва помогла маме обтянуть колыбельку новой материей с цветочками и украсить воланами. Они не переставая восхищались, как это прелестно.
Папа невзлюбил разговоры про воланчики и с тех пор называет все скучные для него разговоры «воланчики».
Часто папа задумывается: а что будет, когда Мадикен и Лисабет вырастут и тоже начнут обсуждать «воланчики»! Хорошо бы, чтобы к тому времени в доме появился мальчик, считает папа. Но, впрочем, он и девочке будет рад.
– Этого народу – чем больше, тем лучше! – говорит папа.
Но прежде чем оно появится, надо ещё ждать и ждать, пока не пройдёт тёмная долгая осень. Мадикен думает, что это очень скучно.
– У нас ничего нового не случается! – пожаловалась она Альве.
– А как же наводнение в подвале? – спрашивает Альва.
Но Мадикен считает, что от наводнения мало радости, поэтому она часто убегает в Люгнет поболтать с Аббе. С ним, по крайней мере, не соскучишься. Пока Аббе возится у плиты, он столько всего рассказывает между делом. Правда, рассказывает только тогда, когда они остаются на кухне вдвоём. Тогда Мадикен узнаёт, сколько замечательных дел он собирается совершить, когда будет взрослым. А задумал он немало. Либо он станет капитаном на бриге «Минерва» и всем бурям назло совершит кругосветное путешествие по ревущим морям и океанам, либо станет машинистом на Транссибирской железной дороге, – он ещё окончательно не решил, что ему выбрать.
Мадикен находит, что куда спокойнее будет, если он станет машинистом. Но тут она, оказывается, ошиблась. По Транссибирской дороге ездят сплошь одни анархисты с бомбами в кармане и чуть ли не каждый день поезда с грохотом взлетают на воздух.
– Если там зазеваешься и вовремя не соскочишь, то превратишься в котлету, – говорит Аббе.
У Мадикен мурашки бегут по коже, но Аббе в восторге от такого будущего.
– А знаешь, куда можно полететь с поезда, если спрыгнешь? В бушующие волны бурной реки, а иногда в яму, где копошатся змеи! А что ты думала! Это тебе не то что в Европе.
