Возвращение Цицерона - Андрей Васильевич Саломатов
Первое, что я увидел, — это был свет. Он вливался в мои фотоэлементы и освещал меня изнутри. Я сразу почувствовал, что свет — это хорошо. Он вырвал меня из темного небытия и подарил жизнь. И тогда я подумал, что больше никогда не захочу вернуться обратно в темноту, туда, где я ничего не чувствую, не помню и не понимаю.
Сразу после рождения надо мной склонилось не доброе, улыбчивое лицо мамы, а усатая физиономия механика Филимонова. Он отнюдь не ласково ковырнул пальцем мой фотоэлемент и с силой хлопнул меня по животу. Первые слова, которые я услышал, придя в этот мир, были: «Шабаш, пойдем обедать!»
Я был настолько потрясен нахлынувшими на меня звуками, что первые несколько минут не мог вымолвить ни слова. Я лежал на столе, глядя в потолок, и думал: «Как это странно. Совсем недавно меня не было вообще, а теперь я есть, и это правильно. А когда я сделаю свое дело, меня снова не станет. Наверное, это тоже правильно».
Когда кончился ливень и из цеха откачали всю воду, мои родители — Молчанов и Филимонов — отвели меня на склад готовой продукции, показали место, где я должен был дожидаться отправки на работы, и ушли. К счастью, из-за всей этой суматохи они позабыли меня отключить, и я получил возможность наслаждаться жизнью, подаренной мне этими замечательными людьми.
Так закончилось мое короткое детство, суровое детство грузового робота, которому никто никогда не дарил подарков и не устраивал для него новогодних праздников.
Сам того не заметив, я вступил в новую пору своей жизни — в отрочество».
Цицерон закончил читать первую главу книги, и некоторое время за столом царило молчание. Всем было немножко жалко бывшего грузового робота, а Алеша даже почувствовал угрызения совести. Ему почему-то сделалось стыдно за свое такое продолжительное и благополучное детство, и он подумал, что обязательно постарается как-то угодить Цицерону, сделать его отдых на даче приятным и запоминающимся.
Наконец Владислав Валентинович нарушил молчание:
— Очень интересное начало, — сказал он. — До слез прошибает. Да вы и не робот совсем. Вы прямо-таки голова профессора Доуэля[3].
— У вас определенно писательский талант, — поддержала мужа Ирина Константиновна. — Если вы не против, мы обязательно придем завтра послушать продолжение ваших мемуаров.
— Спасибо, обязательно приходите, — польщенный похвалой, ответил Цицерон. — Когда гуманоид лишается тела, ему ничего не остается делать, как работать головой. Вот я и постарался.
После чая гости попрощались и ушли. Светлана Борисовна с Алексеем Александровичем занялись посудой, а Алеша собрался пойти к себе в спальню, но его остановил Фуго. Откуда-то из угла мимикр достал подаренную ему настольную лампу и поставил рядом с бывшим грузовым роботом. Затем он любовно погладил лампу по роскошному зеленому плафону и сказал:
— Значит, это судьба.
— Какая судьба? — не понял Алеша.
— Судьба стать мне писателем, — ответил Фуго, которому не давало покоя то, что Цицерон написал книгу. — Я давно уже думал, заняться этим или нет. А тут, как назло, подарили письменный стол и настольную лампу.
— Ты тоже хочешь написать свои воспоминания? — спросил Алеша.
— Нет, — ответил Фуго и многозначительно посмотрел на голову Цицерона: — Я хочу стать настоящим писателем. Буду сочинять толстые романы из жизни землян.
— Интересно, — подал голос Цицерон. — Как же ты будешь писать романы из жизни землян, если ты не имеешь представления об этой жизни? Уверен, ты даже не знаешь, где находится Америка или, например, Африка.
— Почему это не знаю? — возмутился Фуго. — Знаю. Она находится на географической карте.
— Я имею в виду настоящую Африку, а не нарисованную, — сказал бывший робот.
— Ах, настоящую! — нисколько не смущаясь, проговорил мимикр. — Наверное, она находится там же, где и на географической карте. Иначе зачем бы ее рисовали на этом месте?!
Глава третья
Всю ночь Цицерон простоял в гостиной на тумбочке, среди страшных экспонатов коллекции Алексея Александровича. Его зеленые фотоэлементы слабо освещали гигантские челюсти и рогатые черепа инопланетных животных, и бывший робот не без грусти вспоминал недавние приключения, которые ему пришлось пережить на двух далеких планетах.
Когда же на улице рассвело и над лесом поднялось огромное оранжевое солнце, он взглянул на сладко спящего мимикра и вдруг затарахтел густым басом:
— Тр-р-р-р! Подъем!
— Что?! Что такое?! — вскочив с дивана, спросонья закричал Фуго.
— Подмосковное время пять часов тридцать минут, — сообщил бывший робот.
— Ты с ума сошел, Цицерон! — возмущенно воскликнул мимикр.
— Нет, — ответил Цицерон. — Вчера ты сам попросил меня, чтобы я поработал будильником. Но, видно, забыл сказать, во сколько тебя разбудить.
— Вот люди, — пробормотал Фуго, снова укладываясь в постель. — Наизобретали каких-то железных дуралеев, а они теперь нормальным мимикрам спать не дают. Тоже мне, писатель! Выключать надо таких писателей!
Едва Фуго улегся и с головой накрылся одеялом, как Цицерон громко запел:
Черный ворон, что ты вьешься
Над моею головой?
Ты добычи не добьешься,
Черный ворон, я не твой.
— Что случилось? — на этот раз переполошилась тетушка Даринда.
— Подмосковное время пять часов тридцать одна минута, — дикторским голосом сообщил бывший робот. — Передаю последние новости: жительница острова Маврикий — Елена Мария Жан — на своем огороде вырастила дыню весом около пятисот килограммов. В настоящее время чудо-дыня отправлена в Британский музей изящных искусств, где и будет торжественно съедена многочисленными посетителями.
— Хватит! — закричал Фуго. Но тут
