Дмитрий Емец - Глоток огня
Наста не склонна была к абстрактным суждениям. Она не доверяла мысли, не подкрепленной действием. В следующий миг она уже дергала рукав, высвобождая нерпь. Коснулась кентавра. Хрипло крикнула, вызывая Макса и девицу Штопочку. Макс еще искал арбалет; Штопочка, сматывая бич, еще только спешила к пегасне, а Наста уже выскочила за ворота и, увязая в мокрой земле, побежала. Несколько раз споткнулась. Один раз упала. Вскоре она уже знала, что человек, бредущий с пегом, – Меркурий. А еще через минуту, задыхаясь, подбежала к нему.
Меркурий шел, сильно хромая. Каждый шаг давался ему с трудом. Он делал его рывком, закусив губу, точно выдергивал из бедра вонзившееся шило. Сумка грузно покачивалась у него на боку. Меркурий был смертельно уставший, осунувшийся. Нос широк как у льва, ноздри набиты какими-то тряпочками. Кровь уже не алая, а бурая. Высохла. На висках – капли пота. В бороде застряли сосульки, внутри которых что-то желтеет. Наста присмотрелась. Песок.
Таким же уставшим выглядел и Цезарь. Было непонятно, идет ли пег потому, что его ведет Меркурий, или Меркурий идет потому, что держит жеребца под уздцы. Меркурий устало поднял голову. Увидел Насту.
– Идем. Проводишь. Меня. Я сильно ушиб. Ногу, – сказал он.
– Почему вы не в седле?
Меркурий чуть приподнял руки. Попытался улыбнуться:
– Упал. Не смог залезть. Смешно. Самому.
– Там берсерки.
– Эльбы их предупредили. Когда проходил. Болото. Но. Не суются. Закладка опасна для гиел.
Меркурий покачнулся, но устоял и шагнул вперед.
– Вам больно?
– Пока. Не очень. Шок.
– А потом?
Меркурий не ответил. Вопрос, с его точки зрения, был бессмысленный. Пройдя шагов десять, он остановился, снял с плеча сумку и перевесил ее на плечо Насты. Ту даже в сторону накренило – такой тяжелой она была.
– Отнесешь. В Лабиринт. Поставишь у главной закладки. Лучше. Чтобы касалось. Все. Ясно, – сказал он.
– Я не смогу подойти к закладке, – торопливо сказала Наста.
– Придумай. Что-нибудь. Беги. В сумку не заглядывать. Закладки. Голой рукой. Не касаться.
– А то сольюсь? – уточнила Наста.
– Нет. Умрешь.
Наста шмыгнула носом и небрежным толчком локтя загнала тяжелую сумку за спину.
– Погоди, – окликнул ее Меркурий.
Наста остановилась.
– Еще забыл. Важное. Там на двушке. Я кого-то видел. Далеко. Не рассмотрел. Кто. Проверь. Кто еще в нырке.
– Никого, – уверенно сказала Наста.
– Ты. Проверь. Место было. Нетипичное. За закладками туда. Не ныряют… Беги.
Наста неуклюже побежала по влажному полю. Навстречу ей от ворот уже мчался Макс с тяжеленным арбалетом в руках, а со стороны пегасни, спеша набрать высоту, на Звере неслась Штопочка. На Штопочке – телогрейка с торчащей ватой, бейсболка, одетая козырьком назад, в зубах закушен фильтр от снесенной ветром сигареты, в правой руке – бич, а во всей фигуре – столько готовности принять бой, что смотреть и то страшновато.
Берсерки, которых в небе было уже двое, углядев сверху Штопочку и Макса, не приняв бой, неторопливо скрылись в тучах. Особой спешки в их действиях не было. Преимущество в высоте оставалось за ними. Из арбалета их не достанешь, а Штопочке быстро не подняться. Берсеркам уже ясно было, что Меркурий проскочил. Связываться же со Штопочкой и Максом не входило в их планы. И не потому, что трусили. Трусов Тилль у себя не держал. Просто берсерки хорошо понимали математику боя и все его риски. Красивые жены, коттеджи, дорогие машины, все жизненные удовольствия, псиос. Это на одной чаше весов. А на другой – бешеные шныры, которые ставят на карту все и у которых нет ни удовольствий, ни особняков, ни псиоса. В общем, маньяки! А с маньяками есть смысл схватываться лишь тогда, когда в сумке у них закладка. А если закладки нет – пусть маньячат себе по своей программе.
Наста была уже в ШНыре. Спешила к Лабиринту. Вот уже дохнуло на нее разогретым на солнце самшитом. Сумкой она задела шиповник. Сгоряча дернула. Посыпались, выворачивая лепестки, обмякшие розы. Завертелись перед глазами потревоженные майские жуки. Наста неслась, торопясь поскорее оказаться у главной закладки. Лабиринту спешка не нравилась. Он требовал к себе уважения. Акация кололась. Виноград вцеплялся в волосы. Тесные ветки лавра преграждали путь. Уверенная, что хорошо ориентируется, Наста петляла, пока грудь ее не уткнулась в толстый можжевеловый ствол. Только тогда она остановилась, удивленно уставившись на него. Ствола этого она никогда раньше не видела, древность же его говорила о том, что последние лет триста он был все на том же месте.
Наста метнулась назад. Повернула. Опять повернула. И опять уткнулась, но на этот раз уже не в ствол, а просто в тупик, которого здесь, по ее расчетам, никак быть не могло.
«Заблудилась!» – поняла она и, заставляя себя успокоиться, начала распутывать путь.
Здесь она, кажется, проходила? Или нет? Зеленые стены казались ей неотличимо одинаковыми. Вокруг все цвело, благоухало. Летали бабочки, ползали пчелы. Тяжелые шмели толкались в ветках, добираясь до дальних цветов.
«Три поворота налево не бывает… Да, точно! Потому что замкнется квадрат! То есть, если я поверну два раза налево, то потом надо направо… Ну и что из того? А если я с самого начала повернула не туда?.. Стоп, здесь я, кажется, уже была. Опять этот можжевеловый ствол. Или это уже другой?»
То ускоряясь, то останавливаясь и застывая, Наста пробродила около часа. Теперь она мечтала найти если не каменный фонтан, то хотя бы выход. Однако и этого она уже не могла сделать.
Попыталась связаться по кентавру, но спохватилась, что ее засмеют. Да и что она скажет? Что заблудилась? А где? Как опишет место? Справа стенка, слева стенка и вокруг все такое зелененькое?! Ах да, пчелка летит! Очень важная деталь! Наста вспомнила историю, что кто-то пробродил в Лабиринте неделю. Все это время он питался гусеницами и бутонами роз, и когда его обнаружили, то он сам едва ли не жужжал, путая себя со шмелем.
Напрасно Наста подпрыгивала, чтобы определить, где находится. Ближе к входу? Или ближе к фонтану? Увы, даже это понять было невозможно. Даже ее попытки забраться на можжевеловый ствол ни к чему не привели, потому что к тому времени и можжевеловый ствол она уже потеряла, а искать место, где она его потеряла, чтобы по дороге еще раз сбиться с пути, было вариантом бессмысленным.
«Сейчас я закрою глаза! – сказала себе Наста. – И пойду ощупью! Это, конечно, глупо, но не глупее, чем все остальное! Если у меня и были до этого какие-то более правильные идеи, они себя не оправдали!»
Она закрыла глаза и тронулась, раскинув руки и ощупывая открытыми ладонями зеленые стены. Временами Наста во что-то утыкалась, наудачу поворачивала, опять утыкалась. Тяжелая сумка с закладкой тянула ее все время на одну сторону, и поэтому вправо она поворачивала несколько чаще, чем влево, поскольку и сама кренилась туда же.
Неожиданно вытянутая рука Насты коснулась чего-то непохожего на растительность, стала удивленно шарить, поползла выше и ухватилась за что-то выступающее, теплое, но на самом кончике холодное и довольно твердое. Наста начала любознательно щупать.
– Нос мой отпустила! – кисло сказал кто-то.
Наста с воплем отпрыгнула, и тотчас тяжелая сумка, давно дожидавшаяся этого мгновения, толкнув под колени, утянула ее вниз. Перед ней, скрестив на груди руки, стояла Алиса.
– Я тебя ищу, а ты меня за нос! – сказала она вполне мирно. – Меня, между прочим, на поиски отправили… Не понимаю, как тут можно потеряться? Как же ты раньше здесь ходила?
– По ориентирам… А потом где-то сбилась и…
– Ясно, – насмешливо сказала Алиса. – А просто по сторонам посмотреть нельзя?.. Смотри, даже цветы дорогу показывают!
– Что они показывают?
– Ну вот смотри… Видишь, лавр и акация опутаны усиками винограда? Как бы связаны вместе? И причем не что-нибудь, а центральные стволы! Это подсказка! И две одинаковые розы тоже подсказка!
– На шиповнике? Да они все одинаковые!
– Только на первый взгляд. На самом деле одинаковых роз очень мало… не больше, чем близнецов среди людей.
– Значит, нам сюда?
– Да!
Они свернули и пошли. Метров через десять жадно озирающаяся Наста остановилась и закричала:
– Две одинаковые розы! Вот! Значит, нам сюда!
– Нет, не сюда! – едва взглянув, сказала Алиса.
– Почему?
– Потому что на розах черные мелкие жучки. Если хоть один жучок есть – подсказка обнуляется. И тут еще виноград, смотри, недозрелый и вялый. А там, где проход к закладке, он всегда как налитой…
– Все, вдова! Тихо! У меня мозги вскипают от твоих подробностей. Мне надо совсем просто! – сказала Наста.
Алиса усмехнулась:
– Ну тогда вот еще вариант! Если кустарник одного вида повторяется по четной схеме, а, допустим, лавр или акация по нечетной, то четная схема главнее, при условии, что насекомые не указывают обратного.
