Пол Стюарт - Воздушные пираты
— Так, давайте выбираться, — прошептал он. — А когда мы будем уходить, громко подумайте о том, как грустно, что нам пришлось оставить здесь нашего бедного Каулквейпа на произвол судьбы.
— Не уходите. Не туда, — жалобно пел какой-то летающий вэйф. — Оставьте мальчишку или пожалеете!
Прутик брёл в темноте и делал так, как сказал ему Лесорыб, удерживая мысли на этой ужасной трагедии, на том, что им пришлось оставить их юного друга. Гуум и Лесорыб делали то же самое. Не успели они пройти и сотни шагов, как летающие вэйфы начали отставать.
— Работает, — раздался у них в головах голос Лесорыба. — Продолжайте…
«Так жаль оставлять тебя здесь, — думал Прутик. — Но мы скоро вернёмся, Каулквейп. Я даю тебе слово!»
Теперь у них за спиной летающие вэйфы всё яростнее нападали на кучу грязи. Всё звучало правильно. Правильно пахло. Но юноши там не было. И когда вэйфы поняли, что их обманули, вопль бешенства эхом прокатился по лесу.
Лесорыб повернулся и вытер пот со лба.
— Мы их надули, — заметил он. Водный вэйф снова нагнулся и прислушался, приложив уши к земле. — Я слышу воду. Мы близко.
— Близко к чему? — спросил замученный Прутик.
Лесорыб взмахнул рукой, указывая вперёд:
— К Тёмному Сердцу Дремучих Лесов.
А на верху башни Лофтус, в Санктафраксе, Профессор Темноты уже почти отчаялся. Игла барометра поднималась и падала, как, казалось, ей самой было угодно. Измеритель скорости ветра сломался, так же как и динамометр, и анемометр, а тонкий материал из крыльев древесных мотыльков на чувствометре висел лохмотьями. Все его драгоценные приборы разбились на мелкие кусочки. А если он не может собрать необходимые данные, то как ему объяснить академикам и подмастерьям, которые полагаются на него, Верховного Академика, что же послужило причиной столь неожиданных перемен в погоде?
Профессор Темноты подошёл к разбитому окну и, прикрыв глаза от иссушающих порывов ветра, взглянул вниз, на любимый воздушный город. Каждое здание носило на себе следы разрушающих бурь. Статуи опрокинулись. Башни развалились. Вся земля была усыпана обломками. На крышах виднелись дыры там, где шифер был содран страшными вихревыми потоками воздуха, налетевшими прошлой ночью с разверстого неба. Неудивительно, что в пыльных коридорах жители шептались об эвакуации воздушного города. Оставаться на этой огромной летучей скале, до такой степени открытой всем штормам, с каждым днём казалось всё глупее. И тем не менее для Профессора Темноты покинуть Санктафракс было делом немыслимым. Город оставался его убежищем, его домом — его жизнью. Кроме того, профессору надо было думать и о воздушных пиратах. Тарп, душегубец из Дремучих Лесов, и Тугодум, гоблин, были твёрдо намерены остаться здесь до тех пор, пока не вернётся Прутик, даже если пронырливый Ро-ван Хит и не кажется столь убеждённым…
— Да защитит тебя небо, — грустно пробормотал Профессор Темноты. — Ну когда же всё это закончится?
Ведомый звуком текущей воды, Лесорыб брёл по тёмному лесу, а остальные следовали за ним по пятам. Каулквейп пошевелился у Гуума на руках.
— Простите, — простонал он. — Я не хотел… Они сказали, Кобольд Мудрый… Они сказали…
— Всё в порядке, Каулквейп, — ответил Прутик. — Теперь ты в безопасности. Как думаешь, ты сможешь идти?
— Пожалуй, да, — сказал Каулквейп, и Гуум осторожно поставил его на землю. — Это всё я виноват, Прутик…
— Тише! — приказал Лесорыб. Его похожие на крылья уши затрепетали. — Я чувствую страшную опасность. Мы ещё не вышли из страны вэйфов.
Они побрели неверными шагами по краю ручья, держа за плечо каждого идущего впереди, Лесорыб указывал им путь. Лес был тёмным, и так как их накидки с капюшонами скрывали исходивший от них свет, то воздушные пираты казались невидимыми. Каулквейп шёл позади всех, дрожа от холода, ослабленный пережитым нападением. Хотя ему не надо было скрывать никакого свечения, он кутался в оставленную вэйфами накидку.
Настала глубокая тишина, столь же непроницаемая, как и темнота. А затем Прутик увидел, как прямо над головой, в кронах деревьев, заблестели глаза вэйфов. Он судорожно глотнул воздух. Как пережить ещё одно нападение?
— Сюда! — внезапно закричал Лесорыб, его крыльеобразные ушки задрожали. — Идите на звук воды. И не слушайте вэйфов!
Спотыкаясь и падая, четверо путешественников бежали по неровной лесной троне, а глаза на деревьях мелькали всё ближе, и устрашающий шёпот вновь вторгался в их мысли:
— Вам не убежать! Вам никогда не уйти!
— Останьтесь! Останьтесь здесь с нами…
— Прутик, — простонал Каулквейп, — я не могу…
— Ты должен, Каулквейп! — задыхаясь, приказал Прутик. — Ещё немного… Я уже слышу шум воды.
— Нет! — раздался взволнованный крик, и водный вэйф исчез из виду.
— Лесорыб! — отчаянно закричал Прутик.
Через миг они с Каулквейпом стояли на краю тёмной болотистой пустоши. Внезапно земля под ними будто провалилась и открылся крутой склон, усыпанный булыжниками. И там друзья увидели Лесорыба, его слабо светящаяся фигура, кувыркаясь, летела вниз по каменистой осыпи. Каулквейп застонал от ужаса. За их спиной шёпот всё усиливался и наконец стал похож на громовые раскаты. Воздух дрожал от хлопанья крыльев.
— У-ух? — вопросительно проворчал Гуум. Похожий на звон колокола звук текущей воды эхом отозвался в сумеречной пропасти. Каулквейп колебался.
— Но ведь это же неправильно! — крикнул он Прутику. — Это не может быть Риверрайз.
— Мы должны идти вперёд! — ответил Прутик. — Мы должны идти за Лесорыбом!
Не успел Каулквейп опомниться, как был схвачен за руку, и Прутик потащил его к зловещему склону. Он вырвался, поскользнулся на осыпающемся гравии и полетел вниз. Вокруг в воздухе эхом отдавался отчаянный вой упрямых вэйфов. Но даже они не рискнули броситься в скалистую пропасть.
— А-а-ай! — завопил от боли и ужаса Каулквейп.
Он подвернул лодыжку, упал на землю и продолжал лететь вниз по длинному крутому склону. Вниз, вниз, вместе с оползающей массой булыжников и каменных обломков. Его лицо и руки были побиты и изрезаны. Удар, ещё один — головой об землю… Потом ничего.
— Вода, Каулквейп, — раздался чей-то голос. — Иди к воде и пей.
Каулквейп поднял голову. Над ним, рядом с глубоким прудом у основания мощного водопада, стоял высокий человек в короне, в вышитых одеждах и с длинной бородой, заплетённой в косы. Казалось, его тёплые грустные глаза видели Каулквейпа насквозь и заглядывали ему прямо в душу. У бедняги болело всё тело, в висках пульсировало, и острая боль пронзала ногу всякий раз, когда он пытался сдвинуться с места.
— Вы, — тихо прошептал он.
— Да, — ответил Кобольд Мудрый. — Это я, Каулквейп. — Он опустил палец в пруд и провёл им по губам Каулквейпа. — Вода, Каулквейп, — сказал он. — Ты должен попить воды. Это восстановит твои силы. Это вода Риверрайза. — Он улыбнулся. — У тебя впереди ещё столько всего, малыш Каулквейп, — улыбнулся он, затем повернулся и отступил за водопад. — Но сначала выпей воды…
Внезапно сон закончился. Каулквейп пошевелился. И боль вернулась. Казалось, будто каждая косточка в его теле расщепилась пополам. Ногти изломались и потрескались.
Кровь струилась по лицу из глубокой ссадины на лбу.
Потом парнишка услышал плеск воды и открыл глаза. Рядом действительно был пруд. Он был меньше и темнее, чем тот, пригрезившийся во сне, а вместо мощного водопада вниз стекала тоненькая струйка воды. «Попей воды». Слова Кобольда Мудрого звучали в голове Каулквейпа. Он огляделся. Остальные путешественники лежали рядом. Внезапно он заметил, что их неподвижные тела больше не светятся. «… Попей воды».
Морщась от невыносимой боли, Каулквейп перевернулся на живот. Медленно, с трудом, ползком он потащился по земле дюйм за дюймом, помогая себе здоровой рукой.
«… Попей воды».
Добравшись наконец до края пруда, Каулквейп наклонился и взглянул на своё отражение в покрытом рябью зеркале: порез, ухо разорвано, кровь… Он протянул руку и зачерпнул воды. Она была холодной и бархатистой. С трудом поднёс воду ко рту и выпил маленькими глоточками.
Мерцающая теплота вдруг побежала у него по жилам. Он выпил ещё. Ужасные изнуряющие боли прекратились, и раны перестали кровоточить. Когда Каулквейп напился, он смыл кровь и вновь начал рассматривать своё отражение. На всём его теле не осталось ни царапины.
— Вода Риверрайза! — воскликнул он потрясенно.
Раз, и два, и три, юноша зачерпывал воду и нёс её, прохладную и живительную, своим друзьям. Каулквейп выливал её тоненькой струйкой кому в рот, кому на раны и с нескрываемой радостью смотрел, как дрожали их веки, и знакомый мягкий свет вновь начинал исходить от их оживающих тел.
