Виталий Пищенко - НЛО из Грачёвки (Сборник)
— Где капитан? — спросил он у Винценто. Увидев открытую дверь капитанской каюты, он замедлил шаги, быстро оглянулся, видимо, опасаясь, не попал ли в ловушку. Но, кроме Клима и Винценто, никого больше на палубе не было, а Клим в его сторону даже и не глядел.
В каюте капитана сеньор Оливарес пробыл недолго. Вышел, держа шапочку в руках, перекрестился на ходу.
— Когда?
Винценто ответил.
Сеньор Оливарес нахлобучил шапочку. Заложил руки за пояс, не спеша, по-хозяйски, оглядел бессильно свисающие паруса.
— Если к утру не поднимется ветер, капитана будем хоронить здесь.
Это звучало как приказ. Винценто было выпрямился по привычке, однако не ответил, как подобает: «есть!»
— Пошлите шлюпку с боцманом на «Аркебузу», — продолжал Оливарес. — На «Санте» маловато матросов. Пусть боцман отберет десяток и привезет сюда. Я остаюсь здесь.
Не услыхав и сейчас привычного ответа, Оливарес нахмурился. То, что его распоряжения могут быть не выполнены, видимо, даже не приходило ему в голову. Он строго посмотрел на Винценто, и тому заметно стало не по себе. Клим понял, что пора вмешаться в разговор.
— Сеньор Оливарес, — сказал он внятно, стараясь точно подбирать испанские слова. — По последнему распоряжению капитана Кихоса, которое он сообщил нам, мне и Винценто, вы поведете «Аркебузу» в Порт-Ройял. Кроме вас, это некому сделать. На «Санте» за капитана остается сеньор Винценто, он пока не освоился со своим назначением, и это помешало ему все как следует объяснить.
— А вы? — повысил голос Оливарес. — Кто вы такой, чтобы говорить от имени капитана Кихоса?
— К сожалению, капитан Кихос, по причине болезни, не смог записать свое последнее распоряжение в судовой журнал, он успел только высказать его в моем присутствии.
— Почему я должен вам верить?
— А я и не прошу вас верить. И я, и сеньор Винценто просим вас выполнить последнюю волю капитана и вернуться на «Аркебузу».
Ястребиные глаза сеньора Оливареса чуть прищурились.
Некоторое время он пристально разглядывал Клима и Винценто, соображая, как поступить. В дерзости отказать ему было нельзя, согласиться на трусливое отступление он не захотел. Тонкие губы его сжались в жесткую черточку, он сделал два быстрых шага назад, положил руку на пистолет… и тут почувствовал, как в его спину между лопаток уперлось что-то твердое и острое.
Оливарес послушно убрал руку с пистолета. Он даже не стал оборачиваться, догадался и так. Конечно, это была Ника. Заметив, что переговоры у мужчин готовы зайти в тупик и становятся явно опасными, она вышла из каюты и приняла в них участие.
— Сеньор Оливарес, — продолжал Клим самым благодушным тоном, как будто ничего и не произошло, — капитан очень сожалел, что не мог с вами проститься. Он просил передать вам его благословение… и это еще не все. Одну минуту…
Он зашел в каюту капитана и вернулся с сундучком.
— Здесь — тысяча песо. Капитан передает их вам и вашей команде как долю приза за «Аркебузу».
Клим придумал все это в последний момент, и в его словах, пожалуй, было маловато логики и много импровизации, поэтому Винценто удивленно уставился на сундучок. Даже сеньор Оливарес несколько растерялся и уже не знал, как себя сейчас вести. Но и деньги — как верно решил Клим — часто действуют вне логики, а тысяча песо, это — тысяча песо! После минутного замешательства сеньор Оливарес сдержанно кивнул.
Сундучок спустили в лодку. Резким движением Оливарес оттолкнулся от борта, но, прежде чем сесть, некоторое время пристально разглядывал снизу лицо Клима, пытаясь догадаться о причинах столь странного, по его мнению, поведения этого неожиданно появившегося самозванца.
Ника забеспокоилась, толкнула Клима в бок.
— Отошел бы от борта. Как бы он не пальнул. Обид этот сын гранда не прощает, как я догадываюсь.
— Не прощает, — согласился Клим. — Но сейчас он задумал другое.
— Что еще?
— А вот мы увидим.
Так и не сказав на прощание ни слова, Оливарес сел на скамейку. Шлюпка ходко пошла к «Аркебузе».
— Сеньор Винценто, — сказал Клим. — У нас в порядке носовые пушки?
— Конечно, а как иначе, и пороха, и ядер хватит на целое сражение. А зачем вам?
— Пока еще не знаю. Спросил так, на всякий случай.
— Но вот канониров у меня нет. Все перешли на «Аркебузу».
— Ничего. Канонира, если нужно, я найду.
И Клим направился в кладовую к Дубку. Ника перехватила его на ходу.
— Скажи, пожалуйста, что за инсценировку ты устроил с сундучком капитана Кихоса? Или он тебе что-то такое говорил, и ты мне не успел перевести?
— Конечно, не говорил, — ухмыльнулся Клим.
— Тогда зачем?
— А ты не догадываешься?
Ника молча какое-то время разглядывала Клима.
— Ясненько! — наконец сказала она. — Для гарантии. «Аркебуза» должна приплыть в Порт-Ройял, этот сундучок отыщут там археологи триста лет спустя. А часы прибудут вместе с нами. Что ж, вряд ли ты сам мог до такого хитрого хода додуматься. Не иначе предки подсказали. Что ни говори, а церковь, как известно, интригами и хитростью бедна не была.
— Да, по этой части мои предки соображали.
— А для чего тебе канонир?
— Пока не скажу. Если все верно, что я про Оливареса подумал, то скоро сама увидишь.
Дубок браво и с готовностью вскочил Климу навстречу. Поднялись и его товарищи, понимая, что обязаны свободой этому странному русскому. Только Оливайо остался сидеть в своем углу, непримиримо и зло посверкивая на них черными, горящими ненавистью глазами.
«Молодец! — невольно подумал Клим. — Дать бы ему оружие да его негров освободить, нарубил бы он из нас капусты. Даже жаль оставлять такого мощного вождя на погибель в Порт-Ройяле…»
Клим заметил невольно, что он и здесь, в этом иллюзорном мире, пытается рассуждать, и действовать, и заглядывать вперед, как будто все существует на самом деле и все, в чем он принимает участие, будет продолжаться и без него. И в то же время полной уверенности, что все это исчезнет, как только выключится генератор, у него также не было…
— У меня к тебе дело, Дубок!
— Слушаюсь, господин… вот не знаю, как по батюшке.
— Господина ты оставь… Не в этом дело. Забирай свое войско. Только Оливайо не трогай. Он вам не помощник.
— Вождь!
— Вот именно. Может быть, найдем ему другое занятие. А вы спускайтесь на батарейную палубу и зарядите парочку пушек.
— Воевать будем?
— Воевать — не воевать, а выстрелить пару раз придется.
— Так меня допустят к пушкам-то?
— Допустят, ступай.
Выйдя на палубу, Клим пригляделся к «Аркебузе», которая по-прежнему мирно покачивалась в километре от них, и не заметил на ней особого оживления.
«Еще не решился Оливарес! Но решится, обязательно. Не из тех, кто так вот запросто согласится отдать капитанский мостик на „Санте“. А путь у него один…»
Клим взглянул на бессильные паруса.
Ничего! Ветра нет, а на веслах ему до нас плыть да плыть!
— Клим! — позвала его из каюты Ника — Иди сюда, Клим!
6
Открыв дверь каюты, Клим так и остановился на пороге.
— Что такое?
Чуть постукивая по полу концом шпаги, Ника сидела на кровати, а против нее, прижавшись спиной к переборке, сидел на полу молоденький матросик. Глубоко посаженные мышиные глазки его со страхом следили за клинком шпаги, острие которой почти касалось его колен. С ладони правой руки скатывались на пол редкие капельки крови.
«Шпагу пытался поймать, дурачок!» — догадался Клим.
— Я вошла, а он уже в каюте. Что-то ищет. Объяснял — я не поняла. Убежать хотел — я не пустила.
Клим присел на пороге. Если матрос еще надеялся удрать от девчонки со шпагой, то теперь ловушка захлопнулась, массивная фигура Клима отрезала единственный путь к бегству. В окошко выскочить он бы тоже не успел. По-английски он не говорил.
— Сеньор. Я пришел убирать каюту, я всегда убирал каюты, я не хотел ничего брать…
— Pescestamento! — сказал Клим и добавил уже по-русски, специально для Ники: — Я сейчас его буду спрашивать, а ты, если будет нужно, его попугай. Не иначе, это осведомитель Оливареса. — И он опять обратился к матросу:
— Habla! Говори!
— Сеньор, я ничего…
— Не признается! — Клим сказал это по-испански, как бы для Ники, она, разумеется, ничего не поняла, но матрос этого не знал. — Придется его убрать! — жестко заключил Клим.
Он кивнул Нике, и ее шпага, коснувшись щеки матроса, вонзилась в переборку. Он даже не закричал, а заверещал по-заячьи, в страхе глядя на кончик шпаги, который уже покачивался возле самых его глаз. Отмахнуться рукой он уже не решался.
— Я скажу!.. Я все скажу…
— Говори. Только, чтобы без вранья.
