Леонид Саксон - Аксель, Кри и Белая Маска

— Замечательно, — признал Аксель. — Только я не очень верю в судьбу, сеньора Мирамар.

Он ожидал всплесков ужаса и призывов к мадонне, а за этой дымовой завесой можно было, пожалуй, вновь подбираться к лорду. Но вдова Мирамар только вздохнула.

— Вот и мой Диниш не верил…А как посыпались на него несчастья, сразу стал другим человеком. И фаду не мог слушать без слёз, и из церкви не выходил, и для меня, грешной, стал живым примером благочестия! Но тебе, должно быть, всё это малоинтересно, дружок?

Она не заблуждалась. Акселя вовсе не интересовали беды и несчастья её покойного мужа — особенно сейчас! Послезавтра — крайний срок, когда надо найти Белую Маску, или покинуть остров, признав своё поражение…

— Я где-то читал, — сказал Аксель, принимаясь за багровый от спелости плод манго, — что судьба — понятие математическое. Огромное количество всяких событий, выпадающих на вашу долю, — понимаете? — сталкивается с таким же количеством чужих. И вот, если бы их все можно было ввести в какой-нибудь суперкомпьютер, сеньора Мирамар, то в принципе он мог бы вычислить судьбы всех людей на свете.

— А как же наш выбор? — строго сказала сеньора, выпрямляясь над лоханью с ванильной подливкой. — Выбор между грехом и добродетелью? Искушением и смирением? Разве есть такой суперкомпьютер, Акселито, который мог бы заглянуть в душу каждого из нас? Да мы порой сами не знаем, что сделаем через минуту! Кроме Адама и Евы, голубчик ты мой, есть ещё змей-искуситель…ах, не умею я! Вот если б ты в это воскресенье вместо пляжа пошёл со мной в церковь, отец Эстебан гораздо лучше бы тебе объяснил…

— Я бы с удовольствием, — твёрдо сказал Аксель, утираясь салфеткой, — но до воскресенья — а может, даже и в воскресенье — мне нужно сделать доброе дело. И я боюсь не успеть…Вы что-то ищете?

— Да. Акселито, там, позади тебя — шкафчик с пряностями. Будь добр, подай мне с верхней полки такую жёлтую жестянку…Спасибо.

— Как пахнет! — сказал Аксель, крутя головой и ещё раз вдыхая сладкую волну запахов, ударивших ему в нос из недр шкафчика. — Опьянеть можно…

— А как же, — довольно улыбнулась сеньора. — Ведь у меня чего только нет! Мало кто на острове так понимает толк в приправах и специях, как я. Тут у меня перец и розмарин, миндаль и корица, мята и шафран, каперсы, кардамон и сельдерей, да мало ли что ещё…

— А вот это? — указал Аксель на прохудившийся кулёк, из которого высыпались на полку, судя по виду, грецкие орехи — только поменьше обычных.

— О, а это король всех пряностей, Акселито — Его Величество Мускатный Орех! Знаешь ли ты, что если б эта горстка ядрышек попалась тебе в средневековье, ты стал бы богатым человеком? Он тогда ценился дороже золота…Из-за него-то европейцы так и рвались найти путь в Индию и на Молуккские острова. Я слыхала, знаменитый пират, сэр Фрэнсис Дрейк, грабил караваны судов с грузом мускатного ореха! А если кто крал хоть несколько орешков — его казнили…Сейчас-то его выращивают вдоволь — и в Индонезии, и в Суринаме, и на Тринидаде…

— Каз-ни-ли? — потрясённо перебил Аксель, глядя на скромный орешек, лежащий на его ладони. — Казнили, чтобы салат, или мясо, или рыба стали чуть вкусней?!

— Не чуть вкусней, — поправила сеньора с видом знатока, — а значительно вкусней, в чём ты убеждаешься каждый день за моим столом! Этот горьковато-сладкий привкус в самом деле неповторим…

— Привкус крови!

— Что поделаешь, Акселито, таковы люди. Конечно, они не станут никого убивать за миску испорченного салата — для этого, согласись, нужно быть просто зверем. Но когда все знают, что за щепотку пряностей им дадут большие деньги, вот тут…

— Вот тут можно! — криво усмехнулся Аксель. — А что, сеньора Мирамар, если бы этого ореха и сегодня было так же мало, как прежде? За него продолжали бы убивать, как за золото и бриллианты?

— Боюсь, что да, — вздохнула сеньора, перекрестившись. — Все мы — большие грешники.

— А знаете, — медленно сказал Аксель, продолжая разглядывать свою ладонь, — ведь этот орех, пожалуй, ещё страшнее того чёрного камня!

— Какого камня, милый?

— Да так, вспомнилась одна сказка…И люди ещё говорят про какую-то там судьбу, про то, что с нами будет или не будет! Интересно, а вот лисы…

— Лисы?

— Ну да, да, лисы! Или волки, или медведи — стали бы убивать друг дружку не от голода, а чтобы пойманная добыча стала слаще?

— Ты задаёшь наивные вопросы, Акселито. Ведь эти животные не обладают разумом, и потому никто не может предложить им денег…

— Наивные? Ладно! Но если бы одному моему знакомому…из той же сказки… удалось погубить весь мир, и он начал бы выбирать для людей могильный камень…

— Спаси и помилуй, Мадонна, — что за мысли в твоём возрасте, Акселито?!

— …то я бы ему посоветовал положить не камень судьбы, а этот орех! Можно, я возьму его на память?

— Конечно, дорогой, у меня их целый кулёк. Только не ешь его просто так, это очень вредно! В пищу надо добавлять за раз максимум…

— Не беспокойтесь, сеньора Мирамар, я его в рот не возьму! — И, начисто забыв цель своего визита, мальчик выскочил из кухни с орехом в кулаке. Он хотел бежать в номер, но, увидев солнце в ближайшем окне, понял, что дождь перестал. Вот и хорошо, надо поскорей глотнуть воздуха!

— Акси, — окликнул его отец, когда он босиком шлёпал по двору, — девочки поговаривают о пляже. Через часок всё подсохнет…

— Я сейчас приду!

Он всё-таки заглянул в номер, набрал воды в пустую бутылку, вытащил из-под матраца блокнот, спрятанный туда от Кри и в последние дни не избалованный вниманием, и ушёл в лес. Точнее, на поросший лесом берег недалеко от пляжа. Там, в тихой скалистой бухточке, почти над самым обрывом, рос громадный каменный дуб, под которым Аксель уже не раз сидел в жаркое время дня, наслаждаясь прекрасным видом. Он выбрал у корней местечко посуше — и так как солнце палило всё нещаднее, словно никакого дождя не было полгода, то это было нетрудно. Привалившись к теплеющей коре ствола, Аксель некоторое время сидел, не шевелясь и зажмурив глаза. Несколько раз он закрывал лицо ладонями и вжимался в ствол, словно пытался спрятаться в нём. Его жёг дикий, невыносимый стыд за то, что он человек.

Наконец, глубоко вздохнув, он ополоснулся из бутылки, смыл с лица пот и слёзы, допил остаток воды и открыл блокнот. Затем достал из кармана золотую косточку-авторучку — и вывел на чистом листе заголовок:

А затем без единой паузы и помарки быстро написал:

Прощай, мускатный орех!Тебя не хватит на всех,Но стоит тебя украсть —Несёшь почёт и успех.Лишь сон потеряет тот,Кто сердце твоё крадёт,И жизнь потеряет он,Которая — тоже сон.Лежишь ты в моей руке,Как череп в сухом песке,Безумной песни своейНевидимый соловей…

Аксель перевёл взгляд на море и закончил:

Плыви, мой сладкий орех,По горьким морским волнам —Плыви, чтобы спрятать грехВ Тобаго и в Суринам.А я и моя сестраУйдём ночною тропой.И нету в ночи костра,И даже рассвет — слепой…

Он вздохнул, опустил блокнот на колени. Медленно, крест-накрест перечеркнул последнюю строфу и написал:

А нас унесут ветра —Мою сестру и меня —Туда, где ночь у костраВсё ждёт наступленья дня…

Потом он подошёл к обрыву и бросил орех в море, как обещал. Вернулся под дуб, перечитал написанное, нервно потёр подбородок и опять вздохнул.

— Знаешь, дедушка, — вслух сказал Аксель, — спасибо тебе за помощь, но ведь так будет…не очень честно. Это же не я написал, а ты!

И тут же в его сознании, как пена на волне, всплыло слово: «НЕТ».

— Нет? Ты хочешь сказать, что эти стихи…мои?

«ДА».

— Совсем мои? Совсем?!

«ДА».

— И теперь я — настоящий поэт? А не просто сочинитель заклятий?

«ДА».

Аксель ещё раз вздохнул и обвёл взглядом всё вокруг. Но мир не изменился.

— Но ведь, наверное… кто-нибудь другой…мог бы написать это гораздо лучше меня? Или… я уже сейчас лучше многих?

«НИКОГДА НЕ ДУМАЙ ОБ ЭТОМ».

— Хорошо…Но если не ты, то что мне помогло? Неужели то, что мне стало стыдно?

«ДА».

Аксель уже не знал, дедушка ли ему отвечает, или его собственный возбуждённый мозг. Он тяжело встал и, пошатываясь, провёл рукой по пылающему лбу.

— Это же…такая ответственность! — выдохнул он первое, что пришло в голову. И приготовился услышать в ответ что-нибудь вроде: «А ты как думал!» Или: «Не хочешь — не пиши». Однако с кем бы он сейчас ни говорил, этот кто-то явно не был склонен к избитым фразам. И ничего не ответил.

К вечеру палящая жара спала, с моря подул прохладный ветер. Аксель настежь распахнул окно номера и набрал в грудь лёгкого, синего и прозрачного воздуха, затопившего всё вокруг.