Роберт Хайнлайн - Будет скафандр – будут и путешествия
Мистер ван Дювендюк оказался стройным высоким человеком. Пожав мне руку, он спросил:
– Насколько я понимаю, вы сын доктора Сэмюэла Рассела?
– Вы знаете моего отца, сэр?
– Встречались когда-то в Гааге.
Доктор Брук повернулся ко мне, – а когда Генеральный секретарь вошел в комнату, всего лишь небрежно кивнул ему:
– Ты парень Сэма Рассела?
– И вы его знаете тоже?
– Еще бы. Он же автор блестящего труда «К вопросу о статистической обработке неподробных данных».
Я никогда не имел понятия ни о том, что папа написал такую книгу, ни о том, что он был знаком с высшим должностным лицом Федерации. Иногда мне кажется, что папа очень эксцентричный человек.
Мистер ван Дювендюк подождал, пока ученые оторвутся от доски глотнуть воздуха, и спросил:
– Что-нибудь существенное, господа?
– Угу, – буркнул Брук.
– Блеск, да и только, – согласился Гиоми.
– Что же именно?
– Ну… – доктор Брук ткнул пальцем в одну из строчек на доске.
– Точно сказать пока не могу, но похоже на антигравитацию. А этот потомок римлян уверяет, что если развернуть принцип на девяносто градусов, мы получим формулу путешествия во времени.
– Совершенно верно!
– Но если он прав, то энергии нужно столько, что потребуется еще одна звезда. Хотя… – Брук впился взглядом в нацарапанные им на доске строчки. – Возможно разработать энергоблок, который влезет в ваш жилетный карман, а энергии давать будет больше, чем реактор в Брисбене.
– Это действительно возможно?
– Расспросите своих внуков, когда они подрастут. Раньше не получится, – проворчал Брук.
– Чем вы там расстроены, доктор Брук? – спросил мистер ван Дювендюк.
Теперь Брук зарычал:
– Небось, все засекретите? А я засекреченной математики на дух не переношу. Это позор!
Я навострил уши. Я ведь объяснял Материне все эти дела с секретностью, но своими объяснениями лишь шокировал ее. Я говорил, что Федерация должна хранить секреты, важные для ее безопасности, но она отказывалась меня понимать, сказав в заключение, что в конечном счете все это потеряет смысл.
– Я тоже не сторонник секретности в науке, – ответил Бруку Генеральный секретарь. – Но вынужден с ней мириться.
– Я так и знал, что вы это скажете!
– Одну минуту. Являются ли эти сведения собственностью правительства США?
– Разумеется, нет!
– Не принадлежат они и Федерации. Итак, вы продемонстрировали мне интересные математические выкладки. Но не могу же я вам запретить их публиковать. Они ваши.
– Нет, – покачал головой Брук. – Не мои. – Он указал на меня. – Его.
– Понятно. – Генеральный секретарь посмотрел на меня. – Как юрист, могу сказать вам следующее, молодой человек. Если вы желаете опубликовать эти данные, никто не сможет вам помешать сделать это.
– Но они не мои, я всего лишь доставил их.
– Все равно, кроме вас никто не может на них претендовать. Хотите ли вы их опубликовать, подписав, скажем, совместно в этими господами?
У меня сложилось впечатление, что ему очень хотелось увидеть эти данные опубликованными.
– Конечно. Но третьим именем должно стоять не мое, а… – я запнулся. Не подписывать же работу нотами? – Ну, скажем, доктора М. Т. Риня.
– Кто же это?
– Веганка. Но мы можем выдать это имя за китайское.
Генеральный секретарь продолжал задавать вопросы, прослушивать записи. Затем заказал разговор с Луной. Я знал, что это давно возможно, но никогда не думал, что доведется присутствовать при таком телефонном разговоре самому.
– Да, Генеральный секретарь… да, начальника базы, пожалуйста… Джим?.. Ничего не слышу… Джим, ты иногда проводишь учения… Я звоню неофициально, но не проверил ли бы ты долину… – Он обернулся ко мне, я быстро ответил, – долину сразу за хребтом к востоку от станции Томба. Совет Безопасности ничего не знает, это так, между нами. Но если ты устроишь там маневры, очень тебе советую послать большой отряд с оружием. Там могут встретиться гадюки, к тому же хорошо замаскированные. Ну, скажем, интуиция. Да, дети чувствуют себя прекрасно, и Беатриса тоже. Я позвоню Мэри, скажу ей, что беседовал с тобой.
Генеральный секретарь попросил меня оставить ему свой адрес. Я не мог сказать, когда окажусь дома, потому что не знал, как буду туда добираться. В общем, я собирался «голосовать» на шоссе, но не хотел сознаваться в этом. У мистера ван Дювендюка поползли вверх брови.
– Полагаю, что мы должны подбросить его домой, а, профессор?
– Это лишь часть того, что мы ему должны.
– Рассел, я понял из магнитной записи, что вы хотите стать космическим инженером.
– Да, сэр, то есть мистер секретарь.
– Вы не подумывали заняться юриспруденцией? В космосе ведь много инженеров, но мало юристов. А они нужны везде. Человек, хорошо изучивший космическое право, всегда найдет себе достойное место.
– Почему бы не овладеть обеими профессиями? – предложил Крошкин папа. – Не нравится мне эта современная сверхспециализация.
– Хорошая мысль, – согласился Генеральный секретарь. – Тогда он мог бы диктовать свои условия.
Я уже хотел сказать, что меня больше тянет к электронике, как вдруг понял, чем именно хотел бы заниматься.
– Не думаю, что две профессии сразу будут мне под силу.
– Не ерунди, – резко ответил профессор Рейсфелд.
– Не буду, сэр. Но я хочу заняться скафандрами. У меня есть кое-какие идеи по их усовершенствованию.
– Насколько я помню твой рассказ, тебе отказали в приеме во все хорошие колледжи. Так, так, – профессор Рейсфелд побарабанил пальцами по столу. – Ну, не глупо ли, мистер Генеральный секретарь? Парнишке легче попасть в Магеллановы облака, чем в колледж.
– Так что ж, профессор, поднажмем?
– Минуточку. – Профессор снял трубку. – Сузи, дайте мне президента Массачусетского технологического института. Знаю, что праздник… А мне плевать, в Бомбее он, или в своей постели… Вот и умница. – Он повернулся к нам. – Ничего, она его найдет.
Я смутился. Кто же откажется учиться в МТИ? Но денег на это нужно…
Зазвонил телефон.
– Говорит Рейсфелд. Привет, Оппи. В прошлый раз на вечере встречи ты вырвал у меня обещание предупреждать тебя каждый раз, когда у Брука начнется тик. Держись за кресло, – я насчитал двадцать один раз в минуту. Да, рекорд… Спокойно, спокойно, никого из твоих я и на порог не пущу, пока не получу от тебя свой кусок мяса. А если ты заведешь свою пластинку об «академических свободах и праве на информацию», я повешу трубку и позвоню в университет Беркли… Да нет, ничего особенного – всего лишь стипендию на четыре года, плюс всю стоимость обучения и содержания… Да не ори ты, ради бога, что у тебя, фондов нет? Ну так подчисть бухгалтерские книги… Нет, никаких намеков. Покупай кота в мешке, а то твоих ребят вообще не пущу… Что-что? Ну, точно, я тоже растратчик, а ты разве не знал? Погоди-ка, – профессор обернулся ко мне. – Ты посылал заявление?
– Да, сэр, но…
– Подними дело в приемной комиссии. Клиффорд К. Рассел. Пошли ему вызов на домашний адрес… Что? Да, готовь группу… Одно скажу – такого в истории не было, с тех пор как Ньютона стукнуло яблоком по голове. Это точно, я шантажист, а ты кабинетная крыса. Когда наукой-то займешься? Привет Белле. Пока.
Он повесил трубку.
– Вопрос решен. Слушай, Кип, я одного не пойму – зачем этим черволицым тварям понадобился именно я.
Я не знал, как объяснить ему. Только вчера он сам говорил мне, что занимался сопоставлением и анализом различных, несвязанных между собой сведений – о неопознанных летающих объектах, об оппозиции развитию космонавтики, о многих необъяснимых происшествиях. Такой человек, как он, своего всегда добьется и заставит себя слушать. Если у него и был недостаток, так это скромность, которую совсем не унаследовала Крошка.
Скажи я ему, что его интеллектуальное любопытство заставило понервничать тех космических пиратов, он только посмеялся бы. Поэтому я ответил:
– Они так и не сказали нам, сэр. Но я думаю, они считали вас достаточно важным человеком.
Мистер ван Дювендюк поднялся со стула.
– Ну что же, Рассел, вопрос о вашем образовании решен. Если я вам понадоблюсь, позвоните мне.
После его ухода я пытался поблагодарить профессора.
– Я рассчитывал заработать денег на учебу, сэр, прежде чем снова начнутся занятия.
– Это за оставшиеся-то две с половиной недели? Брось, Кип.
– Я имею в виду весь оставшийся год…
– Зачем же тебе год пропускать?
– Но я ведь все равно опоздал… – И вдруг я обратил внимание на зелень в саду, видную из окна. – Профессор… какое сегодня число?
– То есть как, какое? День труда[20], естественно. («…вернуть в пространство-время, из которого они пришли»).
Профессор выплеснул мне в лицо стакан воды.
– Ну как, пришел в себя?
– Пожалуй, да… Но мы же путешествовали несколько недель!
– Ты слишком много пережил, Кип, чтобы волноваться из-за такой ерунды. Можешь обсудить вопрос с близнецами, – он кивнул в сторону Гиоми и Брука, – но все равно ничего не поймешь. Я, во всяком случае, пока не понял.
