Дмитрий Емец - Глоток огня
– А мне кажется: смысл истерики – в мольбе о помощи. Человек, устраивающий истерику, просит помочь ему, – возразила Рина.
– И чего же ты не помогла? – спросила Лара.
– Страшно стало.
Вымыв голову и переодевшись, Рина помчалась искать Ганича. Влада она, как Кавалерия и говорила, обнаружила в Зеленом Лабиринте. Он сидел на скамейке, уютно расположенной там, где самшит смыкался подковой, и увлеченно писал что-то в блокноте. Его тонкое лицо, освещенное мерцанием, разливавшимся от главной закладки, казалось очень вдохновенным. В эти мгновения Влад походил на поэта, творящего свое лучшее в жизни произведение. Он что-то черкал, вырывал листы, комкал их, бросал. Снова жадно начинал писать. Окажись здесь скульптор, он мог бы вылепить с Влада молодого Пушкина.
Одна из скомканных страниц упала Рине под ноги. Она подняла ее, развернула. На листе целовались два каких-то грубо нарисованных человечка. Одна из фигурок была в галстуке. У другой на юбке было нарисовано 10 % и большой знак вопроса.
«…предложить Ларе тысячу под десять процентов годовых. В договоре незаметно изменить «годовых» на «ежедневных». Когда откажется платить, согласиться на поцелуй, но не раньше, чем она вернет хотя бы тысячи две…»
– Сильно! – сказала Рина. – Да что там две тысячи! Ты младенцами бери! По младенцу на рубль долга! И все будут такие в галстучках разводить папу на деньги!
Влад испуганно вскинул голову и, увидев у нее в руках свой лист, бросился его вырывать. Рина, дразня его, не отдавала. Ганич все же отобрал, искоса взглянул, что там было написано, и, покраснев, разорвал бумажку в клочья.
– Чего тебе надо? – огрызнулся он.
– Надо шоколада. Но ты не дашь. Или нет – дашь, но я с тобой до конца жизни потом не расплачусь… Ладно, идем!
– Куда?
– Макса подменишь на осмотре зарядников… Если хочешь поговорить или протесты какие-то – все вопросы к Кавалерии.
Протестов у Ганича было море, а возражений еще больше, но Кавалерии он боялся, и Рина это прекрасно знала. Поэтому Влад грустно спрятал блокнотик, застегнул куртку и потащился за Риной, по дороге пытаясь выведать, почему Кавалерия выбрала именно его.
– Без понятия. Все вопросы к руководству, – монотонно отвечала Рина.
Опасаясь испачкать в грязи отутюженные брючки, Влад тащился по полю со скоростью черепахи, и на электричку они, конечно, опоздали. К тому времени оба уже замерзли на ветру, и пришлось заходить в ближайший к станции магазинчик, чтобы погреться.
Здесь Ганич поставил на место продавщицу, которая стала требовать у них чего-нибудь купить, а не торчать в магазине просто так.
– Прекрасно, девушка! Дайте мне конфет! – заявил Влад.
– Каких? У меня их шестьдесят видов! – сказала продавщица.
– Вот! Все шестьдесят видов по две конфетки! На каждый вид – отдельный пакет и кассовый чек! А если что-то не нравится – тогда жалобную книгу! – сказал Ганич.
Продавщица ушла за жалобной книгой, но по дороге что-то напутала и вернулась не с книгой, а с мрачным дядей в наколках, который, кивнув на дверь, довольно-таки еще добродушно пробасил:
– Вот что, ребятки… давайте по-хорошему!
На улице шныры снова быстро замерзли и завернули на этот раз в кафе.
Кафе было чистенькое, теплое. К этому времени Ганич успел надоесть Рине до тошноты, и, придвигая к себе меню, чтобы опять не подумали, что они греются бесплатно, она ласково спросила:
– Владичек! Если бы у тебя был выбор, что бы ты заказал – курицу или рыбу?
Ганич дрогнул веком. «Владичком» его называли редко, и как к этому относиться, он еще не выработал.
– Рыбу! – подумав, ответил он.
– Дайте мне, пожалуйста, курицу! – крикнула Рина официантке.
– Почему курицу? – удивился Влад.
– Потому что твой выбор стал определяющим! – объяснила Рина.
Официантка принесла курицу, и Рина поняла, что ошиблась. Курица была такой жесткой, словно при жизни участвовала в марафоне. Пока Рина ковыряла курицу, Ганич сидел напротив и ехидно на нее поглядывал. Рыбу он себе не стал заказывать из жадности, так что делать ему в кафе оказалось нечего, и он развлекался тем, что воровал салфетки и зубочистки, рассовывая их по карманам.
Под конец Ганич до того обнаглел, что перетаскал с ближайших столиков вообще все салфетки, и Рине не во что оказалось завернуть курицу, чтобы отнести ее вечером Гавру. Наконец подошло время бежать на электричку.
В электричке Гамов плюхнулся у окна на единственное свободное место и, хлопая глазами, стал смотреть на Рину.
– Ты же не против, что я сел? – спросил он.
– Конечно, нет! Я бы в краску никогда не уселась! – великодушно ответила Рина.
– В какую краску?!
– Ну или в мед… Я не разглядела, что там за лужа!
– А-а-а!
Ганич в ужасе подлетел на полметра, и освобожденное им место немедленно занял какой-то здоровячок, который, побив все рекорды, спустя двадцать секунд уже спал, культурно надвинув на глаза кепочку.
В Москве они связались с Максом по кентавру. Проверяльщик зарядных закладок стоял у вросшего в землю домика у эстакады Третьего кольца и соображал, каким образом забраться на гнилую крышу.
– Теперь это не твоя проблема, а вот его! – сказала Рина, кивнув на Ганича.
– Я не полезу на грязный дом! Пусть его сперва помоют! – заупрямился Ганич.
– Ау! – крикнула Рина. – Мойщики домов, ау! Да где же вы? Вас зовут!
Никто не отозвался. Над их головами, осыпая их мелким мусором и выдыхая газы, проезжали взбирающиеся на эстакаду машины.
– Надо же! Нет никого! – сказала Рина. – Мойщики, очевидно, помчались за швабрами.
Ганич потрогал стену дома указательным пальцем.
– Не полезу! К трубе вообще прикасаться нельзя! Я не хочу, чтобы рука сварилась! – повторил он, чуть не плача.
– Так не прикасайся. Так просто проверь.
– Запачкаюсь!
– Комбинезон надо было брать! Разделся до трусов, надел комбинезон. Что-то там сделал, опять разделся до трусов – и опять в костюмчик… Ну мы пошли! Не скучай!
И Рина схватила Макса за рукав, утаскивая его за собой.
Нину они отыскали довольно быстро. Она вместе с Фиа ходила по торговому центру. За ними таскал пакеты маленький мужчинка с обиженным лицом, подпрыгивающий от своей правоты. Правоты у него было столько, что весь мир ее не вмещал и оказывался перед ним виноват.
– Это Антон Антоныч! – представила Фиа.
Маленький мужчина подпрыгнул, чтобы показаться чуть выше.
– А он… – осторожно начала Рина.
– Да, – подтвердила Фиа. – Он тоже наш, из форта Дионисия! Ему принадлежат все документы мира, забытые в сканере!
– И в‑все? – заикнулся Макс.
Фиа уставилась на него с крайним удивлением:
– «И все?» Да это о-го-го сколько! Ты не представляешь, как много важных документов забывают в сканере!.. Сотни тысяч важных бумаг! Антон Антоныч мог бы купить этот торговый центр, если бы захотел!
Маленький мужчинка хихикнул и сделал два мелких прыжка.
– А зачем его покупать? Он и так мой! Они забыли в сканере свое свидетельство о собственности! – похвастался он.
Минут через десять, убедившись, что Макс с Риной никуда уходить не собираются, Антон Антоныч куда-то слинял, унося с собой свое обиженное лицо и один из пакетов.
– Уф! Наконец-то отвязались! – сказала Нина. – Приклеился ко мне и все ходит, ходит… И не пойму, чего хочет! Вроде как даже и не ухаживает… – добавила она торопливо, заметив, что Макс стал подозрительно багроветь, начиная поглядывать в ту сторону, куда удалился Антон Антоныч.
– Не догонишь уже! – сказала Фиа.
– Я не до-до-до… а болт из арбалета до-до-до… – уточнил Макс.
Нина погладила его по мощному предплечью. Она обожала, когда ее ревнуют.
– Да не ухаживает он, не ухаживает… Просто оглушенный, – пояснила она.
– Чем оглушенный? – удивилась Рина.
– Всем оглушенный, – вместо нее объяснила Фиа. – Он же недавно у нас! Жил себе мужик до сорока двух лет, работал в фирме по ремонту офисной техники. Принтеры чинил, компьютеры… А тут – бах! – занесло его к Дионисию в форт, подселили ему эля, и стал он повелителем сканеров! Теперь денег у него куры не клюют, времени свободного вагон, а на что его тратить, он не знает, и вот обиделся на весь мир, что только сейчас все это приобрел, а не в двадцать лет… В общем, если хочешь несчастного человека сделать еще несчастнее, дай ему много денег!
– Кстати, как там Белдо? Жив? – спросила Рина, слышавшая от Родиона, что у Дионисия Тиграновича неприятности с пнуйцами.
Фиа с Ниной смущенно переглянулись. Было заметно, что они что-то знают, но сказать не решаются.
– Говори ты, – сказала Фиа.
– Нет, ты! – отказалась Нина. – Чего сразу я? А тебя Белдо все же побаивается! И Млада с Владой тоже…
