Астрид Линдгрен - Линдгрен А. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 2: Суперсыщик Калле Блумквист [ Суперсыщик Калле Блумквист; Суперсыщик Калле Блумквист рискует жизнью; Калле Блумквист и Расмус; Расмус, Понтус и Глупыш]

Расмус ухватился за веревку и издал один из самых диких боевых кличей, которые когда-либо раздавались в саду пекаря.

— Чудесно, — сказал Андерс, когда Расмус скрылся из виду. — Теперь можно поговорить о деле. Во-первых, надо выследить, в какое время доктор Хальберг прогуливается с Аймукой. Это сделаешь ты, Ева Лотта!

— Ладно! — согласилась Ева Лотта.

Расмус направился к больнице. Он уже бывал там — навещал Никке. И он знал, куда идти.

Дом доктора находился совсем рядом, а возле него стояла собачья будка. «Частное владение» и «Берегись собаки!» — написано было на калитке сада. Но Расмус, к счастью, не умел читать и быстро вбежал в сад.

Аймука лежала в своей будке. Она злобно зарычала на Расмуса, и Расмус, в большом огорчении, остановился как вкопанный. Он неправильно понял данное ему поручение. Он думал, что его долг — вернуть Великого Мумрика в штаб, а как же это сделать, когда Аймука так рычит? Он оглянулся, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, и с чувством глубокого облегчения увидел, что к нему направляется какой-то дяденька. Вдобавок это оказался тот самый доктор, который оперировал Никке.

Доктор Хальберг шел в больницу, когда увидел вдруг перед будкой Аймуки маленького рыцаря Белой Розы. Доктор, разумеется, не знал, что перед ним рыцарь, иначе бы он выразил гораздо больше понимания. Вместо этого он очень разозлился и ускорил шаг, чтобы быстрее подойти и выругать нарушителя порядка. Но Расмус, который был убежден, что не только киднэпперы, но и доктора — добрые, умоляюще посмотрел снизу вверх на его строгое лицо и сказал:

— Послушай-ка, убери на минутку свою собаку, чтоб я взял из будки Великого Мумрика.

И когда доктор не сразу сделал то, что ему велели, Расмус взял его за руку и мягко, но решительно потянул к собачьей будке.

— Милый доктор, побыстрее, — сказал он. — Мне некогда.

— Вот как, тебе некогда? — произнес доктор Хальберг и улыбнулся.

Теперь он узнал Расмуса. Ведь это тот самый мальчуган, которого похитили и о котором столько писали в газетах.

— А ты не пойдешь со мной навестить Никке? — спросил Хальберг.

— Пойду, но сначала мне нужен Великий Мумрик, — непреклонно ответил Расмус.

Никке узнал все про Великого Мумрика. И увидел его тоже. Расмус гордо держал камушек под самым носом у Никке. И боевой клич он издал также для того, чтобы Никке услышал, как он звучит.

— Теперь я Белая Роза, понятно? — заявил Расмус. — Я поклялся в этом час назад.

Никке с обожанием взглянул на него.

— Да, более прекрасной Белой Розы им не видать, — удовлетворенно сказал он.

Расмус погладил его по руке.

— Хорошо, что ты больше не спишь, Никке, — произнес он.

Никке тоже так думал: хорошо, что он больше не спит. Хотя пройдет еще некоторое время, прежде чем его выпишут из больницы. Но он знал, что выздоровеет, а потом все как-нибудь уладится. Доктор Хальберг с профессором обещали сделать для него все, что в их силах. Так что Никке спокойно смотрел в будущее.

— И еще хорошо, что у тебя больше не идет кровь, — сказал Расмус, показывая на рубашку Никке, такую белую, красивую, без следов крови.

Никке это тоже нравилось. Он никогда прежде не болел и, как всякое дитя природы, испытывал глубокое восхищение перед удивительными выдумками врачей. Взять хотя бы переливание крови… Ему непременно хотелось рассказать об этом Расмусу. Подумать только! Доктора брали кровь у одного человека и вливали ему, поскольку он потерял так много крови там, на острове Кальвён.

— Они брали ее у другого киднэппера? — спросил Расмус, который тоже считал: вот удивительно, до чего смогли додуматься врачи!

Но тут он заторопился. Собственно говоря, когда участвуешь в войне Роз, вероятно, нельзя навещать больных.

Крепко зажав в руке Великого Мумрика, он пошел к дверям.

— Привет, Никке! — сказал он. — Я приду в другой день!

И не успел Никке ответить, как он уже исчез.

— Ах ты мой малыш! — тихо произнес Никке.

Калле, Андерс и Ева Лотта по-прежнему сидели на чердаке пекарни.

Здесь только что побывал булочник Лисандер, который принес им свежие булочки.

— Вообще говоря, булочек вы не заслуживаете, — проворчал он. — Сколько из-за вас огорчений! Ну да ладно, — смилостивился он и погладил Еву Лотту по щеке, — несколько булочек вы все-таки заслужили!

Только он спустился вниз в свою пекарню, как в саду послышался боевой клич. Это вернулся посланный в разведку рыцарь Белой Розы. Со страшным шумом, словно целое войско, взобрался он по чердачной лестнице.

— Вот, — сказал он и швырнул Великого Мумрика на пол.

Калле, Андерс и Ева Лотта смотрели на него во все глаза. Они смотрели на Великого Мумрика, смотрели друг на друга.

А потом начали смеяться.

— Белые Розы приобрели тайное оружие, — сказал Андерс. — Мы приобрели Расмуса.

— Пусть теперь Алые заткнутся! — ликовал Калле.

Расмус беспокойно переводил глаза с одного на другого.

Уж не смеются ли они над ним? Правильно ли он поступил?

— Я ведь хорошо поступил? — робко сказал он.

Ева Лотта легонько щелкнула его по носу.

— Ты в самом деле хорошо поступил, Расмус, — засмеявшись, сказала она.

Расмус, Понтус и Глупыш

В этой книге речь идет о Расмусе Перссоне, одиннадцати лет. Стало быть, здесь ни на йоту нет речи ни о Расмусе Оскарссоне, девяти лет, ни о Расмусе Расмуссоне, пяти лет. Если тебе захочется почитать о Расмусе Оскарссоне, возьми книжку «Расмус-бродяга», а захочется узнать о Расмусе Расмуссоне, прочитай, пожалуйста, книжку «Калле Блумквист и Расмус». Между этими тремя Расмусами решительно нет ничего общего, кроме имени, которое у нас — одно из самых распространенных.

Не правда ли?

Глава первая

За партой у самого окна сидел шустрый голубоглазый растрепанный мальчуган. Звали его Расмус, Расмус Перссон; было ему одиннадцать лет, и он приходился сыном полицейскому Патрику Перссону в Вестанвике.

— Мой единственный сын Расмус — любимчик всех учителей, — имел обыкновение повторять его отец всем, кто хотел его слушать.

Магистру[35] Фрёбергу, учителю математики, наверняка никогда не доводилось слышать этих слов, иначе, пожалуй, он не стал бы обращаться так к любимчику всех учителей в этот солнечный майский день на уроке арифметики в одном из классов старинного учебного заведения в Вестанвике:

— Маленький шалопай… да, да, именно ты, Расмус Перссон!

Расмус вскочил и виновато посмотрел на учителя.

— Почему ты швырнул чернильную резинку в голову Стига? По-твоему, так принято вести себя на уроке?

Расмус мог бы ответить, что раз Стиг треснул его самого линейкой на уроке, то и отомстить надо тоже на уроке, тут уж ничего не поделаешь! Но он промолчал. Стиг достаточно разумно улучил момент, когда магистр повернулся лицом к черной доске, а теперь сидел за своей партой, необыкновенно послушный и прилежный с виду…

— Ну, — продолжал магистр Фрёберг, — нельзя ли получить хотя бы краткое объяснение, почему ты бомбишь Стига чернильными резинками? Есть же, вероятно, какое-нибудь объяснение?

— У меня под рукой ничего другого не было, — пробормотал Расмус. — А швырнуть ручку я побоялся.

Магистр Фрёберг задумчиво кивнул головой.

— В самом деле? Надеюсь, не мое жалкое изложение математических правил помешало тебе это сделать? Тебе, пожалуй, нужно разрешить кидаться ручками, если у тебя возникает такое желание?

— Да, но ручка мне необходима на следующем уроке — у нас чистописание, — пробормотал Расмус.

Магистр Фрёберг был его любимым учителем, но когда магистр впадал в иронический тон, он бывал довольно обременительным; как знать, отвечать ли ему в том же духе или молча выслушивать его тирады?

Магистр снова кивнул:

— Ах, вот оно что! Тогда, в самом деле, тебе надо немного отдохнуть в коридоре, а не то, пожалуй, у тебя не хватит сил швыряться своими письменными принадлежностями на следующем уроке. Ну, а решать задачи ты с тем же успехом можешь и в другой раз.

Расмус послушно направился к дверям. Из класса его выставляли не впервые. Учителя с каким-то удивительным предпочтением относились к нему, выгоняя время от времени из класса именно своего любимчика.

Когда Расмус проходил мимо Понтуса, тот подбадривающе подмигнул ему, и Расмус тоже подмигнул ему в ответ. Понтус был его верным спутником и другом не на жизнь, а на смерть, и он явно более чем охотно последовал бы за ним в изгнание.

Но магистр Фрёберг утверждал, что время досуга в коридоре надо использовать, чтобы поразмыслить немного о самом себе, а для этого, разумеется, необходимо пребывать в одиночестве. Расмус не совсем понимал, почему магистру хочется, чтобы дети думали о себе, разве нет ничего более интересного? Да и в самом-то деле, о Расмусе Перссоне думать особенно нечего — так считал Расмус. Но раз магистр требует, что ж, можно капельку и поразмышлять.