Слово о защите Москвы и о подвиге Минина и Пожарского - Олег Николаевич Тихомиров
А Лжедмитрий II засылал в столицу «смутные» грамоты, писал, что придёт в Москву перебить «поляков, бояр и дворян больших», а людям «низким» дать волю. Грамоты такие многим по душе пришлись.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Москва восстала
⠀⠀ ⠀⠀
⠀ в Москве-то, как перед взрывом… Но не бочку с порохом к огню подкатили — то народ кнутами да саблями на присягу королевичу польскому погнали. Да и что бочка с порохом по сравнению с гневом народным! От гнева того запылала земля под ногами захватчиков. И уже в страхе кричали они русским: «Покоритесь!» Огнём из пушек отвечали Сигизмунду смоляне. Яростно бился с поляками в своём крае рязанский воевода Прокопий Ляпунов. Громил их зарайский воевода князь Дмитрий Пожарский.
Патриарх Гермоген рассылал тайные грамоты — освобождал русских людей от присяги Владиславу.
В такое накалённое время был убит в Калуге Лжедмитрий II.
С февраля 1611 года потянулись к Москве отряды со всех сторон государства Русского. И уже не за «хорошего царя» шли они воевать, но за землю родную, за свой стольный град. Шли ополчения из Мурома и Нижнего Новгорода, из Суздаля и Владимира, из Вологды и Углича, из Костромы и Ярославля, из Рязани и Галича.
Насторожились поляки: никому носить при себе ножи не велели, у плотников топоры поотбирали, у ворот городских караулов понаставили, а на каждый воз кидались с обыском — не везёт ли кто в город оружие. Мелкие дрова и те продавать запретили: боялись — народ дубин понаделает. Патриарха Гермогена под стражу взяли. От него потребовали было, чтобы остановил он движение к Москве. Но тот твёрдо ответил, что благословляет «всех против вас стояти и помереть за православную веру».
В Москве то там, то сям вспыхивали «кровавые столкновения» между шляхтой и «чёрными» людьми. И чем ближе подходили к столице отряды русских, тем тревожнее становилось полякам. Изменники-бояре выдали им день московского восстания — 19 марта.
А москвичи, поджидая ополчение, вооружались кто как мог. Во дворах подготавливали сани с поленьями, чтобы при случае перегородить такими санями улицы — тогда полякам будет трудно перемещаться по городу и приходить на выручку друг другу.
18 марта некоторые отряды ополчения подошли совсем близко к Москве. Вечером через ворота стёны, чуть светлеющей в синем сумраке проник в Белый город отряд Пожарского. Ратники других русских воевод стали в Замоскворечье: и у Яузских ворот.
Кремль и Китай-город охватила тишина, нарушали её лишь тяжёлые шаги стражников. Прислушиваясь к этим шагам, совещались меж собой польские военачальники. Решено было выйти навстречу русскому ополчению и, пока не подошли все отряды, разбить его по частям. Только планам этим не суждено было исполниться, потому как и в самой Москве восстал народ.
Началось всё вроде с малой «заковыки». Утром по Красной площади проезжало несколько возов. На одном из них сидел ломовой возчик с Ордынки Афоня. Плечи у Афонюшки — что косая сажень, кулаки у Афонюшки — по пуду весом. Ехал Афоня, никого не трогал, а поляки в тот час на башню пушки затаскивали. Пушку тащить — не пирог есть, кому надрываться охота. Как увидели поляки Афонюшку, подбежали:
— Слезай с воза, подсобить надобно.
— А ну вас! — отмахнулся возчик. — Обойдётесь.
Не отстают поляки, за руки Афонюшку тянут.
— Прочь! — рассердился возчик. — Недосуг мне!
Выхватил поляк саблю:
— Ах ты, пёсья кровь!
Не понравилось это Афонюшке, стукнул он крикуна кулаком по темени — тот замертво упал.
Бросились поляки к Афоне. А у того на возу запасная оглобля лежала. Как пошёл ею Афонюшка по вражьим головам гулять! Тут и другие возчики не оплошали, соскочили с возов — да с дубинами к товарищу на выручку. А немцы, наёмники сигизмундовы, решили — началось восстание. Кинулись на простой народ, на торговцев да на ремесленников. Били без разбора всех «и на площади, и в рядах, и на улицах». Поднялась кругом сеча кровавая. Мужики за топоры схватились, немцы за мушкеты. Загудела толпа, залпы грянули. А тут и звон набатный всю Москву всколыхнул.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
В Белом городе улицы завалили брёвнами. Москвичи стреляли из самопалов с крыш, из окон, через заборы.
Разгорелся бой на Никитской улице, разгорелся на Сретенке.
Мушкетёры хотели было взять Пушечный двор, но пушкари, среди которых находился и князь Пожарский, встретили их прицельным огнём.
Поляки думали прорваться у Яузских ворот, но и там крепкую оборону держала русская рать. Не удалось им пройти и через Замоскворечье, а у Тверских ворот, где были стрелецкие слободы, ударили по захватчикам стрельцы.
Совсем худо стало полякам. И тогда один из шляхтичей закричал:
— Жги дома!
Горящей смолой принялись они поджигать дома. Огонь побежал по деревянные строениям. Из-за дыма и пламени русским пришлось оставить свои засады.
Ночью захватчики решили выжечь весь Белый город и Скородом[1].
За два часа до рассвета приступили поджигатели к своему злодейству. Подожжённый с нескольких сторон город запылал.
Весь следующий день князь Дмитрий Пожарский, укрывшись в небольшом острожке, отбивал нападения поляков. Но к вечеру, «изнемогши от великих ран», упал князь наземь. Так и погиб бы храбрый воин, если бы други надёжные не увели его из огня да не сумели доставить в Троице-Сергиев монастырь.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Король Сигизмурд на помощь своему гарнизону послал ещё войско под командой полковника Струся. По сожжённой безмолвной Москве Струсь провёл солдат прямо в Кремль.
Москвичи же покинули столицу. Они ушли навстречу отрядам ополчения.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Захватчики в кольце
⠀⠀ ⠀⠀
инуло ещё несколько дней. Поляки, несшие дозор на колокольне Ивана Великого, вдруг приметили, как широкой полосой будто река откуда хлынула — подступали к городским стенам русские отряды.
Доложили польскому воеводе Гонсевскому. Накинув меховую боярскую шубу, тот сам поднялся на верхнюю площадку колокольни. Долго смотрел.
«А вот и русаки. Движутся!.. Гонсевский зябко поёжился, поглубже запахнулся в шубу. — Мария, что ж им тут надо, в пустой Москве, где лишь ветер свищет среди чёрных головешек?»
Не понять того поляку, не уразуметь.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Пока не подошли
