Алека Вольских - Мила Рудик и кристалл Фобоса
— Только я не понимаю, почему ты его так боишься, — нахмурившись, удивлялся Ромка. — Ты ведь дважды после сражения с ним выходила победителем. Честное слово, не понимаю…
Мила была благодарна небесам, что Ромка не понимает. Сообразив, что приятель не может даже догадываться о настоящих причинах ее страха, Мила подумала, что можно рискнуть и рассказать ему о своих видениях: возможно, хоть после этого он поверит, что Многолик жив.
— У меня были видения, — без лишних вступлений сказала она. — Дважды.
— Ты мне не говорила. — Кажется, в этот раз он все-таки обиделся.
— Ну раз ты такой мудрый, что смог понять, как сильно я боюсь Многолика, — заявила Мила, — то, надеюсь, поймешь, почему я тебе не говорила о своих видениях.
— И почему же? — недоверчиво поинтересовался Ромка.
В этот момент они оказались у ворот Львиного зева. Мила взялась рукой за ручку калитки, но открывать дверцу не спешила. Со вздохом она повернулась к Ромке и выложила как на духу:
— Потому, что это был Многолик. В своих видениях я дважды видела Многолика. Вполне живого, заметь. А если учесть, что мои видения всегда показывают мне мое собственное будущее, то раз уж я увидела его в зеркалах, значит, рано или поздно увижу и наяву. Примерно так.
После этих слов она открыла калитку и вошла во двор Львиного зева. Ромка шел следом. Молча они миновали мост надо рвом и приблизились к тамбуру с каменным львом на крыше. Хранитель безучастно зевал — до двух мрачных и хмурых меченосцев ему не было решительно никакого дела.
Мила уже взялась было за рычаг, который открывал двери, но ее остановил Ромкин голос:
— Подожди!
Мила обернулась и посмотрела на своего друга.
— Значит, старуха все-таки не видение? — уточнил он.
Мила отрицательно покачала головой.
— Угу, — промычал задумчиво Ромка. — Ты сказала, что видела Многолика в зеркалах?
Мила кивнула.
— Да, в зеркалах. Мое отражение оба раза исчезало, а на его месте появлялось лицо Многолика.
— И что он делал? — настойчиво продолжал расспрашивать Ромка.
— В смысле? — не поняла Мила.
— В прямом смысле! Когда ты его видела, что он делал?
— Ничего он не делал. Смотрел на меня из зеркала и презрительно усмехался. А что?
Ромка замялся, как будто не мог набраться смелости и сказать то, что было у него на уме. Но потом решительно посмотрел Миле в лицо и спросил:
— А ты уверена, что это были видения?
Мила с обидой посмотрела на Ромку и холодно ответила:
— Уверена. Та старуха, которая уже дважды встречала меня на безлюдных улицах, не была видением, а Многолик в зеркале — был. А если у тебя появилась привычка не верить мне на слово, то я начинаю сомневаться: стоит ли мне впредь рассказывать тебе о том, что со мной происходит.
С этими словами она резко дернула рычаг вниз и буквально влетела в Львиный зев. Не оглядываясь, она поспешно миновала прихожую и чуть ли не бегом рванула вверх по лестнице — в башню девочек.
* * *Мила помирилась с Ромкой уже на следующий день, однако не надолго. Весь следующий месяц их отношения напоминали качели: стоило им заговорить на тему видений Милы, являвшейся ей старухи или Многолика, как после очередной пикировки следовала очередная ссора. Вскоре согласие между ними возобновлялось, но назавтра все начиналось сначала. Мила всегда шла мириться первой, хотя ей казалось, что ссоры всегда провоцировал Ромка: у него появилась какая-то нездоровая страсть перечить ей по любому поводу, чего раньше она за ним не замечала.
В декабре сильно похолодало. Первый снег пошел вечером первого декабря, а наутро, выйдя из своих домов, троллинбургцы увидели, что улицы города занесло снегом по щиколотку.
Погода словно бы отражала настроения, витающие в городе. Холод, снег и свинцовое небо окружали троллинбургцев снаружи, тогда как их страхи снедали их изнутри. Казалось, что на Троллинбург легла печать уныния.
Жители все чаще замечали друг за другом самые разнообразные приступы страха. Не миновала чаша сия ни Думгрот, ни Львиный зев.
Учителя оказались так же уязвимы перед кристаллом Фобоса, как и ученики. К примеру, профессор Лирохвост, как выяснилось, отчаянно боялся пауков и вообще любых насекомых. На один из уроков музыкальных инструментов студенты Белого рога принесли ему большую коробку каракуртов, которые должны были станцевать гопак под действием волшебной сопилки — очередного изобретения профессора Лирохвоста. Но случилось так, что каракуртам удалось выбраться из коробки, они разбежались по полу, и гопак танцевал сам профессор Лирохвост. Впрочем, смешно это было только поначалу. Когда учитель забрался на клавесин и заплакал, как ребенок, смех моментально смолк. Даже Ромка, который в открытую недолюбливал профессора музыкальных инструментов, в этот раз выглядел хмурым и с яростью заявил после урока, что не существует ничего более отвратительного, чем кристалл Фобоса, потому что учителя не должны плакать, как дети. Просто не должны — и точка.
Что касается самого Ромки, то ни Мила, ни Белка не замечали за ним никаких фобий. Наверное, Ромка просто-напросто вообще ничего не боялся, поэтому действие кристалла никак не могло себя проявить. Правда, Ромка против обыкновения часто бывал мрачным и хмурым, но Мила списывала это на воздействие той атмосферы, которая царила как на улицах Троллинбурга, так и в коридорах Думгрота.
Хуже было с Белкой. Она днями просиживала в библиотеке Думгрота, а в выходные почти не выходила из читального зала Львиного зева. Когда Мила с Ромкой пытались к ней подойти и предложить прогуляться вместе с ними в город, Белка, в лучшем случае, принималась бормотать извинения с нотками панической одержимости в голосе и продолжала зубрить наизусть целые параграфы из книг, а в худшем — просто их обоих не замечала. Словом, которое она повторяла в эти дни чаще всего, было «экзамены». Произносила она его каждый раз так, словно «экзамены» и «конец света» стали для нее синонимами.
Еще одним человеком, на чьи страдания Миле приходилось взирать с удручающей регулярностью, был Тимур. Друг Берти очень боялся зубной боли. Стоило кому-то в его присутствии произнести слово «зуб», неважно в каком контексте, как лицо Тимура принимало неприятный зеленый оттенок, он вскакивал и убегал, словно его сдувало ветром. Берти в такие моменты хватался за голову, тяжело вздыхал и устало плелся за приятелем.
У самого Берти страх был довольно забавным и почти не причинял ему неприятностей. Ему все время казалось, что еды вокруг стало катастрофически мало. Ел он как обычно, но при этом хмуро жаловался, что порции маленькие и кто-то на них все-таки экономит.
Были люди, чьи страхи не проявляли себя так сильно, как в случае с Тимуром, Белкой или профессором Лирохвостом. А у некоторых вообще никаких страхов не обнаруживалось. Однажды Фреди на вопрос Милы, нет ли у него каких-либо страхов, ответил, что страхи у него, разумеется, есть, но он слишком привык держать свои эмоции при себе и даже теперь, когда в городе кристалл Фобоса, не намерен отступать от этого правила. Мила подумала, что то же самое она могла бы сказать и о себе. Один лишь Ромка, да и то частично, знал о том, что ее самый главный страх — Многолик. Остальным же, наверное, казалось, что она входит в число тех счастливчиков, на которых кристалл Фобоса никак не действует.
Все студенты Думгрота регулярно принимали зелье «Укрощение страха». Многим оно помогало, притупляя их страхи, делая их менее навязчивыми. Но были и такие, на которых зелье не оказывало почти никакого положительного воздействия: либо потому, что они были слишком чувствительны к действию кристалла Фобоса, либо потому, что их страхи были и без него чересчур сильны. Почти все, кому не удавалось укротить свои страхи, уезжали во Внешний мир. Но для большинства Троллинбург был их домом и они не могли его покинуть.
Что касается поисков кристалла и мага, который с его помощью держал весь город в тисках страха, то никаких новостей по этому поводу не было.
«Троллинбургская чернильница» еженедельно печатала статьи с сенсационными разоблачениями, которые не стоили и медного тролля, поскольку на поверку каждое из них оказывалось лишь газетной уткой. А «Клубок Чародея» печатал объемные и пространные публикации, в которых подробно рассказывалась насчитывающая не одно столетие история кристалла Фобоса, но не было никаких сведений о его возможном местонахождении. И все чаще со страниц газет звучал вопрос: «Будет ли кристалл Фобоса найден раньше, чем Троллинбург окончательно утонет в эпидемии страха?»
Глава 11
Новогодние каникулы
Незадолго до новогодних каникул Ромка написал письмо родителям. Возможность писать письма во Внешний мир своим матери и отцу у Ромки появилась сравнительно недавно — летом они наконец обзавелись почтовым ящиком, который с помощью Прозора и Акулины подключили к всемирной сети магических сообщений. В предновогоднем письме Ромка просил разрешения у родителей остаться на Новый год в Троллинбурге. Ему отчаянно не хотелось в праздник вновь разносить подносы или помогать отцу на кухне их семейного ресторана, расположенного на Ялтинской трассе.
