Сильвана Мари - Последний орк
— Позор, тяжкий, несмываемый, нестерпимый позор — это не понимать и даже не пытаться понять, кого нужно благодарить за то, что наши жизни и земли спасены от врага. Напишите имя Эльфа на ваших пергаментах, выбейте на стенах и никогда не забывайте его, потому что без него этот город превратился бы в кучу грязи, сажи и обломков, в развалины, над которыми кружат стервятники и среди которых бродят собаки, обгладывая уцелевшие в огне кости.
Лизентрайль, стоявший за его спиной, подавил глухой стон, и краем глаза капитан заметил, что Вспышка зажала рот рукой по той же причине. Ранкстрайл отдавал себе отчет в том, что использовал такие слова и говорил такие вещи, о которых он, наемник из Внешнего кольца, не имел права даже думать в присутствии аристократов; но как он стоял стеной перед Арньоло, защищая Лизентрайля, так же он готов был стоять стеной перед войском самих демонов из преисподней или перед самими богами, защищая Йорша.
Резким жестом принц дал знак молчать своему двоюродному брату и поблагодарил капитана за то, что тот пришел на помощь городу.
В его поведении не проскальзывало ни малейшей надменности, ни малейшего презрения. Он был тронут и не старался этого скрыть. До самого заката все они были уверены, что это их последняя ночь, но он, капитан, подарил им рассвет, и если ему помог в этом Эльф, то благодарность горожан распространялась на них обоих.
Принц Эрик рассказал об осаде города, о том, как орки заняли равнину, о том, как покраснели от крови и отчаяния воды Догона. Город был брошен на произвол судьбы. Для его защиты не осталось никакой армии, и никакая армия не приходила ему на помощь. Запертые в Цитадели, они делили между собой последние бобы с последними червями. Не было воды, чтобы промывать раны, не было бинтов для перевязки. Больше не было стрел, чтобы стрелять в орков: лучники вытаскивали стрелы из убитых, для оплакивания которых больше не было слез. Если бы никто не пришел им на помощь, город пал бы еще до наступления рассвета.
Ранкстрайл позволил себе улыбнуться. Принц так походил на свою мать, на даму Лючиллу! Он был настолько лишен всякой надменности, что Ранкстрайл осмелился сказать ему, что ребенком знал его мать и что та подарила ему горшочек меда за день до рождения принца и Вспышки. Глаза Эрика наполнились слезами, и Ранкстрайл поспешно извинился за то, что напомнил ему об утрате, но принц прервал его и еще раз поблагодарил: всего несколько мгновений назад он был уверен, что приговорен к смерти вместе со своим городом, но неожиданно пришло спасение в лице грозной армии под предводительством непобедимого воина и в лице отважной девушки, которая родилась в тот же день, что и сам принц. Вдобавок ко всему этот воин поделился своими воспоминаниями о его матери.
Эрик был аристократом, но, несмотря на это, казался отличным воином.
Ранкстрайл подумал, что наконец-то ему повезло встретить человека, который и знал свое дело, и не был сумасшедшим.
Он уже был готов встать под командование принца, как и надлежало поступить ему, наемнику, капитану наемников, по отношению к выходцу из аристократической фамилии, когда в голове у него вновь раздались слова Йорша: «Вы сильнее их… Тот, у кого есть сила и кто не использует ее…»
Равнина все еще кишела орками, наемники прорвали осаду, но война только началась. В такой момент командование должно было оставаться в руках того, кто смог бы противостоять оркам, и нравится ему это или нет, оборванец он или нет, но единственным таким человеком был он, Ранкстрайл.
Единственной армией было его сборище бывших каторжников, и он был их капитаном.
Быть может, Эльф был прав: в этот момент следовало отдавать приказы, а не подчиняться им. Ранкстрайл заметил, что благодаря Йоршу, благодаря своему желанию не изменить его наставлениям и любой ценой сдержать данное ему обещание он вплоть до настоящего момента вел себя как равный принцу Эрику — и как равный был признан. Ранкстрайл был командиром единственной армии, находившейся в распоряжении города, и эта армия не подчинялась никому, кроме него.
Капитан взял слово:
— Город все еще в опасности. Сначала мы должны освободить равнину. Сегодня ночью мы очистим Цитадель и завтра на рассвете выйдем за стены города разбираться с оставшимися бандами. Почините оружие и шлемы, если их есть чем чинить. Соберите здесь на рассвете всех мужчин, способных сражаться, чтобы мы могли оценить свои силы и решить, что делать.
Юный аристократ кивнул. Он не возмутился, не оскорбился, наоборот, его лицо и лица его лучников просветлели от облегчения.
Наконец-то кто-то знал, что делать.
Ранкстрайл был совершенно спокоен, как во время игры в кости с Лизентрайлем. Ему предстояло организовать контратаку и освободить свою землю от орков.
Это не казалось невозможным. Впервые в жизни им не пришлось бы подбирать обломанные стрелы, чтобы было чем стрелять в противника. Впервые в его распоряжении были отряды оружейников, кузнецов и плотников, перед которыми стояла одна-единственная задача — облегчить ему жизнь. Учитывая потери, которые понесли орки, и добровольцев, которых капитан собирал вокруг себя, быть может, впервые в жизни его противник не был в сотни раз сильнее, а всего лишь немного превосходил его войско по численности.
— Мы должны атаковать, — повторил он. — Мы атакуем на рассвете, когда они меньше всего этого ожидают.
— Но, господин, — воскликнул двоюродный брат принца Эрика, не скрывая иронии, с которой он растягивал слово «господин», — это немыслимо — атаковать без предупреждения! Настоящая армия всегда заявляет о нападении, предварительно уведомляя противника о своих намерениях и выстраивая войска.
Принц Эрик был готов испепелить его взглядом.
Ранкстрайл даже бровью не повел.
— До того как взойдет солнце, — невозмутимо продолжил он, — я выйду из города и отправлюсь на равнину, где торчат еще на кольях головы мужчин, женщин и детей. До восхода солнца я уничтожу тех, кто веселился, пытая и убивая их, издеваясь над ними. До того как завтра взойдет луна, я освобожу всю равнину. Крестьяне будут твердо знать, что никто и никогда больше не посмеет разрушить их дома и их жизнь. Если для этого мне придется пролить кровь моих солдат, то меня это не остановит, а уж тем, что осталось от вашей чести, я пожертвую в первую очередь.
— Господин, — злобно запротестовал Паолк, — я считал, что мы сражаемся на войне, дабы показать нашу отвагу и завоевать славу.
— Вас неверно осведомили. У войны слишком много других задач, чтобы отвлекаться на такие мелочи, как слава собственного имени. Наша задача на войне — остановить орков, потому что эти орки радуются возможности душить, обезглавливать и истреблять, эти орки убивают детей и веселятся при этом. Каждое мгновение, когда мы не сражаемся с орками и не уничтожаем их, становится преступлением, а мы становимся сообщниками тех, кого мы могли бы остановить, но не остановили. Наша задача на войне — освободить пастбища, где вновь смогут пастись коровы и где никто не будет больше грабить и убивать пастухов. Наша задача на войне — это сражаться за то, чтобы у крестьян было что выращивать и была для этого земля. Город окружен орками — эпоха вежливости и любезности осталась позади. Мы не сражаемся за нашу честь. Из всех существующих в этом мире занятий война — наименее почетное. Честь состоит в том, что мы сражаемся и погибаем только ради того, чтобы война закончилась и никогда больше не начиналась. Честь — это понимание, когда нужно вести войну и когда нужно остановиться, если войну можно прекратить. Завтра мы выйдем и победим. Наша армия атакует отряды орков на севере, чтобы освободить деревни и фермы на рисовых полях. Мы уведем их жителей за стены города: фермы слишком трудно защищать, да и после того, как поля будут залиты водой, любая работа на них станет невозможной. Весь скот и птица, до последней курицы, должны оказаться под защитой крепостных стен до вечера, потом мы откроем шлюзы и изолируем город. Все плотники должны немедленно взяться за работу: ворота Внешнего кольца должны быть восстановлены до завтрашнего дня…
— Но это невозможно… — запротестовал было кто-то в толпе.
— Я уверен, что плотникам это по силам, и я уверен, что за несколько часов, которые отделяют нас от рассвета, кузнецы выкуют нам недостающие стрелы. А пока выучите стрелять из лука каждую женщину в городе, у которой хватит силы натянуть тетиву. Принц Эрик, этим может заняться моя сестра. Она умеет сражаться и научит других лучше, чем любой мужчина. Женщины будут стрелять с городских стен, и Варил не останется без защиты, когда мы пойдем в атаку. Может, они и не попадут в цель, учитывая то, что никто из них прежде не держал в руках лука, но возьмут числом, а это уже что-то.
— Уж не думаете ли вы позволить сражаться женщинам?
