Странные вещи - Эли Браун

Штопальщица сняла Перчатки с них обеих. Клевер вновь оказалась в настоящем – в темной пещере рядом со сморщенной, расколотой Минивер. Обе они рыдали.

Рядом, насторожившись, стояла Несса.

Гнусы сгрудились в тени, что-то неуверенно бормоча.

– Ты спасла меня, – сказала Клевер матери. – Лягушка меня защитила, но как ты?..

Минивер убрала спутанные волосы с шеи. Сквозь сменяющие друг друга образы Клевер рассмотрела в мочке уха матери стежки синей Нити.

– Мы сделали то, что я должна была сделать, – прошелестели две Минивер.

Клевер обняла мать. Обеих Минивер била дрожь. Сквозь хрупкие ребра матери Клевер слышала биение ее разбитого сердца, то удвоенное, то замирающее.

Минивер обняла дочь, и на мгновение Клевер почувствовала живую силу материнских рук.

– Нас сбило с толку горе. Мы пытались найти обратную дорогу, пытались собрать все воедино, но… все перепуталось. Мы помнили, что в Лягушке была надежда… надежда в Лягушке, но… где Лягушка? – Минивер отстранилась, в ее глазах углями того старого огня вспыхнула ярость. – Принеси мне Лягушку! Принесите…

Гнусы засуетились, заворочались, разбуженные приказом.

– Это я, мама, – осторожно поглаживая по щеке, Клевер поворачивала лицо матери, пока та снова не увидела ее. – Я здесь.

– О, силы небесные… прости меня.

– Не надо больше гнусов, мамочка, пожалуйста.

Минивер вгляделась в темноту, где дрожали и хихикали ее творения.

– Конечно, ты права. Зачем они нам нужны? – Минивер улыбнулась. – Помоги нам с этим, – сказала она, и гнусы бросились вперед. – Не вы, – отрезала она. – Мы просим нашу дочь.

Клевер и Несса помогли ей разрушить мастерскую по производству гнусов, отцепили от стола маслобойку, смотали Нить в клубок, а Ножницы спрятали в чехол.

Несса указала на моток Нити.

– Оберн ведь за этим охотится?

В порыве просветления Минивер схватила лампу, вылила масло из нее в корзинку и на саму Нить. Ярко сияя и потрескивая, годы ее жизни обуглились в считаные секунды.

– Нельзя позволить им это восстановить, – сказала Клевер.

Они продолжили крушить мастерскую. Время от времени Минивер замирала, согнувшись от боли или глядя в темноту. На ее лице сменяли друг друга ужас, печаль и гнев.

– Мы сгорели заживо, – сказала Минивер. – Мы спаслись целыми и невредимыми. Который из миров настоящий? Зеркало хочет, чтобы мы забыли. А когда мы пытаемся вспомнить, осколки режут нас. Но мы нашли способ запомнить тебя. Мы нашли способ… сопротивляться.

Желая воспользоваться моментом ясности материнского рассудка, Клевер все же задала вопрос, интересовавший ее больше всего остального, вопрос, который заставил ее бросить вызов Кобальту, переплыть Винное болото и подняться на осыпающуюся гору.

– Ты любила меня?

– Даже когда мы забыли свое собственное имя, – заговорила Минивер, и ее глаза прояснились, – даже когда наш разум рассыпался, как упавшее осиное гнездо. Мы… я не переставала искать тебя. Я готова была разорвать этот жалкий мир на части, чтобы только найти тебя.

Клевер взглянула на гнусов, дрожащих и мерзких, и увидела в них, хотя и на короткое мгновение, помощников любви, заблудших и опасных, но неутомимых.

– Любовь отца была похожа на клетку. Твоя – на стаю диких зверей.

– Идеальных семей не бывает, – заметила Несса. – А что, кстати, за барахло там, в других комнатах?

– Разве мы представлены? – повернулась к Нессе Минивер. В ее глазах вспыхнула угроза.

– Ты и не думала представиться, когда украла мой зуб, – пробормотала Несса, отступая.

– Несса – друг, – сказала Клевер.

– Это же был молочный зуб, не так ли? – огрызнулась Минивер. – Разве он не вырос снова?

– Нет! – выкрикнула Несса.

– Один из твоих гнусов был виновником несчастного случая, – тихо сказала Клевер. – Из-за него погиб дядя Нессы – хороший человек, которого она любила.

С внезапной яростью Минивер повернулась к своим созданиям, отступившим во тьму. Потом, будто опомнившись, отряхнула фартук, словно смахивала с него муку.

– Разве ты сможешь простить такое? Наш кошмар расползается. Невозможно исправить то, что мы сделали. В других залах есть диковины, Несса. Ты должна взять себе что-нибудь, в знак того, что я сожалею. Любое из моих сокровищ станет твоим. Эй, принесите что-нибудь сюда.

Несколько гнусов метнулись в туннель, желая угодить своей госпоже, и вернулись со сломанными вещами. Минивер взяла треснувший кувшин.

– Вот молочный кувшин, в который нельзя налить молоко! А это редкий драгоценный камень, ухудшающий зрение, – она надела очки. Ее глаза превратились во множество осколков звезд. – А это прекрасный флакон из-под духов…

– Но это не диковины, – сказала Несса. – Это обычный утиль.

Треснувший флакон дрогнул в руках Минивер.

– Разве? Да, конечно, так и есть. Мы все путаем, видите ли… мы не спали с самого дня пожара. Нить не давала нам сомкнуть глаз.

Клевер мучительно хотела вернуться в ту освещенную розовым светом комнату и спасти свою мать, спасти их обеих. Но повернуть время вспять было невозможно. Вспомнив, Клевер достала из саквояжа карманные часы и протянула матери.

– Он сохранил их. Отец. Ты не знаешь почему?

Минивер взяла часы дрожащей рукой.

– Это был самый первый подарок, который мы ему подарили, когда он за нами ухаживал. Наш красавчик Константин вечно опаздывал. Нашему отцу это не нравилось в будущем зяте. Мы сказали Константину:

– Теперь у тебя есть часы. И нет оправданий.

– Celeritatefuncta, – сказала Клевер. – Не опаздывай.

– Часы прослужили ему всего три недели, а потом разбились во время стычки с индейцами. Больше они никогда не ходили.

– Он носил их при себе до самой смерти, – сказала Клевер, – И тебя он всегда носил с собой. Не знал, как тебя спасти, но никогда не отпускал от себя. Что случилось после пожара?

– Это было… как пробудиться от кошмара только для того, чтобы увидеть, что он все еще продолжается. Мы убежали от огня. Мы раскололись надвое, одна заблудилась, а вторая умирала. Поэтому мы лечились своим собственным, несовершенным способом. Мы отправились искать тебя. Бродили. Создавали помощников. Мы делали их только для того, чтобы найти тебя… и чтобы собирать ингредиенты для Нити, чтобы делать новых помощников… и найти тебя… найти Лягушку…

– Не только это, – мягко сказала Клевер. – Еще ты сделала Блоху.

Лицо Минивер еще сильнее исказилось, на нем проступила ярость, сменившаяся печалью.

– Да, мы сделали Блоху. Для него. Но мы слишком устали, чтобы мстить.

Внезапно она побледнела и покачнулась. Клевер подхватила ее. Лицо Минивер менялось в свете фонаря, она снова не узнавала девочку.

– Это я, Клевер. Твоя дочь.

Облегчение объединило два лица Минивер, и Клевер увидела, что радость исцелила ее, всего на миг, а потом его части снова разлетелись, как стайка мальков.

– Я не могу снова потерять тебя, – простонала Минивер.

– Мы отвезем тебя домой, – сказала Клевер. – Начнем тебя лечить.

– Нас не вылечить. Посмотри на нас! Только жажда встречи с тобой поддерживала нас. И на этом мы… я хочу остановиться, глядя на тебя, моя бесценная, моя прекрасная дочь.

– Мы найдем лекарство…

– Больше никаких экспериментов. Больше никаких безобразий. Я устала, милая Клевер. Так