Владислав Крапивин - Бабушкин внук и его братья
Маргарита сказала ему, как давнему знакомому:
– У тебя на майке на плече дырка. Ну-ка, снимай. Настя, принеси нитки…
До обеда мы возились в театре, наводили порядок. Освобождали помещение от всякого хлама, чтобы не загорелось вновь. Демид всех (и себя) успокаивал:
– Ничего страшного. Подремонтируем, подкрасим, к осени сможем работать снова.
Но мы видели, что ремонт потребуется немалый – левая часть сцены пострадала изрядно.
А где брать деньги для ремонта?
– Как бы все-таки отыскать этих гадов? – то и дело вздыхал Арбуз, тяжело ворочая тюки и доски.
То же самое выговаривал он и во время перерыва, когда уселись пить чай с бубликами (их купила Маргарита).
Демид обмакнул в кружку сухой бублик и неторопливо рассудил:
– Если театру судьбой был предписан пожар, не так уж важно, кто его поджег. Мы думаем, что причина в злоумышленниках, а главное-то – сам пожар. Здесь опять возникает путаница причин и следствий. Она часто случается при деформации пространственно-временного континуума. А эта деформация чаще всего совпадает с переломными историческими периодами, вроде нынешнего.
Настя вопросительно посмотрела на Маргариту: не свихнулся ли Демид от нервного потрясения?
Ивка и Арунас моргали с откровенным непониманием. Николка с чмоканьем обсасывал бублик. («Это не только бублик, но еще и атолл на какой-то планете, покрытой океаном», – подумал я). А сеньор Алессандро покивал и заметил, что Демид при желании мог бы стать мировым светилом в области философии. Но лучше бы «светило» подумало, где взять деньги на ремонт.
– И о новой пьесе пора думать, – сказала Маргарита.
Демид сделал горькое и отрешенное лицо: что, мол, возьмешь с этих людей, неспособных к серьезным рассуждениям. И затем посмотрел на меня: как бы с просьбой о понимании. И я опустил глаза – будто кивнул…
Когда мы уходили, я отозвал Демида в сторону и рассказал о своих сомнениях. О точках добра на плоскости, которая рассекает сумрачные пространства Озма. А с кем еще я мог поговорить про такое? Демид слушал серьезно. И серьезность была настоящая, со спокойным таким разумением. Потом он сказал:
– Мысли у тебя интересные. Мой друг Федя любил говорить про такое… Но почему ты думаешь, что все точки добра лежат на одной плоскости? Может быть иначе. Они на разных уровнях, но соединяются особыми линиями – связями понимания и доброго взаимодействия… И, может быть, эта конструкция создает жесткий каркас.
–Зачем?
– Он как бы распирает пространство мрака, борется с Озмом. Не дает ему сплющить, раздавить нас всех… Непонятно, да?
Если бы кто послушал со стороны, решил бы, наверно, что рассуждают два сумасшедших. Но мне было понятно. Я прикрыл глаза и увидел желтые шарики-огоньки, соединенные будто бы стеклянными спицами. Похоже на модель кристалла. И на эту хрупкую конструкцию со всех сторон давила липкая и густая, как гудрон, тьма. Прозрачные спицы дрожали и еле слышно звенели. Выдержат?
Господи, выдержат?!
– Может быть, я рассуждаю примитивно, – сказал Демид, – но мне кажется так: чем больше добрых дел, тем прочнее этот каркас. Тем больше надежды…
– Но я-то при чем? – тихо спросил я. – Как я там оказался? Там… в этом каркасе… должны быть только хорошие люди. Крепкие…
– А ты чем плох?
«А я трус. И вообще… столько всего на душе. Все вспомнишь, так не отмоешься. Столько пакостных мыслей, что никому не расскажешь. И сны всякие дурацкие… И шкурник я: о себе в тысячу раз волнуюсь больше, чем о других. Отца с матерью не пошел даже на вокзал провожать, когда уезжали в Подмосковье: помахал из окошка и помчался к Стебельковым».
Я не стал, конечно, каяться перед Демидом, только пожал плечами. И он опять все понял.
– Ты, Алька, хорош тем, что соединил многих. Смотри, ведь благодаря тебе сошлись в одну компанию такие разные люди: Гошка с Николкой, Настя, Вячик, Ивка… И Арунас вот теперь… И в театре у нас вы все оказались благодаря тебе…
– Вот уж нет! Это благодаря Николке!
– Николка – это следствие, – усмехнулся Демид. – А причина в тебе.
Это было уже совсем непонятно. И я полушутя огрызнулся:
– Причины и следствия часто перепутываются.
Демид не возразил, только растрепал мне волосы.
МАРШРУТ 123
Я напрасно думал, что ребята ничего не поняли в разговоре о причинах и следствиях. Кое в чем они разобрались.
В этом я убедился, когда мы опять отправились в Завязанную рощу, а потом на старую дорогу.
Никого там не было, Дорога принадлежала нам. Именно так я думал про нее: Дорога.
Мы пошли на эту прогулку всей компанией.
Настя сперва не хотела идти. Она собиралась к Маргарите, чтобы «обдумать сюжет новой пьесы». Они обещали синьору Алессандро сочинить сказку, а он должен был потом ее обработать. Настя даже поделилась с нами замыслом: в сказке будут два враждующих королевства и в одном принц, а в другом принцесса, которые подружились.
– Очень оригинально, – сказал Вячик. – Еще одна трагедия про несчастных Ромео и Джульетту.
– Или сказка «Рони – дочь разбойника», – вставил Арбуз.
Настя заявила, что мы ничего не соображаем. Есть на свете вечные сюжеты. Главное – как такой сюжет подать в новой пьесе.
Вячик сказал, что поскольку этот сюжет вечный, то никуда не денется, если Настя прогуляется с нами. Нечего ей отрываться от коллектива. И она неожиданно согласилась.
На Дорогу нас вывел Николка. Сказал, что мы должны ступать за ним «пятка в пятку», а не искать другие пути, раз «такие большие, а понятия нету».
Оказалось, что пробираться надо обязательно между сараем и трансформаторной будкой, через колючки. И никак иначе. Потому что только там «они забыли перекрыть проход». Ну, мы не спорили…
В роще было душно, а на Дороге – свежий и влажный запах трав, будто сейчас не полдень, а все еще раннее утро.
Мы прошагали между откосов и оказались на просторе. И было такое чувство, словно все плохое осталось позади.
– Мы ушли из… – шепотом начал Арунас и замолчал. Он шел рядом со мной.
– Из чего ушли? – так же тихо спросил я.
– Не знаю. Но ушли…
«Из Озма», – подумал я. И повторил вслух.
– Откуда? – не поняла Настя.
– Из Озверелого мира, – сказал я. И приготовился объяснять, что такое Озм.
Но никто не переспросил. Будто сразу про все поняли. А может, и правда поняли?
Мы дошли до кривого упавшего столба с доской на железном штыре. Снова попытались разобрать надпись, но не смогли – краска вся облупилась.
Арбуз присел над доской на корточки. Сосредоточенно поскреб макушку. Зашарил в просторных карманах. У него там чего только не было. Он вытащил два длинных мелка – белый и темно-розовый.
Сопя, не оглянувшись на нас, Арбуз вывел на обшарпанной поверхности три буквы: ОЗМ. Потом перечеркнул их розовой широкой полосой. И тогда разъяснил:
– Красная полоса означает: «Выезд из…» Или уход. Здесь мы уходим из Озма. Ясно?
Нам было ясно. Только Вячик сказал чуть капризно:
– Такой столб надо ставить раньше. Перед рощей.
Но Арбуз возразил, что Завязанная роща лежит еще в черте города. Там бываем не только мы. А здесь уже полностью наше пространство.
Настя встревоженно напомнила:
– Но ведь на таких указателях надпись бывает с двух сторон. При выезде она с красной полосой, а при въезде – без.
– Сделаем и с другой стороны, – деловито пообещал Арбуз.
Тогда маленький Николка сердито дернул его за воротник:
– Не надо!
– Потому что, когда мы будем идти обратно, получится, что мы возвращаемся в Озм, – сказал я.
– А разве это не так? – вдруг шепотом спросил Арунас.
– Это… может быть, и так. Но зачем лишнее напоминание?..
– Лучше придумаем другое слово. Для обратной стороны, – предложил Ивка. И глянул на меня: правильно? Я кивнул.
– А какое слово? – спросил Арбуз.
И теперь на меня смотрели все.
– Не знаю, – растерялся я. – Можно ведь не сейчас…
Арбуз покладисто спрятал мелки. И ухватился за столб.
– Надо поставить. Видите, тут и яма от него сохранилась.
Неподалеку чернело в траве круглое гнездо. Арунас нашел сухой стебель бурьяна, сунул в дыру, чтобы смерить глубину. Оттуда выскочила серая лягушка. Настя завизжала. Вячик ненатурально захохотал. Арунас не испугался.
– Хорошая глубина. Давайте втыкать.
Гошка, я и Вячик подняли столб и поставили на прежнее место. Из ямы с чавканьем вылетели брызги, ударили по ногам. Мы повернули столб так, чтобы перечеркнутый «Озм» смотрел в сторону города.
Нам казалось, будто мы сделали что-то важное. Может быть, даже слегка колдовское. Мне подумалось, что в каркасе добра появилась еще одна теплая светящаяся точка и соединилась с другой точкой хрустальной спицы.
