Филип Пулман - Чудесный нож
Шаман жил на расстоянии десяти длинных полетов стрелы от поселения, на опушке, среди лиственниц. Старейшина остановился возле его хижины — деревянного каркаса, обтянутого шкурами. Это странное жильё было украшено клыками кабанов и рогами оленей и лосей, но это были не просто охотничьи трофеи, поскольку они висели вместе с сухими цветами и тщательно перевитыми побегами сосны, словно предназначались для какого-то ритуала.
— Ты должен говорить с ним почтительно, — тихо произнес старейшина. — Он — шаман.
И его сердце болит.
Неожиданно Ли почувствовал, как по его спине пробежали мурашки, a Хестер дёрнулась в его руках, потому что оказалось, что всё это время за ними кто-то наблюдал. Из-за засушенных цветов и сосновых побегов на них глядел ярко-жёлтый глаз. Это была деймон, и на глазах у Ли, она повернула голову и осторожно потянула своим мощным клювом за сосновый побег, отодвигая его, словно занавес.
Старейшина что-то выкрикнул на своём языке, обращаясь к кому-то по имени, которое им назвал старый охотник за тюленями: Джепари. Спустя мгновение дверь отворилась.
На пороге стоял худой человек в одеждах из кожи и меха. У него были горящие глаза и выступающий упрямый подбородок, его чёрные волосы были тронуты сединой.
Деймон-скопа сидела у него на руке, сурово глядя на пришельцев.
Старейшина трижды поклонился и ушёл, оставив Ли наедине со вновь обретённым шаманом-академиком.
— Доктор Грамман, — сказал он. — Меня зовут Ли Скорсби. Я по профессии аэронавт, родом из страны Техас. Если вы позволите мне присесть и поговорить, я расскажу вам, что привело меня сюда. Я ведь прав, вы — доктор Станислав Грамман из Берлинской Академии?
— Да, — ответил шаман. — А вы, значит, из Техаса… Ветра унесли вас далеко от родных краев, мистер Скорсби.
— Да, сэр. Вообще в последнее время в мире веют очень странные ветра.
— Несомненно. Ну что же, сейчас тепло… В хижине есть скамья. Если вы поможете мне её вынести, мы посидим снаружи, при ясном солнце, и побеседуем. У меня есть немного кофе, надеюсь, что вы согласитесь разделить его со мной.
— С удовольствием, сэр. — сказал Ли, и сам вынес наружу деревянную скамью, Грамман тем временем подошел к очагу и разлил обжигающий напиток по жестяным кружкам. Директор Обсерватории был прав, подумал Ли. У Граммана не было немецкого акцента. Он говорил, как уроженец Англии.
Когда все уселись (Хестер — рядом с Ли, бесстрастно прикрыв глаза, а большой морской сокол — глядя на солнце, рядом с Грамманом), Ли приступил к рассказу. Он начал со своей встречи в Троллезунде с Джоном Фаа, королем бродяжников. Ли рассказал о том, как они наняли медведя Йорека Барнисона, о путешествии в Болвангар, о том, как были спасены Лира и другие дети; а потом он поведал о том, что узнал от Серафины Пеккала и Лиры во время полета к Свальбарду.
— Видите ли, Доктор Грамман… Из рассказа девочки о том, как лорд Азраэль деймонстрировал Мудрецам замороженную отрубленную голову, я понял, что они были так напуганы, что даже не рассмотрели её.
— Поэтому я и заподозрил, что вы можете быть до сих пор живы. И ведь ясно, сэр, что вы обладаете особенно глубокими знаниями по этому вопросу. По всему арктическому побережью ходят слухи о вас: о том, как вам просверлили голову, о ваших широких научных интересах, включающих и раскопки на дне океана, и наблюдения за полярным сиянием, и о вашем неожиданном, словно ниоткуда, появлении десять-двенадцать лет назад. Всё это крайне интересно. Но меня сюда привело не просто любопытство, доктор Грамман. Я обеспокоен судьбой ребенка. Я думаю, что у неё очень важная миссия, и ведьмы со мной согласны. Если вам что-то об этом известно, о девочке или о том, что ей предназначено, пожалуйста, расскажите мне. Как я уже сказал, почему-то я убеждён, что вам это известно, и поэтому я здесь.
— И ещё. Если я не ошибаюсь, сэр, старейшина поселения сказал, будто бы я прибыл, чтобы забрать вас в другой мир. Он действительно так сказал, или я ослышался? И последний вопрос для вас, сэр: что это за имя, которым он вас назвал? Магический титул? Племенное имя?
Губы Граммана тронула улыбка, и он ответил:
— Имя, названное им — это мое настоящее имя, Джон Парри. Да, действительно, вы пришли, чтобы забрать меня в другой мир. Что же касается того, что привело вас сюда, я думаю, вы узнаете вот этот предмет…
И он разомкнул ладонь. На ладоне лежал…. Ли не мог поверить своим глазам, не мог уразуметь… Он увидел серебряный перстень с бирюзой, работы индейцев Навахо; он ясно его видел, и узнал: это было кольцо его матери. Ли помнил его тяжесть и гладкость камня, и то, что металл прилегал к камню чуть теснее у одного из углов, где была щербинка; и он помнил, что выщербленный уголок со временем сгладился, потому что его пальцы так часто трогали этот камень когда он был ребенком, много лет назад, в шалфейных лугах родного края.
Ли не помнил, как вскочил на ноги. Хестер тоже приподнялась, дрожа от возбуждения, её уши стояли торчком. Скопа встала между Ли и Грамманом, чтобы защитить своего человека. Но Ли не собирался нападать на шамана. Он чувствовал, что его застали врасплох, словно он снова был ребенком. Голосом, дрожащим от волнения он спросил:
— Откуда это у вас?
— Возьмите его, — сказал Грамман, или Парри, — оно сослужило свою службу. Оно призвало вас. Теперь это кольцо мне не нужно.
— Но… как… — начал было Ли, взяв дорогую сердцу вещь из ладони Граммана — я не понимаю, как вы смогли… вы же… откуда оно у вас?
— Я — шаман. Мне подвластны многие вещи, недоступные вашему пониманию. Сядьте же, мистер Скорсби. Успокойтесь. Я расскажу вам о том, что вы должны знать.
Ли опустился на скамью, сжимая в руке кольцо, снова и снова трогая его.
— Что ж, — сказал он, — Сэр, я потрясен. Думаю, что мне необходимо выслушать ваши обьяснения..
— Прекрасно, — сказал Грамман. — Тогда я начну. Меня зовут, как я уже сказал, Парри, и я был рожден в другом мире. Лорд Азраэль, разумеется — не первый человек, путешествовавший между мирами, хотя он — первый, столь блистательно открывший путь. В своем мире я был солдатом, а затем — путешественником.
Двенадцать лет назад я сопровождал экспедицию в той части моего мира, которая прилегает к вашему Берингланду. У моих спутников были другие цели, но я искал то, о чём слышал в старых легендах: прореху в ткани мироздания, окно между нашей Вселенной и другой. Несколько моих товарищей пропали. Разыскивая их, я и двое других прошли через эту дыру, это окно, даже не заметив этого, и покинули наш мир. Сначала мы не осознавали, что произошло. Мы шли, пока не увидели город, и тут уже нельзя было ошибиться: мы действительно были в другом мире.
Что ж, как бы мы не старались, мы не могли снова разыскать первое окно. Мы прошли сквозь него во время снежной бури. Вы — старый арктический путешественник, вы меня поймете.
Итак, у нас не было выбора, нам пришлось остаться в том, новом мире. И вскоре мы убедились что этот мир — очень опасное место. Оказалось, что там обитает какая-то странная разновидность фантазмов или духов, беспощадных и убийственных. Вскоре мои спутники погибли, став жертвами Радужников (так назывались эти существа).
Я убедился, что мир, в который я попал — ужасен, и не мог дождаться случая, чтобы покинуть его. Дорога обратно в мой мир была навсегда закрыта. Но существовали двери в другие миры, и после недолгих поисков я нашел путь в этот.
Итак, я пришёл сюда. И в тот же миг открыл для себя чудо, мистер Скорсби, ибо миры очень различаются, и в этом новом мире я впервые увидел моего деймона. Да, пока не пришёл в ваш мир, я не знал о моей Сайан Котор. Здешние люди не могут себе представить, что есть миры, где деймоны — всего лишь беззвучные голоса в человеческом сознании. Вообразите же мое изумление, когда я узнал, что часть моего существа — прекрасная птица!
Вместе с Сайан Котор мы странствовали по северным землям. Я очень многому научился у людей Севера, таких, как мои добрые друзья из поселения неподалеку.
То, что они мне поведали об этом мире, заполнило пробелы в моих познаниях, и мне стали ясны разгадки многих тайн.
Я пришёл в Берлин под именем Граммана. Разумеется, я никому не рассказал о своем происхождении, это было моей тайной. Я представил Академии свой тезис и, согласно их обычаю, защитил его в дебатах. О многом я знал гораздо больше, чем академики, и поэтому мне не составило труда стать членом академии.
Таким образом, с моими новыми учеными степенями, я мог начать работу в этом мире.
С одной стороны, я чувствовал удовлетворение. Но в то же время я тосковал по некоторым вещам в моем мире. Мистер Скорсби, вы женаты? Нет? Ну, а я был женат, и я обожал мою жену, и моего сына, моё единственное дитя, малыша, которому не исполнилось и года, когда я исчез из своего мира. Я ужасно тосковал о них. Но можно было провести тысячи лет в поисках, и никогда не найти дороги назад. Мы были разлучены навеки.
