Александра Ишимова - История России в рассказах для детей

С горечью возвратился в Москву великий князь и увидел все несчастья своей столицы: на одних улицах нашли 24 000 мертвых тел, не считая сгоревших и утонувших. Дмитрий, понимая, что бесполезно для людей унывать в беде, собрал все силы своей огорченной души и принялся вместе с братом Владимиром Андреевичем восстанавливать красоту Москвы, о которой с восхищением говорили историки того времени. На следующий год для спокойствия своих подданных он уже с честью принял ханского посла, отпустил с ним в Орду своего старшего сына Василия и заплатил большую дань Тохтамышу, который хоть и был страшен в гневе, но любил миловать показывающих раскаяние и покорность, и поэтому великий князь не боялся за жизнь сына: хан принял его очень ласково.

Но Дмитрию Иоанновичу, видно, не суждено было жить спокойно: едва начал он забывать ужасное нашествие Тохтамыша, как уже новые огорчения, новые беспокойства готовились для его доброй души. Эти огорчения, эти беспокойства причиняли ему его своевольные подданные, Новгородцы. Они не только отдали без его согласия два своих города — Ладогу и Русу — и Нарвский берег одному из Литовских князей, Патрикию Наримантовичу, но в последние годы, когда великий князь был занят подготовкой к Донскому сражению и восстановлением Москвы после нашествия Тохтамыша, Новгородцы, заскучав в тиши своей области, вздумали заниматься разбоями и называли это ужасное ремесло удальством, или молодечеством. Они собирались большими толпами, выбирали себе начальника, которого называли атаманом, и отправлялись грабить деревни и города по рекам Волге, Каме, Вятке. В 1371 году они завладели таким образом Ярославлем; в 1375 году — Костромой и целую неделю злодействовали в ней: брали в неволю людей, грабили дома, лавки, бросали в реку то, чего не могли взять с собой. Оттуда они отправились дальше вниз по Волге и, не боясь никого, разорили все береговые селения до самого Хазитораканя, или нынешней Астрахани. Правда, эти разбойники были там все убиты Татарским князем Сальчеем, но у Новгородцев была не одна такая шайка. С каждым годом их число увеличивалось, и, наконец, дерзость Новгородцев дошла до того, что их правительство начало захватывать даже великокняжеские доходы, а духовенство не захотело повиноваться Московскому митрополиту.

Великий князь сначала старался и кротостью, и угрозами напомнить им об их обязанностях к государю, но когда увидел, что все это напрасно и что Новгородцы хотят непременно быть не зависимыми от великого княжества, решился усмирить их оружием. Он собрал войско со своих двадцати шести областей; кроме того, присоединились к нему даже некоторые подданные Новгорода: жители Вологды, Бежецка, Торжка, недовольные беспорядками своевольного правительства. С этими страшными силами великий князь расположился лагерем в 30 верстах от Новгорода. Тут его встретил архиепископ Новгородский, умоляя простить вину Новгорода, который готов был заплатить ему 8000 рублей за дерзости своих разбойников. Добрый Дмитрий, милостивый и для непокорных подданных, согласился на мир с условием, чтобы Новгород всегда повиновался ему как своему государю, платил каждый год черный бор, или дань, собираемую с черного народа[102], и внес бы 8000 рублей за разбойников. Кроме того, они должны были взять у Литовского князя Русу и Ладогу.

Так Новгородская гордость смирилась перед Донским героем! Мне остается только рассказать вам, милые дети, еще об одном знаменитом деле; оно во многом облегчило судьбу нашего Отечества и поэтому заслуживает особого внимания.

Великодушие князя Владимира Храброго 1389 год

Это славное государственное дело заключалось в новом порядке наследования престола. Вы помните, что до этого времени наследником Русского государя всегда был не сын его, а брат, как старший в роду. Вы помните также, сколько споров и разногласий было по этому поводу в княжеских семействах. Как часто сын, воспитанный на глазах своего отца, великого князя, обученный на его примере трудной науке управлять государством, должен был уступить свои законные права дяде, может быть, никогда не выезжавшему из своего маленького удельного городка, не знакомому с теми знаниями, какие были у его племянника. Как часто народ терял в этом случае свое счастье или проливал кровь в междоусобной войне неуступчивых наследников. Наши бедные предки чувствовали всю несправедливость такого порядка, установленного их первыми государями, но, уважая их память, не смели явно противиться ему. Владимир Мономах, Юрий (Георгий) Долгорукий, Андрей Боголюбский были первыми из князей, кто громко заговорил о невыгодах такого порядка в наследстве, но они не имели еще столько силы и смелости, чтобы отменить древний закон своих отцов и ввести новый. Исполнением этого трудного дела мы обязаны Дмитрию Иоанновичу Донскому и доброму, великодушному Владимиру Андреевичу. Будучи старшим в роду, как двоюродный брат великого князя, он был законным наследником Московского престола после смерти Дмитрия. Но любя свое Отечество больше всех выгод, которые только могло дать ему великое княжество, Владимир добровольно отказался от своих прав и согласился на предложение Дмитрия установить новый закон о наследстве. В договорной грамоте, которая была написана у них по этому случаю, сказано, что Владимир Андреевич признает Дмитрия отцом, сына его Василия — старшим братом, Георгия — равным, а меньших сыновей великого князя младшими братьями; всех же вообще — наследниками великого княжества после смерти Дмитрия.

Не правда ли, любезные мои читатели, как благородно, как великодушно поступил добрый Владимир Андреевич! Подписывая эту договорную грамоту, он сравнялся заслугами перед Отечеством с нашими самыми знаменитыми государями: с этого времени кончились кровопролитные ссоры дядей и племянников, и навсегда утвердился лучший порядок в наследовании престола.

1389 год был несчастливым для России: она лишилась своего любимого государя, Дмитрия Иоанновича, в то время как ему исполнилось только сорок лет! Его болезнь началась внезапно и продолжалась несколько дней. Перед смертью он представил боярам своего семнадцатилетнего сына Василия как их будущего государя и выбрал ему девять советников из опытных вельмож. С удивительной твердостью говорил он с ними еще за несколько минут до кончины; просил их служить верно его семейству и Отечеству; обнял свою нежную супругу; благословил каждого из сыновей. Последние слова его были: «Бог мира да будет с нами!»

Трудно описать горе, которое чувствовал народ по поводу кончины Дмитрия. Никого из своих государей, исключая Мономаха и Александра Невского, не любил он так, как Донского! Дмитрий в полной мере заслуживал эту любовь.

Князь Василий (1371–1425) — сын Дмитрия Донского. В 1383 г. он был послан своим отцом в Орду для получения ярлыка на великое княжение. Василий вынужден был оставаться в Орде заложником до тех пор, пока Москва не уплатит огромный долг. Лишь в 1386 г. князю Василию удалось бежать.

Кроме храбрости, которая дала ему имя первого победителя Татар, у него были все достоинства превосходного государя, и только по своему добродушию он не присоединил Рязань и Тверь к Москве в то время, когда мог это сделать. Вы помните, читатели мои, Олега Рязанского и Михаила Тверского? Они принесли столько зла своему Отечеству, что можно было бы порадоваться, если бы Дмитрий Донской был не настолько совестлив и отнял бы у них их княжества.

Они, право, стоили того.

В двадцатишестилетнее княжение Дмитрия случилось еще много примечательных происшествий помимо тех, о которых мы уже говорили. В числе самых важных было крещение в христианскую веру Пермян и Литовцев. Пермью называлась обширная страна северной России от реки Двины до Уральских гор. Жители ее, Пермяне и Зыряне, давно уже платили дань Русским, которые, получая от них много серебра и мехов, не принуждали их креститься. В это время один молодой монах, Стефан, сын церковника в городе Устюге, пошел на подвиг — просветить этих идолопоклонников. Он выучил Пермский язык, выдумал для него особенные буквы, перевел главные церковные книги со Славянского языка и отправился к дикарям проповедовать Евангелие. Бог благословил его усердие. Пермяне поняли истину его учения, начали сами истреблять своих золотых или каменных идолов, изображающих старуху с двумя детьми, и шли целыми толпами к Стефану, чтобы креститься. Московский митрополит сделал его первым епископом Пермским. В течение всей своей жизни Стефан был покровителем народа, им просвещенного. Его нетленное тело, прославленное святостью, погребено в Кремле, в Преображенской церкви.