Патрик Несс - Вопрос и ответ

Виола секунду смотрит на меня, потом кладет одну руку на плечо Ли, а другую на мое, и с трудом поднимается на ноги. Я вижу, как ее всю передергивает от боли, но Ли наложил ей тугие повязки, такшто она может секунду-другую постоять.

— Я с тобой, — говорит она.

— Нет, — отрезаю я.

— Ни за что! — вопит Ли.

Она поджимает губы:

— И с каких это пор вы решаете за меня, что делать?

— Ты не можешь ходить, — говорю я.

— У тебя есть лошадь.

— Это ваш шанс выбраться отсюдова!

— Он ждет нас обоих, Тодд. Если ты войдешь один, твой план рухнет — и рта не успеешь раскрыть. — Я подбочениваюсь.

— Ты же сама говорила, что мэр снова попытается использовать тебя против меня!

Она шипит от боли, пытаясь переступить с ноги на ногу.

— Тогда твоему плану лучше сбыться, так?

— Виола… — начинает Ли, но тут же умолкает под ее строгим взглядом.

— Найди «Ответ», Ли. Предупреди их. Времени совсем мало.

— Но…

— Иди, — повторяет она уже тверже.

И мы оба видим, как всколыхивается его Шум, как не хочется ему бросать Виолу. Чувство настолько сильное, что я отворачиваюсь.

И еще мне хочется его ударить.

— Я не брошу Тодда, — говорит она. — Я нашла его и больше никогда не брошу. Прости, Ли, но ничего не поделаешь.

Ли пятится, не в силах скрыть в Шуме обиду. Виола смягчается.

— Прости, — повторяет она.

— Виола… — говорит Ли.

Но она только качает головой:

— Мэр считает себя всезнайкой. Думает, что знает будущее. Он сидит там и ждет нас с Тоддом — что мы придем и попытаемся его остановить…

Ли хочет ее перебить, но она ему не позволяет:

— Но коечего он не знает. Мы с Тоддом пробежали вместе полсвета… сами. Мы убили сумасшедшего проповедника. Мы обогнали целую армию, выжили, несмотря на погони, избиения и смертельные раны, нас взрывали, пытали, морили голодом, мучили как могли…

Виола убирает руку с плеча Ли и стоит, держась только за меня.

— Мы с Тоддом? Против мэра? — Она улыбается. — Да у него нет ни единого шанса!

38

МАРШ К СОБОРУ

— Ты это серьезно сказала? — спрашивает Тодд, затягивая седельные ремни. Он говорит очень тихо и смотрит только на свои руки. — Про то, что у мэра нет ни единого шанса?

Я пожимаю плечами:

— Но ведь помогло же.

Он улыбается:

— Мне надо поговорить со стражниками. — Он кивает на Ли, который стоит в сторонке и, сунув руки в карманы, с недовольным видом наблюдает за нами. — Ты с ним полегче, ладно?

Он машет Ли рукой и направляется к нашему конвою из семерых солдат, столпившихся у ворот. Ли подходит ко мне.

— Ты точно знаешь, что делаешь? — спрашивает он.

— Нет. Но я верю Тодду.

Он громко выдыхает воздух через нос, опускает голову и пытается выровнять свой Шум.

— Ты его любишь, — говорит он. Не вопросительно, а констатируя факт.

— Люблю, — отвечаю я. Тоже констатируя факт.

— Как друга… или?..

Мы оба смотрим на Тодда. Размахивая руками, он объясняет солдатам наш план и их дальнейшие действия.

Он выглядит как настоящий вожак.

— Виола?

Я оборачиваюсь:

— Ли, ты должен как можно скорее найти «Ответ».

Он хмурится:

— Они могут не поверить мне насчет госпожи Койл. Люди возлагают на нее большие надежды.

— А ты думай об этом так, — говорю я, осторожно берясь за поводья лошади. Жеребенок? спрашивает она, тоже не сводя глаз с Тодда. — Если ты сможешь их найти, а мы схватим мэра, сегодня весь этот ужас закончится.

Ли щурится на солнце:

— А если не схватите?

Я пытаюсь улыбнуться:

— Ну, тогда тебе придется нас спасать!

Он тоже кое-как выдавливает улыбку.

— Мы готовы, — объявляет Тодд, возвращаясь к нам.

— Ну, вперед, — говорю я.

Тодд протягивает руку Ли:

— Удачи.

— И вам, — говорит Ли, пожимая ему руку.

Но смотрит лишь на меня.

Как только Ли скрывается в лесу — он должен будет срезать путь через холмы и первым добраться до «Ответа», — мы отправляемся в путь — к собору. Тодд ведет за поводья Ангаррад, которая без конца твердит жеребенок жеребенок, беспокоясь из-за нового наездника. Тодд бормочет что-то ласковое и успокаивающее ей на ухо, гладит ее по носу и гриве.

— Как самочувствие? — спрашивает он, когда мы подходим к первым женским общежитиям.

— Ноги болят, — говорю я. — И голова. — Потираю ладонью рукав, под которым прячется железный обруч. — И рука тоже.

— А в остальном? — улыбается Тодд.

Я поглядываю на стражников, марширующих вокруг нас, как настоящий конвой: Иван впереди, двое сзади, двое слева и двое справа.

— Ты в самом деле веришь, что мы его схватим? — спрашиваю я Тодда.

Он смеется:

— Все равно мы уже идем, так?

Да, мы идем.

По дороге, ведущей прямо в сердце Нью-Прентисстауна.

— Давайте быстрее, — уже громче говорит Тодд.

Стражники прибавляют шагу.

— Все ушли, — шепчет один из солдат с огненно-рыжими волосами, когда мы проходим по густо застроенным кварталам.

Зданий вокруг становится все больше и больше. Зданий, но не людей.

— Не ушли, — отвечает рыжему другой, с большим животом. — Прячутся.

— Без армии как-то жутко, — продолжает рыжий. — Без солдат, марширующих по улицам…

— Теперь мы тут маршируем, рядовой, — говорит Иван. — Мы — тоже солдаты.

Мы проходим мимо домов с закрытыми ставнями и лавок с занавешенными витринами, мимо безлюдных улиц — ни пешеходов, ни мопедов, ни телег. Из-за закрытых дверей вырывается Шум, но он вполовину тише обычного.

И пропитан страхом.

— Они знают, что дело неладно, — говорит Тодд. — Почуяли приближение войны, которой так давно ждали.

Я оглядываюсь по сторонам. Окна вокруг темные, нигде ни единого любопытного лица — никому не интересно, что это за девчонку с переломанными ногами везут на лошади в центр города.

А потом дорога поворачивает, и впереди возникает собор.

— Ох ты надо ж! — охает рыжий, и все резко останавливаются.

— Вы умудрились выжить после такого?! — спрашивает пузатый Тодда. — Похоже, на вас и впрямь Божье благословение.

Колокольня уцелела, но едва балансирует на вершине шаткой лестницы из кирпичей. Две стены главного здания тоже стоят нетронутые, включая ту, в которой было круглое витражное окно.

Но все остальное…

Все остальное превратилось в груду камней и пыли.

Даже сзади видно, что большая часть крыши провалилась внутрь, а остальные две стены вышибло на дорогу и площадь перед собором. Арки опасно накренились, двери сорвало с петель, внутреннее убранство лежит на виду у всех, сверкая в последних лучах заходящего солнца.

И нигде ни одного солдата.

— Его что, никто не охраняет? — спрашивает рыжий.

— Очень на него похоже, — отвечает Тодд, разглядывая собор и словно надеясь увидеть внутри мэра.

— Если он вообще там, — добавляет Иван.

— Там, — кивает Тодд. — Поверьте мне на слово.

Рыжий начинает пятиться.

— Нет уж, я туда не пойду, — бормочет он. — Это самоубийство. Я не пойду.

Бросив на собор последний перепуганный взгляд, он кидается наутек по улице, которой мы пришли.

Тодд вздыхает:

— Кто еще?

Солдаты переглядываются, гадая, зачем вообще сюда пришли.

— Он и вас заклеймит, — говорит Иван, кивая на меня.

Я задираю рукав и показываю всем железный браслет. Кожа вокруг все еще красная и горячая. Похоже, инфекция попала, и целебные кремы с ней не справляются.

— А потом превратит вас в рабов! — продолжает Иван. — Не знаю, как вы, а я не за этим пошел в солдаты.

— И зачем же? — спрашивает его один из стражников, хотя ответа явно слышать не хочет.

— Мы его схватим и станем героями, — говорит Иван.

— Героями с лекарством, — кивает пузатый. — А тот, кто распоряжается лекарством…

— Хватит разговоров, — перебивает его Тодд, и я слышу в его Шуме неловкость и недовольство словами пузатого. — Вы готовы помочь или нет?

Солдаты переглядываются.

И вдруг Тодд повышает голос.

Повышает так, что его вопрос звучит как приказ.

Повышает так, что даже я вскидываю голову.

— Я спросил: вы готовы?

— Да, сэр! — хором выкрикивают стражники и удивленно переглядываются, как будто сами не ожидали от себя такого ответа.

— Тогда вперед!

И солдаты снова начинают печатать шаг по мелкому гравию — вниз по небольшому склону, к собору, который становится все ближе и больше.

За деревьями слева от нас возникают холмы на южном горизонте.