Генри Ченселлор - Путешественник во времени
— Отомстить? — переспросил Том. — Кому и за что?
— Августу, за какие-то прошлые дела. Может, они и были лучшими друзьями, но каждый Кэтчер рано или поздно показывает истинное лицо. — Джос поморщился и бросил взгляд в сторону Кэтчер-холла. — Как эти, на холме. Поначалу они сама любезность, «как мы рады с вами познакомиться» и все такое, а потом ахнуть не успеешь, как окажешься за бортом.
Том промолчал. Он забыл об ультиматуме дона Жерваза. У Джоса осталось два дня на то, чтобы решить, продавать музей или нет, а он все никак не мог определиться.
— Честно говоря, Том, — просипел дядюшка, — даже если он отправился в Киргизию, Туркмению или еще в какое-нибудь не менее безумное место, в те времена это было опасным предприятием. Попасть туда было непросто, и к тому же в Советском Союзе не слишком приветливо относились к любопытствующим иностранцам. А он был уже стар, не забывай об этом. Я не удивлюсь, если его схватили как шпиона и… — Джос шумно вздохнул, — тихо избавились от него. Столкнули в пропасть, например. Такое порой случалось, видишь ли.
— А сапфир?
Глаза Джоса сверкнули из-под кустистых бровей.
— Ах да, сапфир. Совсем забыл. Ну, его никто никогда не видел, верно? Не уверен, что он вообще существовал, но если да, думаю, сэр Генри взял бы его с собой.
* * *Потом, когда Джос и Мелба отправились за покупками, Том вышел в музей и уставился на огромный макет Дрэгонпорта. До вечера было еще далеко, но в помещении уже темнело, и он едва различал крошечные дома и улицы. Его голова гудела от мыслей и предположений; хотя он уже не сомневался, что побывал в прошлом, в похожем на макет месте, его по-прежнему беспокоил ряд существенных вопросов. Как он там оказался? Что это за плетеный сундук? И возможно, самый важный: почему никто, кроме него самого, не счел это странным? Он словно превратился в двух разных человек с одинаковым именем и внешностью, а его жизнь обернулась причудливой игрой воображения, разворачивающейся одновременно в двух местах и в двух временах, прошлом и настоящем…
Том окинул взглядом потрепанных выцветших животных, мрачно смотревших из витрин. Может, они знают ответ; в конце концов, им должно быть любопытно, как Том, одиннадцатилетний мальчик, которого они знали как подручного Августа Кэтчера, вдруг объявился, ничуть не изменившись, сотней лет позже? Может, пора выяснить у них, что происходит, пора задать самые важные вопросы?
— Всем привет!
Голос эхом раскатился до самых дальних углов. Но ответом была тишина.
— Привет, — повторил он.
За его спиной послышался какой-то скрежет.
— На самом деле…
Том обернулся и увидел хобот мамонта, раскачивающийся прямо у него над ухом.
— На самом деле…
— Чш-ш-ш! — прошипела стена — точнее, анаконда.
— На самом деле, — с нажимом повторил гулкий шепот, — у нас тут принято правило, Том, гласящее, что мы не разговариваем при свете дня.
— О, простите, — виновато потупился Том.
— Но, — продолжил мамонт, — поскольку музей закрыт и даже в два часа дня в нем темно, как у крота под мышкой, я лично не вижу причин не сделать исключение. В конце концов, — произнес он громко, — правила существуют для того, чтобы их нарушать.
— Да будет так, — эхом отозвался с дерева орангутанг.
Том поднял взгляд на огромную голову мамонта и заметил, как тот подмигнул ему.
— Хорошо же, — неодобрительно прошипела анаконда, — но если кто-нибудь войдет, это будет на твоей совести.
— Ладно, старина, — пророкотал мамонт, разминая затекшие ноги. — Итак, Том, чем мы можем тебе помочь?
Том не знал, с чего начать… слишком многое ему хотелось выяснить. Тогда он решил спросить в лоб:
— Вы видели меня прежде?
Мамонт усмехнулся.
— Видели ли мы тебя прежде? О да, — пророкотал он. — Мы тебя знаем, Том.
— Я не имею в виду вчера, — продолжил мальчик, — или на прошлой неделе. Видели ли вы меня очень давно, скажем, на открытии музея сто лет тому назад?
— Верно, я тебя там помню, — улыбнулся орангутанг. — Хорошая была вечеринка!
Отлично, начало положено.
— Ладно, — медленно произнес Том, собираясь с мыслями. — Если я был тогда там и есть сейчас здесь, почему я не постарел? Вам не кажется это странным?
— А зачем тебе стареть? — проскрежетала дронт. — Разве я, по-твоему, постарела?
Мальчик замешкался, созерцая потрепанную птицу.
— Ну, не то чтобы очень. Но я другой, понимаете? Я живой.
— А мы, значит, нет? — спросил носач, выбираясь из своей витрины.
Он пробежал по залу, открывая дверцы одну за другой.
— Ты определенно пробыл здесь не меньше меня, мальчуган, — пропыхтела дронт, встопорщив перья, и сошла на пол. — А я — вымерший вид, знаешь ли.
Том отчаянно пытался понять.
— Но… но как такое возможно? Мне всего одиннадцать, мои родители в Монголии, я приехал сюда из школы. Я до сих пор даже ни разу не встречался с дядюшкой Джосом.
— Как скажешь, — произнес орангутанг, явно не убежденный. — И все же ты помощник мистера Кэтчера.
— Да, это так. Точнее, было так… но я не из прошлого! Я попал туда случайно. Я… я…
У Тома перехватило горло. Как же заставить их понять? Возможно, стоит рассказать все по порядку.
— Ну ладно, — начал он, глубоко вздохнув. — Предположим, просто предположим, что я объясню, почему вы видели меня раньше.
Он убедился, что внимание всего музея приковано к нему. Звери сидели в своих витринах или на них и терпеливо ждали продолжения.
— Давай же, — пророкотал мамонт.
— В том чулане под лестницей стоит плетеный сундук с двойным дном.
Дронт, изогнув шею, обернулась к чулану.
— С двойным дном? — переспросила она. — А что именно это значит?
— Ха-ха! Я знаю, что это такое, — объявил орангутанг. — Только не говори, что это ящик вроде тех, в каких у фокусников исчезают люди.
— Я говорю не о фокусах, — продолжил Том. — Если лечь в него, провалишься сквозь дно и полетишь, а потом окажешься в другом месте. В металлическом дорожном сундуке.
— В металлическом дорожном сундуке? — переспросил носач. — Значит, есть плетеный сундук и металлический, а между ними ничего нет?
— Именно так, — неуверенно ответил Том.
— Сундуки стоят один на другом? — спросил мамонт.
— Нет. Этого не может быть, потому что второй сундук стоит в кладовой Кэтчер-холла около ста лет назад. Совсем как на том макете.
Том показал на большой заснеженный макет Дрэгонпорта в углу.
— Так я и очутился в прошлом. Случайно вывалился из плетеного сундука. А затем я стал помощником Августа Кэтчера и побывал здесь на открытии музея. Вот как все было.
Вот, он это сказал. Новости были встречены ошеломленным молчанием, животные переводили взгляды с макета на чулан и обратно.
— Прошу прощения, — пропищал муравьед. — Должно быть, я что-то упустил. Так ты сказал, там есть тоннель?
— Нет. Ничего нет.
Дронт с недоумением посмотрела на него.
— И ты хочешь сказать, что действительно в это веришь?
— Да, верю.
— И ты нас не разыгрываешь?
— Нет.
— В таком случае, Том, — отрезала она, — боюсь, ты совершенно лишился рассудка. Как это прискорбно.
— Какая удивительная идея, — пророкотал мамонт.
Том вышел из себя. Он беспомощно окинул взглядом музей.
— Так… так вы мне не верите?
— Конечно нет! — завопил трубкозуб. — Какая чушь.
— Вздор и чепуха! — подхватил панголин.
— Хорошо же! — громко крикнул Том. — Тогда я вам докажу!
Он сердито направился к чулану и рывком распахнул дверь.
— Кто хочет пойти со мной?
— Куда именно? — пророкотал мамонт.
— Туда! — крикнул Том, махнув рукой в сторону зала и чувствуя, как кровь закипает в жилах. — В макет, в Прошлое, куда бы то ни было!
Почему они не понимают?
— Успокойся, старина, — попросил мамонт. — Не горячись.
— Бедняга тронулся, — прошептал муравьед.
— Слишком долго здесь торчал, — согласился осетр. — Я слышал, у иглобрюхов бывают похожие проблемы — они тоже считают, что могут съеживаться.
— Но, Том, старина, — протянул орангутанг, глядя на макет и задумчиво почесывая затылок. — Даже если бы мы тебе поверили, тебе не кажется, что мы слегка… великоваты?
— Не все мы, — услужливо подсказал муравьед. — Может, мышь или землеройка…
— Но ты не сможешь взять с собой землеройку, — объявил носач. — У них там — все за одного, один за всех, а их попросту слишком много.
— Но меньше, чем толпы, что пройдут по земле в Судный день! — пропищал кто-то.
— Видите, что я имею в виду? — спросил носач.
Том оглянулся и увидел рядок грызунов, сидящих на краю выдвижного ящика.
— Или вы не видите миллионы мышей, выстроившихся у врат? Или вы не слышите пения труб? — воззвал проповедник, поднимая костлявую лапку к потолку.
