Владислав Крапивин - Бабочка на штанге (Стальной волосок-3)
А третий, вскочив, яростно орал:
— Парус! Парус!!
Конечно, мой крик опоздал. Несколько взрослых людей (прошедших огонь, воду и вихри многомерных пространств) уже держали на уровне плеч тугую растянутую парусину. Ян, Левушка, Влад, Валентин Валентиныч, взявшийся откуда-то дядя Игорь. И я держал, и Шарнирчик, и еще несколько ребят…
Тело Чибиса ушло в упругость паруса, подлетело, упало снова и оказалось лежащим на ткани, расстеленной поверх травы.
Я упал рядом с Чибисом на колени. И Ринка. И Ян…
— Не трогать! — рявкнул Ян, когда я хотел схватить Чибиса за плечи. Осторожно повел прямыми ладонями над Чибисом, который лежал навзничь, с закрытыми глазами. Раз повел, другой… Чибис медленно поднял веки…
— Ну? — шепотом спросил Ян.
Чибис ответил таким же шепотом:
— Нормально…
— А ребра? — осторожно спросила Ринка и тихонько взяла Чибиса за бок.
— А-а-а? — Чибис вскочил как на горячей сковородке.
Это вызвало короткую панику. У всех, кроме меня. Я выгнулся от хохота:
— Он же боится щекотки! Пуще всего на свете!
Конечно, это был нервная разрядка. Я смеялся и не мог остановиться. Ринка брызнула мне в лицо из оказавшейся под рукой бутылки с вонючей минералкой. И я не знаю, чем бы всё это кончилось, но вдруг упала мягкая тишина. И раздалась музыка. Негромкая, но слышная всему поселку. Перезвон колокольчиков. И сразу угадались в нем слова:
Тронет пружинку стальной волосок,
Снова проснется знакомый вальсок
Полдень звенит,
Ясен зенит…
Это на башне играли часы, у которых давно уже не было музыкального механизма.
У меня перепутывается в голове, когда вспоминаю, что было дальше.
…Множество разговоров, споров, восклицаний… Валентин Валентиныч привел поселкового врача (усатого длинного дяденьку), чтобы тот осмотрел Чибиса: нет ли каких-нибудь скрытых переломов, растяжений и гематом. Врач вытряхнул Чибиса из рубашки. Тот опять завопил, что боится щекотки. Врач сказал, что надерет ему уши. Чибис пообещал снова забраться к часам, если его не оставят в покое.
— Похоже, что пациент в пределах нормы, — пришел к выводу медик. Однако для подстраховки все же смазал йодом на локтях и коленях Чибиса мелкие ссадины.
Но не все были «в пределах нормы». Оказалось, что пострадал Шарнирчик. Когда растягивали парус, Шарнирчик сильно качнулся назад, его ступня подвернулась, и нога — тонкая дюралевая трубка — надломилась там, где у нормальных людей щиколотка. Не знаю уж, почему так вышло. Видать, японская фирма допустила брак (некондиционный продукт).
Шарнирчик сидел в сурепке, держался за ногу и скулил. Как первоклассник, запнувшийся за кирпич.
— Ну, хватит ныть, — сказал Ян. — Приедем домой и починим…
— Ага, а сколько терпеть-то… Больно же…
— Тебе — больно? — изумился Ян.
— А ты думал!..
— Великий ВИП… — выдохнул Ян. И зачесал в затылке.
Костик по прозвищу Железкин тронул меня за плечо:
— Клим, дай мне твой ключ на полчасика. Надо открыть люк…
Я не понял, какой люк. Мне было не до того. Молча протянул Железкину ключик со стальным волоском. Железкин и еще несколько ребят быстро погрузили Шарнирчика в тачку (вроде той, что мы нашли в будке).
— Щас мы его вылечим!
— Правда, вылечите? — обрадовался Ян. — Ребята смогут доставить его домой в поезде?
— Нечего делать… — сказал Железкин.
— Тогда мы поехали. В городе куча дел… Люди, в машину!
Ян, Левушка и Влад укатили. Валентин Валентиныч и дядя Игорь ушли. Железкин с ребятами лихо увез в тачке Шарнирчика — тот уже не скулил, только вертел головой. Мы с Чибисом поглядели друг на друга. Оба понимали: пора остаться вдвоем — для каких-то важных слов. Но неловко было: рядом стояла Ринка, и получилось бы, что у нас от нее секреты.
В этот момент примчались несколько малышей. Они кричали, что куклы в Пуппельхаусе совсем посходили с ума: не слушаются кукловодов и «творят, что хотят»!
С ними и раньше бывало такое: не подчинялись гравитации, устраивали споры во время репетиций и хулиганили. Но до сих пор это случалось внутри Пуппельхауса, а нынче они начали разбегаться из сарая. Носились по окрестностям, прятались в траве, выскакивали на лужайку и задирали головы к верхушке башни. Видимо, Агейкина улыба вливала в них дополнительную энергию.
Чибис так и сказал.
Но Ринка заявила, что с этой энергией они вскоре разбегутся по всему поселку — ищи-свищи…
Пришлось гоняться за тряпично-бумажнымии актерами и загонять их в коробки и чемоданы.
На это дело ушло полчаса. Когда облава закончилась, появились Железкин, Шарнирчик и компания. Шарнирчик бодро топал своим ходом. На его щиколотке желтел широкий браслет — из пластмассы или каучука.
— Во! — сказал он и повертел ногой.
Железкин протянул мне ключик. Я сказал:
— Сначала повесь на место замок…
Тяжелый замок от колодезного люка прилип к животу Железкина, а тот и забыл про него, не чувствовал.
— Ой!.. — Костик хлопнул по замку и пустился, было, снова к великанскому колесу.
Чибис спросил ему вслед:
— Как это вы сумели вылечить Шарнира? Дюраль ведь не поддается сварке…
— А мы не сваривали, — оглянувшись, объяснил Костик. — Мы его водой…
Оказалось, они открыли ключиком замок на строго-настрого запертом люке под колесом, обвязали Шарнирчика под мышками веревкой и спустили в колодец. Воды в нем было ниже колен, однако Шарнирчику хватило побултыхать там сломанной ногой.
— Вода-то не простая, — напомнил Железкин. — Мы¸ правда, боялись, что на Шарнирчика она не подействует, но оказалось, что он живой не хуже нас…
— Да! — гордо подтвердил Шарнирчик. — Теперь есть доказательства. — Он снова повертел ногой, привычно поддернул трусы и заспешил: — Железкин, пойдем! Ты обещал сфоткать меня на том трехколесном велосипеде…
Они все опять ускакали. А Ринку окликнула из Пуппельхауса беспокойная малышня. И случилось наконец так, что мы с Чибисом оказались один на один.
Мы лежали рядом на парусине, смотрели на желтые груды облаков. Люди, которые были неподалеку, ходили осторожно, говорили негромко. Видимо, не хотели тревожить нас.
Орали во дворах петухи. Бестолковые здесь петухи, орут, когда вздумается, днем и ночью, без расписания.
Солнце жарило наши руки-ноги, грело сквозь рубашки животы и плечи, однако на лица падала тень от ближнего клена, и нам был хорошо.
Чибис повозился, согнул ноги, нацелившись в небо перемазанными йодом коленками. Сунул под затылок ладони и сказал:
— Клим…
— Что? — отозвался я, весь пропитанный солнечным теплом.
— Как ты думаешь, почему я с тобой поссорился?
— Потому что был дурак, — сказал я, не боясь поссориться снова.
— Нет. То есть да, но… не поэтому. Я думал, что, когда люди поругаются, им легче будет расставаться…
И все было по-прежнему: лучи, облака, петушиные крики, лето и зелень. Но ожидание новой тоски сразу прошло по мне, как озноб. И я… И я сказал очень спокойно:
— Как это «расставаться»?
— Клим, я скоро уеду…
«Чибис, не надо!!» И я сказал с прежним спокойствием:
— Куда?..
— Во Владивосток…
Я сразу понял — это насовсем. И все же спросил, защищаясь дурацкой своей невозмутимостью от беды:
— Надолго?
— Ну… вообще. Жить…
Тогда я не выдержал. Рывком повернулся набок, уперся локтем. Чибис по-прежнему лежал навзничь и смотрел вверх. На ресницах горели солнечные точки.
— Чибис, не надо…
Он шевельнулся.
— Ну, а что я могу сделать? Меня не спросили…
— Чибис, а что случилось?
Он шевельнулся опять.
— Да в общем-то… ничего плохого. Наоборот… Мама в поезде познакомилась с одним моряком. С тихоокеанским. И решили пожениться… Это давно еще, зимой. Только мне она не говорила… А месяц назад сказала…
— А ты?
— Ну… я же не враг ее судьбе…
— Ты поэтому и ходил в июле такой… непонятный?
— Разве непонятный?
— Да…
— Помнишь, я обрадовался, когда ты сказал, что поедете на машине в Крым? Я думал: ты уедешь, и я, когда тебя не будет, уеду тоже. Ну, без лишних прощаний… А ты остался… И я не выдержал. Решил, что лучше поругаться, чем… это… терзаться всякими прощаниями.
— Дурак… — опять сказал я.
