Юлия Вознесенская - Юлианна, или Опасные игры
— Господин Финегас, а господин Финегас! Постойте, вы ведь не рассказали мне самого главного!
— Не хочешь ли ты, малышка, заставить меня рассказать тебе всю сагу про Финна и его фианов?
— Вообще-то, конечно, хочу и даже очень, но сначала мне хотелось бы узнать, как именно Финн варил для вас рыбу? Вы случайно не помните тот рецепт?
— Отлично помню. Сначала надо найти родниковую воду и набрать большой котелок и малый. В большом лосось моется, а в малом варится. Варить надо на сильном ровном огне от осиновых дров, помешивая варево березовой веточкой.
— Обязательно березовой?
— Черемуховая вяжет, а осиновая горчит.
— А рябиновой веточкой нельзя? Она такая красивая!
— Еще бы! Рябина — древо колдунов. Но мешать рыбное варево рябиной нельзя, она тоже горьковата. Только березовой!
— Неужели и дубовая не годится? Нам говорили на уроке истории магии, что дуб — дерево друидов.
— Да, воистину дуб — древо друидов. Но мешать рыбную похлебку надо березовой веткой, от дубовой рыбья кожа задубенеет!
В голосе Финегаса послышалось раздражение, и Аннушка решила сменить пластинку.
— А травки вы какие-нибудь клали?
— Когда варево закипит и начнет мутнеть, в него надо бросить зелень петрушки, укропа и корешок морковника.
— А когда класть соль?
— Перед тем как снять с огня.
— А перец и лавровый лист?
— Мышка, что ты говоришь? Это же древний друидический рецепт!
— Да, верно, тогда еще не было перца и лаврового листа.
— Они были, но на другом краю земли. В Эрин их не знали до семнадцатого века.
— А когда вы с королем Финном варили Лосося познания, это какой был век?
— Какой век? Третий, кажется. Да, точно, третий. — Финегас прикрыл глаза и весь ушел в воспоминания. Аннушка не дышала, боясь спугнуть его дрему. — Да, но что-то она там долго ходит, а? — снова встрепенулся Финегас, но Аннушка тотчас его перебила:
— Господин Финегас, а хотите, я вам скажу рецепт рыбного супа из русской народной кухни?
— Русской кухни?! Горю нетерпением.
— Может, вы сразу запишете? Рецепт очень редкий!
Финегас поднялся, подошел к небольшому шкафчику и стал рыться в нем, шурша бумагами.
— Где-то тут у меня была моя собственная кулинарная книга, которую я собирал много веков… Вот она! — старик извлек из шкафчика небольшую, но толстую книжку, из которой торчало множество разнокалиберных и разноцветных закладок. — Так, где тут у меня рыбный раздел? Ага, вот он. Итак, я тебя слушаю, мышка.
Аннушка вздохнула, закрыла глаза и начала проникновенным голосом:
— Взять веточку кориандра, стебелек шалфея, пучок укропа, три лавровых листа, десять горошин перца, три маленькие морковки, одну большую луковицу, пять крупных картофелин, десяток ершей и столько разных рыб, сколько вам попалось на удочку…
Аннушка на ходу сочиняла свой фантастический рецепт, а старик старательно записывал, поминутно переспрашивая и уточняя. Оставалось надеяться, что ее уже не будет в Келпи, когда он попробует сварить уху по этому рецепту.
— Уф, все! Суп готов! По-русски он называется «уха». Вот если бы можно было пойти половить рыбки в нашем озере, я бы вас угостила настоящей русской ухой.
— Погоди, мышка, я что-то не пойму. Сначала ты сказала, что блюдо по-русски называется «уха», а теперь говоришь «ухой». Это что, уже другой рецепт? — и Финегас приготовился снова записывать.
Аннушка поняла, что еще одного рецепта ухи ей не одолеть.
— Нет, нет, это просто другой падеж!
— А сколько падежей в вашем языке?
— Много, — сказала Аннушка: от волнения она вдруг забыла, пять их или шесть.
— Неужели больше десяти? — заинтересовался Финегас. Так он сам невольно подсказал ей, как можно еще потянуть время.
— Значительно больше. У нас их почти столько же, сколько спряжений во французском языке.
— Не может быть!
— Хотите, я их вам перечислю?
— Сделай милость! Только погоди, я уберу кулинарную книгу и достану мой труд по сравнительной лингвистике.
Сначала Аннушка назвала настоящие падежи и вопросы к ним, а потом пошла их выдумывать: — Удивительный — неужели? Сомнительный — в самом деле? Путеводительный — куда? Встречательный — откуда? Ругательный — кто ты есть? Обижательный — а сам-то кто? Покупательный — почем? Продавательный — сколько вам? Допросительный — зачем?
А Финегас загибал пальцы, прикрывая глаза от наслаждения и бормоча:
— Какой язык! Какая лексика! Какое богатство! Какая фантазия! «Сюда бы сестрицу мою, у нее бы фантазии на сто падежей хватило!» — подумала Аннушка, с отчаянием сознавая, что «падежи» у нее в голове вот-вот кончатся.
— Можно мне попить чего-нибудь? — попросила она, чувствуя, что в горле у нее пересохло.
— Конечно, можно! И не чего-нибудь, а яблочно-рябинового сока моего собственного приготовления.
Финегас ушел в комнату позади конторки и вскоре вернулся со стаканом и немного запыленной темной бутылкой. Сок оказался очень вкусным, хотя пила его Аннушка не без страха — а ну как опять какой-нибудь колдовской напиток вроде того, каким всех поит леди Бадб?
— Я очень рад, что познакомился с тобой, мышка, — сказал Финегас, — ты настоящая находка для такого филолога-любителя, как я.
— Да, во мне тоже много филологического, — заметила Аннушка, сама себе удивляясь: ее несло сегодня прямо как Юльку! Никогда еще она не чувствовала так сильно своего сходства с сестрой.
— Продолжим? — потирая руки, спросил Финегас, когда Аннушка поставила пустой стакан на стол.
Аннушка набрала побольше воздуха в легкие, и в это время увидала в глубине библиотеки мерцающий огонек лампы.
— Ах нет, придется отложить — моя подружка идет! — воскликнула она с великим облегчением.
— Да, в самом деле она… И чего ты так спешила, принцесса? Мы с твоей подружкой только-только разговорились.
Финегас со вздохом отложил свой труд, нехотя поднялся с кресла и проводил их до дверей. Прощаясь, он пригласил Аннушку заходить в библиотеку почаще.
— Мы так содержательно с тобой побеседовали, мышка. Это был настоящий пир духа! Заходи в любое время.
— Ну как, не очень трусила? — спросила Аннушка, когда они оказались одни.
— Н-нет, н-не очень.
— А я жутко боялась. Молола, молола языком, как моя Юлька в праздничный день на Пятачке, даже устала. А вообще он, по-моему, славный, этот Финегас.
— Все они тут славные, пока не познакомишься с ними поближе, — пробурчала Ясмин.
— Ты представляешь, Жасмин, он уже в третьем веке был стариком!
— Неорганик он и есть неорганик.
— А я думаю, что Финегас просто долгожитель.
— Так долго долгожители не живут!
Дорогой Аннушка рассказала Ясмин про рецепт ухи и безумное количество русских падежей. Они пошли сначала к Ясмин, где служанки уже вовсю волновались и собирались отправляться в спасательную экспедицию по этажам и коридорам Келпи. Девочки успокоили их и попросили горячего чаю и каких-нибудь сластей для утешения — все-таки их поколачивало от пережитых страхов.
— Я всегда полагала, Юлианна, что у вас в семье твоя сестра считалась озорницей, а ты — тихоней. Это так? — спросила принцесса, когда они немного согрелись.
— Примерно так, — кивнула Аннушка.
— Нет, не получается! — сокрушенно вздохнула Ясмин и покрутила головой.
— Что не получается?
— Не получается у меня представить, что же за сорвиголова твоя сестренка, если ты рядом с ней считалась тихой и скромной девочкой!
Тут они обе принялись хохотать и хохотали до тех пор, пока не согрелись окончательно.
Потом Аннушка забрала свои книги и пошла к себе.
В Норке горел свет: то ли Дара ждала ее, то ли просто забыла его выключить. Аннушка на цыпочках прошла к столу и осторожно, сдвинув локтем ворох книг и одежды, освободила место для принесенных книг.
— Ты где это пропадала полночи? — спросила сонным голосом Дара, свешиваясь с кровати.
— В библиотеке.
— Врешь, — сердито буркнула в ответ Дара, — наверняка со своей принцессой рахат-лукумом объедалась и шербетом запивала. Гаси свет, не мешай спать! — Она отвернулась к стенке и сердито засопела.
Аннушка вздохнула и ничего не стала объяснять. Потом она погасила свет, стащила со своей постели одеяло, укуталась в него и уселась перед горящим камином: ей хотелось немедленно заглянуть в книгу о Большом Плане. Читать с самого начала она не стала, оставив это на потом, а раскрыла книгу наугад и прочла: «Большой План в период Инквизиции, извлечение из „Молота ведьм“. „Ага, вот, значит, когда уже существовал этот БП“, — подумала она и начала читать.
«Представим читателю некоторые вполне достоверные свидетельства из печально знаменитого „Молота ведьм“. В 1659 году в немецком городе Бамберге были сожжены 22 девочки от 7 до 10 лет. Колдовство до такой степени распространилось по всей Баварии, что дети на улице и в школах учили друг друга колдовать.
