Борис Батыршин - Коптский крест
— Сават[126]? — спросил Олег Иванович, кивнув на борца. Никонов кивнул:
— Да, его еще называют «французская ножная борьба». Милейший барон буквально помешан на этой галльской забаве и все мечтает сочетать ее с фехтованием – надеется создать идеальную методу ближнего боя. Я-то отношусь к этому скептически – по мне, фехтование должно оставаться чистым искусством, на манер балета. В конце концов, на поле боя теперь царствуют винтовка и револьвер, а клинок – это средство поддержания благородства души, а не достижения победы.
Олег Иванович слегка наклонил голову в знак согласия – его внимание привлекли пары, упражняющиеся в центре зала, на больших белых кругах, нанесенных прямо на тёмный паркет. Первая пара фехтовала на классических эспадронах; а вот бойцы второй орудовали широкими испанскими шпагами со сложными, переплетенными эфесами. Один из них держал в левой руке ещё и кинжал, но управлялся с ним несколько скованно. В отличие от партнера, фехтовальщик стоял в левой стойке; рука с кинжалом была поднята на уровень глаз. Шпагу боец держал много ниже, направив клинок в пояс противнику. При всякой атаке он норовил отвести клинок партнера кинжалом, после чего делал длинный шаг правой ногой «вперед – в сторону», и глубоко припадал на правую ногу; клинок шпаги при этом нацеливался «снизу-вверх», наискось, точно в гортань визави. Бойцы повторяли эту связку раз за разом; прием никак не давался. Боец с кинжалом каждого повтора с досадой мотал головой.
— Анри, мон шер, вы машете дагой[127], как хитровский мизерабль кухонным ножом! Так нельзя, право же! Это благородное искусство, а не кабацкая поножовщина! — выговаривал неловкому фехтовальщику тренер – высокий, статный мужчина. Его могучий торс выделялся среди посетителей зала, являя собой некий гибрид классических цирковых борцов поколения Поддубного и знаменитого «дяди Вани» (Ивана Лебедева) – и кабальеро с испанской острой бородкой, залысинами и закрученными вверх усиками. Последнее сходство усиливало еще и загорелое лицо, а также кавалерийский стек, служивший, видимо, указкой и напоминанием для нерадивых учеников.
— Приветствую вас, дорогой барон, — Никонов слегка поклонился тренеру. — Прошу, Олег Иванович, это хозяин клуба – барон Корф, ротмистр Конной Гвардии и мой добрый знакомый. А это – господин Семенов, недавно приехал к нам из Русской Америки, а уже успел удивить московских циклистов. Олег Иванович выразил желание посетить ваш клуб, барон – так что позвольте представить вас друг другу.
Глава тридцать шестая
— Ух ты! Ну и полыхнуло! У меня до сих пор круги перед глазами! — пробубнил в противогаз Николка, выходя из портала. — Ну, и где это мы?
Мальчики стояли в низком помещении с серыми, цементными стенами. Вдоль стен выстроились жестяные шкафчики; двери иных были распахнуты, а то и вовсе отсутствовали. Вдоль шкафчиков тянулась длинная скамья в одну доску, крашеная когда-то в салатовый цвет; краска облупилась и пошла пузырями. Все вокруг было покрыто толстым слоем пыли; под потолком висела заросшая серыми хлопьями электрическая лампочка в решетчатом колпаке.
Ваня огляделся, потом решительно стащил противогаз.
— Все, Никол, снимай эту хрень. Здесь не воняет. Мы, похоже, уже в нашем времени… вот, смотри! — И Ваня показал спутнику на дверку шкафа. На крашеной некогда жести можно было различить полустертую надпись, сделанную по трафарету жёлтой краской: «М…ков…ий мет…лит…н».
— «Московский метрополитен»! Выходит, мы с тобой в метро. Ну, это железная дорога такая, подземная – помнишь, я тебе рассказывал? У нас она под всей Москвой.
— Что-то не похоже, — отозвался Николка, сдирая с лица опостылевшую маску. Он, конечно, помнил рассказы своего товарища – Ваня даже показывал фотографии огромных, роскошных, как дворцы, станций, украшенных мрамором, мозаикой и полированным металлом. Но пыльная кладовая, в которой они стояли, ничуть не напоминала это подземное великолепие.
— Да нет, точно – какая-то подсобка метровских работяг. Только здесь давно никто не был – видишь? — Иван провел пальцем по скамье, и на перчатке остался толстый слой пыли. — Наверное, уже много лет прошло… может, заброшенная станция? Я про такие читал.
Мальчик опасливо огляделся. О метро ходило немало жутких слухов – от крыс-мутантов, до секретных веток, построенных еще при Сталине, где пачками пропадали бомжи и неосторожные диггеры. Комната подозрительно напоминала интерьеры компьютерной игры «Метро-2033», так что Ване было слегка не по себе. Он торопливо стащил неудобные перчатки и ощупал подсумок на бедре – «Галан» был на месте. Иван, конечно, понимал: случись что серьезное, антикварный револьвер вряд ли поможет, но всё же – оружие придавало уверенности. Неудержимо тянуло извлечь револьвер и взвести курок; но Ваня сдержался, не желая тревожить спутника.
Николка завозился, запихивая противогаз в сумку; за ним последовали перчатки. Очень хотелось и вовсе снять ОЗК – за время скитаний в подземельях старой Москвы, резиновый костюм надоем ему хуже горькой редьки, но гимназист мужественно терпел.
Ваня оглядел стены – луч фонаря уперся в запыленный донельзя выключатель. Мальчик щелкнул рычажком, и лампочка под потолком вспыхнула; слабый свет с трудом пробивался сквозь наросты пыли.
— Здорово! — восхитился Иван. Смотри-ка, ток есть! Давай фонари погасим, батареи побережем – а то мало ли что…
В свете старой лампочки, бытовка выглядела уже не так зловеще – скорее, мирно и обыденно. Мальчики прошлись вдоль шкафчиков; некоторые были заперты, но хилые замки легко поддавались монтировке. Внутри было, по большей части, пусто. Кое-где висели старые, в пятнах масла, спецовки; стояли по углам тяжелые рабочие башмаки и кирзачи с ремешками на коротких голенищах. Из одного шкафчика Ваня извлек плоскую коробку с массивным фонарем на толстом резиновом шланге; фонарь не горел, и мальчик засунул его на место.
Громко лязгнуло – Николка вытащил из шкафчика ребристую каску с брезентовым ремешком; на ней была та же надпись, что и на дверках. Под каской обнаружились пожелтевшие листки – когда Николка вытащил их и поднес к свету, те оказались свернутой в несколько раз газетой. Ваня оживился:
— Здорово! Ну-ка, что там?
— «За мир, за дружбу между народами!» — начал было Николка, но закашлялся – наглотался пыли.
— «…сегодня в „Правде“ публикуется постановление Комитета по международным Сталинским премиям за укрепление мира между народами. За выдающиеся заслуги в деле борьбы за сохранение и укрепление мира»… дальше читать? — переспросил мальчик, — Вань, а что такое – сталинские премии?
— Долго рассказывать, — буркнул Иван, отбирая у товарища газету. — Ну, если коротко – был правитель такой, диктатор – лет 60 назад… то есть будет, через… дай подумать… Да, через 50 лет – если считать от вашего 1886-го. Сталин его звали, Иосиф Виссарионович. В честь него и премия – Сталинская. Великий был человек, только ругают его сейчас всякие козлы…
— А за что ругают, раз великий? — продолжал настырный гимназист, но Ваня нетерпеливо махнул рукой:
— Некогда, потом расскажу. Смотри – газета «Московская правда», 21 декабря 1955 года. Ничего себе, раритетик!
— Так что, это, значит, мы не в вашем времени? А совсем в другом – его…1955-м году? И сейчас правит этот… как его… Сталин?
— Ну, это вряд ли, — покачал головой Иван. Видишь, бумага какая? — мальчик смял между пальцев уголок газетного листа, и тот рассыпался в труху. — Ей лет пятьдесят, наверное. Думаю, мы там, где надо – в 2014 году. Кстати, вот сейчас и проверим!
Иван положил газету на скамью и принялся расстегивать ОЗК. Вытащил смартфон – на экране появился значок сетевого соединения.
— Вот видишь? — обрадовался мальчик. — Точно, и дата правильная! «Мегафон» ловится, хотя всего одна ступенька. Ну-ка… И Ваня принялся быстро елозить пальцем по экрану.
— Ты смотри, даже вайфай[128] есть, Метросеть! Это мы, выходит, где-то на красной линии?
Николка прошелся вдоль рядов шкафчиков – за ними прятался похожий на жестяную улитку короб: вверх от него отходила толстая квадратная труба. Рядом с коробом нашлась дверь. Ручки на ней не было – вместо нее в пробитой в двух местах фанере болтался кусок толстого провода, скрученного жгутом. Мальчик опасливо потянул, и дверь с протяжным скрипом распахнулась.
Глава тридцать седьмая
— Однако, и задали вы мне работу, сударь! — Корф, переложив шпагу в левую руку, вытирал пот. — Давненько я так не фехтовал.
Олег Иванович нашел в себе силы только на то, чтобы кивнуть. Ноги его не держали; и лишь самолюбие не позволяло ему, доковыляв до стенки, рухнуть на скамейку. Схватка с бароном продолжалась около пяти минут, и эти минуты буквально высосали из него силы. Руки предательски дрожали; чтобы никто, не дай бог, этого не заметил, Олег Иванович небрежно (каким усилием далась эта небрежность!) сложил ладони на эфесе шпаги, упертой в носок туфли. Надо было что-то сказать – но он боялся что голос предательски собьется, выдавая усталость.
